Первый шаг к объяснению был сделан Эдгаром: он пришёл к выводу о том, что материя — тяжёлая субстанция, а…

— Дези, — перебила его Адри, — я уже всё это рассказала, и про слайды тоже. Мы подошли к плазме. Я как раз начала говорить про плазму, когда вы приплыли.

— Очень хорошо. — Дези говорил спокойно, не торопясь, как на лекции. С ним всё было понятно, потому что он говорил по плану, который — невидимый — сразу повис в воздухе, как будто был написан на чёрной школьной доске. — Итак, плазма — это четвёртое состояние материи. Плазма — это газ, но ионизованный газ, который пропускает электрические разряды. Наша вселенная заполнена плазмой. — Он на секунду задумался: — Правильнее будет сказать, что вселенная на девяносто девять процентов состоит из плазмы.

Как всякий учёный, Дези стремился к точным определениям.

— Если мы ставим задачу вернуться к своему первоначальному состоянию — быть чистой энергией, нам нужно трансформировать себя в плазму, то есть стать одним со вселенной. Стало быть, — Дези взглянул на Илью, проверяя, понимает ли тот его, — наша задача — это ионизировать материю, из которой мы состоим. Существуют два способа ионизации, — продолжал Дези. — Первый — это классическая ионизация: электрон должен накопить энергию равную или большую, чем энергия потенциального энергетического барьера, который удерживает его внутри атома, рядом с протоном. Если он сможет накопить эту энергию, то электрон преодолеет барьер, и обычный газ станет плазмой, материалом вселенной. Обычный газ, третье состояние материи, станет одним с космосом.

Из столовой донёсся смех Дилли, а затем Руди что-то громко сказал по-голландски. Дилли снова рассмеялась — будто рассыпали речную гальку.

— Узнаёте? — спросил Дези. — Классическая ионизация — это классический путь религий. Замените накопление энергии на послушание религиозным установлениям, и вы получите свой любимый иудео-христианство-ислам: делайте то-то и войдёте в Царство Божие. Человечество старалось много веков, и ничего не получилось. То есть, — поправился Дези, — не получилось массово. Кто-то, отдельные люди, святые, возможно, накапливали энергию таким образом и уходили, но это не массовый путь. Потом люди поняли, что этика, мораль — просто символы, и стали искать суть. Они вспомнили про энергетические практики, про прямой путь накапливания энергии, чтобы преодолеть притяжение плоти. Чтобы стать лёгкими, текучими. Но и это долгий, не массовый путь. Йога не спасёт шесть миллиардов людей, — вздохнул Дези. — Они просто не станут ею заниматься.

Илья ждал. Он знал — сейчас.

— Но есть и второй способ, — теперь Дези говорил тихо, невнятно, словно о чём-то неважном, — это туннельная ионизация. Туннельная ионизация, открытая квантовой физикой.

Дези замолчал: он хотел, чтобы Илья приготовился услышать, что он сейчас скажет. Илья приготовился; неожиданно ему снова захотелось есть.

— Туннельная ионизация, — Илья заметил, что Дези предпочитает говорить законченными предложениями — привычка от тех дней, когда английский ещё не стал для него родным, — это когда свободные электроны с большим количеством энергии могут пробивать туннель в энергетическом барьере и за ними через этот туннель могут пройти другие электроны. Понимаете?

— Понимаю. — Илья кивнул. — А где взять эти свободные электроны с большим количеством энергии?

Дези улыбнулся.

— Вот для этого вы нам и нужны, — сказал он. — Вы и есть ответ на этот вопрос.

Илья не понимал. Он взглянул на Адри, потом на Дези. Что-то было не так. Они больше не улыбались. Они смотрели на него, ожидая следующего вопроса. Илья решил промолчать.

— Теперь мы подошли к Плану. — Дези встал и расправил плечи: он устал сидеть. — Об этом с вами поговорит Оскар. Я просто хотел рассказать научную сторону, а про План лучше расскажет Оскар.

Дези улыбнулся и пошёл к маленькой двери в столовую. Он остановился у выхода и поглядел на Илью.

— Я вам очень завидую, — сказал Дези. — Я редко кому завидую. Но вам завидую.

