Марк Дельта

СВЕТ В ОАЗИСЕ

(Второй текст цикла "Орбинавты")

-

-

И, проживая времен череду,

Я, посетитель случайный

Многих уютных домов, бреду

По закоулкам тайны.

Бланш Ла-Сурс

К тому времени, когда Али - Алонсо, как называла его мать, - исполнилось семнадцать лет, он уже в полной мере участвовал в книжной торговле. Дед Ибрагим заметно сдал, ему было все сложнее вести переговоры с покупателями. Самая досадная неприятность состояла в том, что с годами у него заметно ухудшилось зрение. Внук, разделявший его одержимость книгами, часто читал старику вслух. Книги были для Алонсо всем его миром. Точнее говоря, каждая из них открывала перед ним целый мир.

Дед и внук слышали об особом методе книгопечатания, около полувека тому назад изобретенном Гуттенбергом в далеком Майнце. Если бы Ибрагиму удалось приобрести необходимый для этого наборный станок, процесс производства книг перестал бы быть таким медленном. Не пришлось бы ни переписывать книги от руки, ни вырезать буквы для каждой страницы отдельно. В гуттенберговском методе использовались уже готовые подвижные литеры, которые можно было соединять в любой последовательности. Алонсо мечтал когда-нибудь побывать в славном университетском городе Саламанке и своими глазами увидеть, как этот способ набора применяется в печатном доме Антонио де Небрихи.

Однажды Ибрагим показал юноше небольшой, очень древнего вида свиток. Алонсо бережно раскрыл его, и взору предстал рукописный текст, начертанный в основном древнееврейскими буквами, за исключением совершенно невразумительной концовки, составленной латиницей. Название читалось без труда: "Свет в оазисе". Однако сам текст был абсолютно непонятен. Пробелы между словами отсутствовали. Алонсо уже сталкивался с таким явлением. Во многих старинных книгах не было пробелов: переписчики старались вместить как можно больше сведений и не тратить драгоценный пергамент на пустые промежутки. Поэтому само по себе отсутствие пробелов не было таким уж неожиданным и непроходимым препятствием, однако в данном случае, как Алонсо ни пытался разбить сплошной текст на слова, ничего осмысленного не получалось.

Он вопросительно взглянул на деда.

- Здесь шифр, - пояснил Ибрагим, усаживаясь на диван, на котором в беспорядке валялось множество небольших подушек. Алонсо помог деду устроиться поудобнее, подложил ему за спину валик, а посох прислонил к стене. - Я расскажу , как читать эту рукопись, но сначала тебе необходимо кое-что узнать. И о рукописи, и о нашей семье.

Заинтригованный юноша опустился на низкий тугой пуф.

- Помнишь, Али, когда-то я сказал, что жизнь похожа на сон, и тот, кто может управлять своими снами, способен научиться управлять и своей жизнью? - спросил Ибрагим.

- Разве это была не игра? - удивился Алонсо. Он помнил об этом, но был уверен, что дед тогда просто развлекал маленького внука.

- Нет, Али. Я хотел, чтобы ты с самого детства привыкал к этой мысли, пусть даже и в форме игры. Я еще говорил тебе, как важно прожить жизнь, стараясь никого не убивать. Даже животных. А ты пытался понять, как же при этом можно стать героем.

- И как же при этом можно стать героем? - Алонсо невольно улыбнулся, отвечая на хитрую ухмылку старика.

- Если героизм сопряжен с убийством, лучше не быть героем, - ответил Ибрагим вполне будничным тоном.

- И кто же тогда будет защищать ислам? - Алонсо почувствовал, как в нем нарастает возмущение.

- Если тебе придется сражаться, защищая близких, сражайся. Если придется разить врагов, потому что иначе пострадают те, кто тебе дорог, рази. Но заранее реши, что никакой доблести в этом нет. И всегда сожалей о тех, кого пришлось убить. Считай, что ты не сумел распорядиться своей жизнью наилучшим образом, коль скоро обстоятельства привели тебя к необходимости лишить кого-то жизни.

Алонсо задумался, уставившись на висящий на стене ковер, расшитый затейливым орнаментом. Повсюду на полках лежали книги. Занавеска, прикрывавшая дверь, была наполовину отдернута. Было видно, как ветер раскачивает оливковое дерево возле дома. Вдали, над низкими апельсиновыми рощами, возвышались острые черные конусы кипарисов.

В комнату вошла мать Алонсо, Сеферина, с подносом, на котором стоял кофейник и три чашки. Вкусный запах кофе с имбирем и корицей наполнил помещение. За годы жизни среди мусульман Сеферина научилась варить кофе, как это делают арабы, но так и не привыкла к тому, что женщина не должна есть и пить в присутствии мужчин. Вот и сейчас мать налила ароматный черный напиток всем троим, включая и себя, и села в сторонке, как будто собираясь участвовать в разговоре. Алонсо полагал, что Ибрагим попросит ее выйти, но ошибся. Дед нисколько не возражал против присутствия невестки.

- Как же я должен распорядиться своей жизнью, чтобы мне не пришлось убивать? - спросил Алонсо, пригубив кофе.

- К сожалению, не могу дать тебе готовых наставлений, - Ибрагим словно не заметил прозвучавшей в вопросе иронии. - Однако, мой мальчик, это не единственное, о чем тебе следует всегда помнить. Вторая твоя задача - не дать другим убить себя, уцелеть, что бы ни происходило, и сохранить рукопись, название которой ты прочитал как "Свет в оазисе".

- Разве она не так называется? - Алонсо потянулся к кофейнику за добавкой, но в нем оказалась одна гуща. Увидев разочарование на его лице, мать улыбнулась, отчего ее крупные карие глаза на слегка удлиненном худощавом лице словно озарились светом.

- Сейчас принесу еще, - тряхнув длинными прямыми волосами, тоненькая Сеферина выплыла из комнаты. Дома она не покрывала головы.

- Видишь ли, - пояснил Ибрагим, - если прочитать название, используя ключ, с помощью которого можно понять весь текст, то и оно окажется другим. Неизвестно, случайно ли это название сложилось именно в такие слова. Так или иначе, очень удобно называть рукопись "Светом в оазисе". Красиво звучит, не правда ли?

- Красиво, - согласился юноша. - Как начало касыды Ибн аль-Араби. Но что же эта за рукопись? Почему именно я должен ее беречь?

- Так уж получилось, что нашей семье выпала особая честь быть хранителями этого бесценного знания.

Дед замолчал, задумавшись, и стал от этого еще более морщинистым. То ли он подбирал подходящие слова, то ли вообще забыл, о чем шел разговор. В последнее время он мог подолгу молчать, сидя в полной неподвижности, и казалось, что он спит с открытыми глазами. Алонсо, зная эту его черту, не торопил старика.

В дверном проеме под колеблемой ветром занавеской возник Саладин и уселся на самом пороге. Юноша несколько раз причмокнул, подзывая кота. Саладин любил заставлять упрашивать себя. После нескольких приглашений он, наконец, милостиво согласился войти в комнату. Мягко перебирая лапами, серый хитрец запрыгнул на диван, потоптал оказавшийся под ним валик и улегся возле Ибрагима. Старик мягким движением провел пальцами по шее Саладина. Кот заурчал.