Один раз Илья пошёл, от скуки. В сушилке было так темно, что он не видел женщину под собой. Он понял — на ощупь, — что она одета сверху в какую-то кофту и голая от пояса вниз. Женщина была толстой и называла его «братишка». Илья ей не понравился: он никак не мог кончить и занимал больше времени, чем ему отводилось. Все его попытки быть нежным она немедленно пресекала: это противоречило её профессиональной этике. Наконец Илья устал и сделал то, что обычно в такой ситуации делают женщины: он сымитировал оргазм. Женщина обрадовалась и прижала его к себе сильными пухлыми руками. Она поцеловала его в шею. Женщина гладила его по голове, как ребёнка, а он вжимался в неё и делал вид, что продолжает кончать. Потом он встал, снял презерватив, и она обтёрла его влажной тряпкой, которой до него обтирала других. Илья заплатил, поцеловал ей руку и ушёл.
Больше он не ходил в сушилку по «мокрым дням».
Сейчас, в джунглях, в плотной темноте тента, Илья снова был с женщиной, которую не мог видеть, и он вспомнил ту встречу. И тут же прогнал воспоминание, стёр его, как мокрой тряпкой стирают со школьной доски. Он не хотел никаких воспоминаний о других, другом, иной жизни; его жизнь была здесь, рядом с ним, в этой влажной ночи недалеко от экватора. Его жизнь жарко дышала рядом и скользила по телу, заставляя наслаждение проникать повсюду и дрожать там, вибрируя и оставаясь. Его жизнь была его настоящим; прошлого больше не было, а будущего он не хотел.
Потом, после того, как мир сначала пропал, а потом раскололся на миллионы частиц, потом, когда Адри перестала зажимать ему рот своими жаркими губами, чтобы поглотить в себя его стоны, они долго лежали молча, слушая ночь, пока Илья не догадался спросить, как она сюда попала. Как она их нашла и кто её привёз.
— Приплыла, — сказала Адри. — Села в лодку и приплыла.
Илья уже достаточно её знал, чтобы понять: других объяснений не будет. И за это спасибо. Илья вдруг вспомнил важное и встревожился:
— А ты знаешь, что никто не может приходить ко мне ночью? — Он старался говорить строгим тоном. — Ты знаешь, что Ам Баке ограждает меня каждый вечер защитным кругом, сквозь который никто не должен проходить? Или случится плохое.
— Очень хорошо, пусть никто и не ходит к тебе по ночам, — согласилась Адри. — Нечего им здесь делать.
— А ты?
— А я не боюсь. — Она поцеловала Илью в грудь. — Я не боюсь нарушать. Я не боюсь магии.
Они замолчали. Было хорошо лежать вместе, чуть покачиваясь в темноте. Вместе с ними не спали лес и странные звуки ночи вокруг. Илья прижал Адри к себе.
— Глупая, ты же веришь во всё это, сама говорила. А что, если теперь действительно случится что-нибудь плохое? Из-за того, что ты пришла?
— Без «если», — сказала Адри. — Обязательно случится. Но я не боюсь: я же не Кэролайн.
— А что, Кэролайн боится?
Адри засмеялась.
— Когда Кэролайн было тринадцать, Ам Баке ей сказал, что один из Куманти, Джаджаа, дал ей такую красоту, потому что сам хочет на ней жениться. Ам Баке сказал, что она не должна ни с кем спать, иначе Джаджаа заберёт красоту, а её накажет. Он должен быть первый, он станет её мужем. И она так боялась, что отказывала всем мальчикам в школе, а потом в колледже. Ей уже исполнилось двадцать, а она так ни с кем и не спала. Потом Ам Баке бросил керри, раковины, и увидел, что она должна выйти замуж за человека с цветком. Джаджаа вселился в этого человека, только тот об этом не знал. Кэролайн должна выйти за него замуж и объяснить ему, что он — приют из плоти для Джаджаа. В этом её смысл. Больше он ничего не сказал.
Адри замолчала. Илья ждал. Адри взяла его руку, на которой лежала её голова, и положила себе на грудь; та полностью помещалась в его ладони. Илья чуть сжал шёлк кожи у себя под рукой и стал медленно водить пальцем вокруг торчащего соска по часовой стрелке. И обратно.
