— Расскажите мне об этом бое, — велел Трехмечный, и один из юнцов начал:

— Острый Коготь приказал нам оставаться позади, пока он не разделается с меченосцем, и стал драться с тем, кто носит волчью шкуру. Все произошло очень быстро. Человек двигался, как криаз-нор. Потом Острый Коготь упал. Тогда Шестой напал на второго человека, и тот убил Шестого.

— А вы, значит, удрали?

— Да, командир.

Трехмечный, отступив немного назад, обнажил один из клинков и с быстротой молнии обезглавил рассказчика. Второй попытался убежать, но Трехмечный тут же догнал его и рубанул по шее.

— Свежее мясо, — сказал он, вернувшись к Железнорукому. — Только сердца выкинь. Не хочу, чтобы кровь трусов струилась в моих жилах.

В этот миг земля заколебалась, и Трехмечный едва устоял на ногах.

— Землетрясение! — крикнул Четвертый. Прокатился глухой звук, похожий на отдаленный гром, и мимо промчался потревоженный валун.

— Это идет из холма, — сказал Железнорукий. Еще один валун упал сверху, ударившись оземь.

— Все в лес, — скомандовал Трехмечный. Железнорукий ухватил за ногу труп и, волоча его за собой, побежал под деревья следом за остальными.

Ю-ю, проснувшись, почувствовал себя окрепшим, и тело уже не так ныло. Кисуму сидел рядом в медитативном трансе, подогнув ноги и закрыв глаза. Ю-ю тоже сел и уставился на белые ряды призрачного войска.

Вскоре он встал и начал ходить среди глиняных фигур, вглядываясь в их лица и ища Кин Чонга, но так и не нашел его. Наконец он дошел до разбитых фигур и кое-как сложил вместе их головы. Закончив эту работу, он ощутил печаль. Перед собой он увидел лицо риадж-нора, который приходил к нему во сне.

— Что мне делать теперь, когда я здесь? — прошептал Ю-ю. Ответа не было. Ю-ю сел рядом с черепками. Это Кисуму следовало быть приа-шатхом как прошедшему воинскую школу раджни.

Кисуму вышел из транса, открыл глаза и спросил Ю-ю:

— Ну как, тебе лучше?

— Да, — горестно ответил Ю-ю.

— Кин Чонг не приходил к тебе, пока ты спал?

— Нет.

— Имеешь ты какое-нибудь понятие о том, что делать дальше?

— Никакого! — рявкнул Ю-ю. — Не знаю, чем эти статуи могут помочь нам.

Он вскочил и отошел в сторону, чтобы избежать дальнейших вопросов. Никогда еще он не чувствовал себя таким никчемным. Бредя вдоль стены, он пришел к нише с золотыми вещами. Мысленно он видел, как воины, двигаясь в затылок друг другу, складывают сюда свои украшения. Он взял одно колечко и бросил его назад. В своих снах он видел, как воины входят в холм, живые, а теперь они только статуи. Где же воины? Может, их обмазали глиной? Но разбитая голова Кин Чонга была полая, и под глиной не обнаружилось ни черепа, ни волос. Какой же тогда прок в этих фигурах?

Ю-ю думал, пока голова не разболелась. «Ты должен разбудить Глиняных Людей», — сказал ему Кин Чонг.

— Проснитесь! — заорал Ю-ю.

— Чего ты кричишь? — спросил Кисуму, но Ю-ю не ответил ему. В груде золота он разглядел стерженек дюйма четыре длиной, а рядом — круглую подставку с отверстием посередине. Ю-ю вставил стержень и плотно завинтил. На конце стержень был загнут крючком, как пастуший посох. — Что ты делаешь? — Кисуму подошел поближе.

— Так, ничего — забавляюсь. Мне думается, на этом крючке должно что-то висеть.

— У нас есть дела поважнее этого.

— Знаю, знаю. — Ю-ю порылся в украшениях и достал маленький золотой колокольчик с кольцом на верхушке. — Вот оно, — сказал он и нацепил колокольчик на крючок. — Красота.

— Да, красиво, — вздохнул Кисуму.

Ю-ю качнул колокольчик, и тот зазвенел — сначала совсем тихо, потом погромче. Подхваченный пространством купола, звон стал звучать все более громко. Стены заколебались, золото посыпалось на пол. Кисуму пытался что-то сказать, но Ю-ю его не слышал. Ушам стало больно, и Ю-ю зажал их руками.

С потолка заструилась пыль, в стенах появились трещины. Звон превратился в гром. Ю-ю, одолеваемый тошнотой, упал на колени. Кисуму тоже зажал уши и присел на корточки с искаженным от боли лицом.