Он открыл дверь, и голоса в столовой сразу стали громче. Дези вышел.

Илья посмотрел на Адри. Она смотрела в ответ и, казалось, ждала, что он к ней подойдёт.

Илья подумал, что ему просто этого очень хочется.

— Раньше, — Илья встал, — почему ты мне раньше не сказала, что замужем?

Адри продолжала сидеть. Вдруг она улыбнулась — как прежде, как до всего, что с ними произошло:

— Ты бы не понял. Тебя бы это только запутало. Нам нужно было, чтобы ты увидел всё по-другому. Самое действенное для этого — создать мир, а потом его разрушить. Выдернуть землю из-под ног. Это мы и постарались сделать.

— А ребёнок? Тоже обман?

— А ребёнок — правда. — Адри чуть привстала в кресле. — Рожу, буду на него смотреть и вспоминать тебя.

Она замолчала. Только сейчас Илья заметил, что дождь за окном перестал.

— Не переживай, — сказала Адри. — Алонсо всё знал с самого начала. Это не важно: он и я, мы оба свободны в своих выборах. Несвобода приносит несчастье. А с ним я счастлива.

— А со мной? — спросил Илья. — Со мной ты тоже была счастлива?

— Почему была? — Адри поднялась, и теперь они стояли почти рядом, почти. — Я и сейчас с тобой счастлива.

Илья знал, что может протянуть руку и дотронуться до неё. Он протянул руку.

— Слушай. — Он видел её глаза. — Хочешь уехать со мной? Прямо сейчас? Навсегда?

— Хочу, — не задумываясь, сказала Адри. — Но не уеду.

НАСТУПИЛ следующий день. Свет в комнате утверждал это с неоспоримостью попавшего в лицо камня. Илья пытался зажмуриться и не дать свету проникнуть внутрь своего разрушенного сна. Признать наступление нового дня означало признать, что вчера действительно случилось. И всё, что случилось вчера, было действительностью.

Дом молчал, наполненный прозрачной глухой тишиной. В нём не было слышно шагов, скрипа дверей и других отрывков жизни. Никто не проходил по коридору, никто никого не звал, и лишь москиты тоненько жаловались за белой дымкой полога над гамаком.

Да крики птиц над рекой.

Илья открыл глаза. Он не хотел вставать. Он не хотел признавать реальность происходящего. Он снова закрыл глаза, но жизнь от этого не поменялась. Было слышно, как лодки глухо ударяет водой о деревянный причал. Звук повторялся через равные промежутки — мерный, ровный, неотвратимый. Звук прерывался и возвращался, и нельзя было его остановить, как нельзя было остановить реку за окном: она текла, и можно было течь с ней или остаться на берегу.

Он жил свою жизнь. Наконец-то.

В коридоре никого не было. Илья никого и не искал. Он искал кухню. Он решил, что если ему встретится Кассовский, он попросит, чтобы его отвезли обратно в Парамарибо. Он не хотел больше видеть этих людей. Он вообще не хотел никого видеть, даже Адри. И он хотел есть.

Кухня пряталась на террасе: плита под навесом и ряды закрытых полок с посудой вдоль стены. Рядом с плитой стояли два больших холодильника. Один из них был включён и работал.

Терраса выходила на реку, но не с фронтальной стороны дома, а с торца, и потому Илья её вчера не заметил. Странно, но здесь было ещё тише, чем в доме, словно все звуки потонули в воде. Джунгли молчали, обступив дом густой тёмной зеленью. Солнце — жёлтым — пыталось пробиться сквозь их плотную резную листву. В джунглях плохо верилось в бога. Здесь и так всё росло.

Илья не знал, что делать: хотелось есть, но он был в чужом доме. Он не мог ничего взять сам: это было неправильно. Он заметил посреди деревянного стола жестяную миску, накрытую белой тарелкой. Илья решил, что раз миска стоит на столе, оттуда можно брать. Он уже не ел третий день.

В миске были два манго. Илья нашёл нож и разрезал жёлтый вязкий плод. Надо было есть осторожно, чтобы не обмазаться липким соком. Илья ел осторожно. Вокруг летали странные жуки. Илья думал, что эти жуки, возможно, кусаются. Мир был полон опасностей.