— Кэролайн в то время училась в Лондоне, — продолжала Адри. — У неё было много знакомых мужчин, за ней все ухаживали, но она только целовалась, а с двумя из них у неё был оральный секс. Но им она ничего не позволяла с собой делать. Ей самой нравился один датчанин, но у него не было цветка. Он был очень скромный и так никогда до неё и не дотронулся. Кэролайн рассказывала, что всякий раз, когда он прощался с ней у подъезда, ей хотелось его ударить. Когда мужчина дарил ей цветы, она звонила Оме, чтобы та спросила Ам Баке, тот ли это. Наконец Ам Баке сказал, что когда будет тот, ей не нужно будет звонить: она сама всё поймёт.
— И что? — Илья чувствовал, как сосок набухает под его пальцами. Его свободная рука скользнула по её упругому плоскому животу вниз. — Поняла?
— В Лондоне Кэролайн жила в пентхаусе, и у неё на балконе было много цветов. Один раз летом, после сильного дождя, к ней пришла соседка снизу, молодая китаянка, которая сказала, что один из горшков сбросило вниз, к ней на балкон. Они поговорили, понравились друг другу, и та пригласила Кэролайн на вечеринку в субботу. Когда Кэролайн к ней пришла, прямо в прихожей она наткнулась на мужчину. Это был Гилберт. Она взглянула на него и увидела Джаджаа. Тот сидел внутри Гилберта, маленький и чёрный. Он посмотрел на Кэролайн и поманил её к себе. В тот же вечер она пригласила Гилберта в гости.
— И?..
— И всё. На следующий день Кэролайн позвонила Оме и сказала, что она встретила своего мужа. Он ей не понравился, но она обязательно выйдет за него замуж. Она хотела знать только одно: может ли она теперь спать с другими мужчинами, после того как Джаджаа был первым.
— Иди сюда. — Его пальцы знали, что Адри готова, и он потянул её к себе.
Гамак наконец не выдержал, развязался, и они оказались на земле. В этот раз Илья был сверху, и Адри, обвив его длинными тонкими ногами и руками, шептала что-то жаркое прямо в ухо.
— А я не боялась, — различил Илья. — Я не боялась и хотела сделать ей больно. Я спала со всеми, с кем не могла спать она; это было единственное, как я могла её победить.
— Ты спала со всеми, со всеми.
— Да. Со всеми мальчиками, которые ей предлагали, со всеми, кто её хотел. Потом я рассказывала ей, как мне было с ними хорошо, а она смеялась. Затем она уходила к себе и плакала.
Темнота под тентом стала сгущаться, и воздух сделался ощутимо плотнее. Илья боялся, что не удержится, и переменил дыхание: теперь он выдыхал каждый раз, когда двигался внутрь. Он вычитал это в книге о тантре и часто практиковал, чтобы продлить эрекцию. Илья хотел перестать двигаться вовсе, чтобы обмануть влажный ком жара, копившийся внизу живота. Он хотел, чтобы Адри тоже перестала двигаться, чтобы они оба замерли и переждали этот прилив. Но Адри не останавливалась, и постепенно он поддался ей, её ритму, словно дал унести себя морской волне. Теперь они двигались вместе, и Илья больше не пытался ничего продлить.
— Когда я навестила её в Лондоне, я переспала с Мартином, её датчанином, — шептала Адри, извиваясь под ним. — Ночью я позвонила ей из его квартиры, пока он был в душе, и всё рассказала. «Знаешь, Кэрри, он очень милый, жалко, что тебе нельзя». Утром я приехала домой и легла спать. А она плакала у себя в комнате. Она думала, что я сплю, и позволила себе плакать громко.
— Ты с ним спала.
— С ним, с другими, со всеми. Я спала со всеми подряд. Со всеми, кто её хотел. Я была ею. А она боялась.
Илья почувствовал, что время выйти, разъединиться, но Адри обвила его ногами и прижала к себе ещё сильнее:
— Нет, останься. Пожалуйста, останься. Хочу, чтобы ты остался во мне.
— Как? А если… — Илье было трудно себя контролировать. — А тебе можно?
— Можно, можно. — Адри прижималась к нему всем телом. — Мне теперь всё можно.
Она поглотила его конвульсии, содрогаясь вместе с ним. Их губы долго не могли разомкнуться после того, как всё кончилось. Илья чувствовал, как её плоть отзывается внутри.
— Ты поверил? — вдруг спросила Адри. — Поверил?
Илья не знал, что ответить. Он молчал. Адри высвободилась из-под него и повернулась к Илье спиной. Илья не знал, что говорить и говорить ли вообще. Теперь они лежали вместе, но порознь.