Глиняные статуи дрожали, и Ю-ю видел, как по ближней фигуре бежит паутина мелких трещинок. Страшный звон все не унимался. В голове Ю-ю вспыхнула боль, он лишился сознания.

Кисуму стоял на коленях. Из носа у него текла кровь.

Шум уже перешел все мыслимые пределы. От него болело все: уши, глаза, пальцы, живот. Суставы ломило. Кисуму заставил себя встать. Привалившись к нише, где продолжал звонить колокольчик, он обхватил рукой стержень, и звон сразу прекратился. Кисуму пошатнулся и упал, едва дыша. Пыль стояла в куполе, как туман. Он закрыл рот воротником кафтана. В ушах все еще звенело, руки тряслись.

В этот миг он осознал, что сквозь трещины в статуях пробивается яркий свет. Кисуму заморгал: ему казалось, что само солнце зажглось в глиняных фигурах. Трещины ширились, глина отваливалась прочь. Пыль осела, и Кисуму увидел, что почти все статуи сияют золотым светом. Купол озарился так ярко, что Кисуму зажмурился, и теперь ему пришлось зажать уже не уши, а глаза. Выждав несколько мгновений, он отвел пальцы. Свет по-прежнему бил сквозь сомкнутые веки, и он подождал еще. Наконец сияние померкло, и Кисуму открыл глаза.

Глиняные Люди исчезли. Вместо них зал заполняли несколько сотен живых риадж-норов.

Кисуму встал и подошел к ним. Они молча смотрели на него. Он низко поклонился и сказал на церемониальном чиадзийском:

— Меня зовут Кисуму. Есть ли среди вас Кин Чонг?

Вперед вышел молодой воин в длинном кафтане из серебристого атласа, с мечом, заткнутым за черный шелковый кушак. Он снял шлем, но на поклон Кисуму не ответил.

— Кин Чонг не дожил до преображения.

Кисуму взглянул воину в глаза. Золотую радужку пересекали узкие щели зрачков. Что-то кольнуло Кисуму в самое сердце, и он понял, что эти воины — не люди, а такие же существа, как криаз-норы.

— Мое имя Рен Танг, — продолжал воин. — Ты — приа-шатх?

— Нет, — отвернувшись, сказал Кисуму. — Приа-шатх потерял сознание от звона.

Рен Танг подошел к лежащему без памяти Ю-ю. Другие воины молча обступили его. Рен Танг потыкал лежащего ногой.

— Поглядите-ка на хваленого приа-шатха. Мы прошли через века, чтобы помочь обезьяне в волчьей шкуре.

На лицах некоторых риадж-норов появились усмешки. Кисуму, опустившись на колени около Ю-ю, увидел, что у того тоже идет кровь из носа. Он перевернул его на спину, Ю-ю застонал, и Кисуму помог ему сесть.

— Ох, тошнит. — Пробормотав это, Ю-ю открыл глаза, увидел стоящих вокруг воинов, вздрогнул и громко выругался.

— Ты сделал это, Ю-ю, — сказал Кисуму. — Оживил Глиняных Людей.

— Чтобы позвонить в колокольчик, особого ума не надо, — ухмыльнулся Рен Танг.

— Я говорил с Кин Чонгом, — холодно молвил Кисуму. — Он был мужем великой силы, но это не мешало ему соблюдать учтивость.

Кошачьи глаза Рен Танга впились в лицо Кисуму.

— Прежде всего, Кин Чонг не был «мужем», или человеком, как ты говоришь, — он был риадж-нором, как и мы. Затем скажу, что твое мнение меня не волнует. Мы бросали жребий, чтобы решить, кто из нас будет сражаться за вас, людей, когда заклятие, удерживающее Врата на запоре, ослабеет. Довольно с тебя того, что мы на твоей стороне — большего от нас не жди.

— Ничего, — сказал Ю-ю, поднимаясь. — Мне все равно, обращаются они со мной уважительно или нет. Кин Чонг отправил их сюда, чтобы они сражались, — вот и пускай сражаются. Тебе известно, с кем и где вы должны драться? — спросил он, глядя Рен Тангу в глаза.

— Приа-шатх ты, — презрительно бросил тот. — Мы ждем твоих приказаний.

— Прекрасно. Для начала тебе не мешало бы взять несколько бойцов и выйти наружу. Там дожидаются вражеские воины.

Рен Танг надел шлем, завязал под подбородком, позвал с собой нескольких воинов и пошел к выходу, но тут же вернулся.

— Мы не можем выйти. Дверь не открывается.