.

- Эль-Рей? Кузнец Пако? - переспросила цыганка. - Да, он живет здесь, но, где он сейчас, я не знаю. Спросите у его дочери. Вот та женщина с маленькой девочкой. Это Лола Эль-Рей. Только учтите, она не разговаривает.

- Не разговаривает? Немая?

- Нет, не немая, но у нее что-то с голосом. Вы просто попросите показать вам, где сейчас ее отец.

Алонсо, вспомнив слова зеленщика в Мадриде о том, что Пако не больше тридцати лет, и, недоумевая, как он может иметь внучку, решил, что зеленщик просто ошибся.

Последовав полученному совету, Алонсо приблизился к смазливой смуглянке с длинными черными косами. Лола Эль-Рей сидела на повозке, груженной всяческим бельем, одеялами и подушками, среди которых возилась русоволосая девочка месяцев восьми-девяти.

- Простите, - обратился он к Лоле, - мне сказали, что человек, которого я ищу, Пако Эль-Рей, - ваш отец. Не могли бы вы показать мне, где он сейчас находится?

Лола внимательно осмотрела его, как будто решая, заслужил ли он чести получить столь важные сведения. Видимо, сочтя его достойным, она улыбнулась, отчего на щеке у нее образовалась прелестная ямочка, и чуть слышно кашлянула. К ним тут же подошла худая пожилая женщина в тюрбане.

- Здравствуйте, сеньор, - обратилась она к Алонсо. - Пойдемте, я отведу вас к Пако.

Девочка на повозке, увидев женщину, захныкала и потянулась к ней. Та наклонилась и погладила ребенка по головке.

- Хочешь играть, Бланка? Соскучилась по бабке Зенобии? Не сейчас, крошка, не сейчас, красавица моя! Отведу молодого сеньора к твоему деду и тотчас вернусь. Смотри, не скучай!

Девочка тут же успокоилась, как будто поняла услышанное.

Алонсо отметил, что маленькая Бланка, в отличие от своей матери, была очень светлая, белокожая, с русыми локонами и серыми глазами. Среди смуглых цыган она выглядела подкидышем.

Пако Эль-Рей вышел из кузницы, когда ему сказали, что некий молодой сеньор хочет его видеть. Он был крепкого телосложения и выглядел необыкновенно моложаво, даже несмотря на растрепанную черную бороду. Если бы Алонсо не знал, что это отец Лолы, он никогда бы об этом не догадался.

- Чем могу быть полезен вам, сеньор? - поинтересовался Пако.

- Здравствуйте, я книготорговец из Саламанки. Меня зовут Алонсо Гардель. Знаю, это имя вам ничего не говорит, но, возможно, вы слышали имя моего прадеда. Его звали Омар Алькади, и жил он в Гранаде.

Услышав имя Омара, Пако внимательно взглянул на Алонсо, и в глазах его появилось какое-то новое выражение. Алонсо был уверен, что собеседнику знакомо это имя. Однако Пако молчал.

- Насколько я знаю, он дружил с человеком, которого звали так же, как и вас, Франсиско Эль-Рей, - добавил Алонсо, смущаясь и не совсем представляя себе, что еще ему надо сказать, если кузнец будет и дальше хранить молчание. Вся семья их, что ли, сговорилась молчать, как будто набрали в рот воды?

Алонсо показал печатку с изображением черепахи.

- Этот перстень Франсиско Эль-Рей подарил когда-то моему прадеду. Он сам его изготовил. Простите, возможно, это вовсе не мое дело, но не был ли Эль-Рей вашим предком? - спросил Алонсо, краснея от того, как глупо звучат его слова.

То ли из-за жаркого полуденного солнцепека, то ли по какой-то другой причине, у Алонсо было притупленное восприятие времени. Ему казалось, что их разговор длится уже давно, хотя они ничего друг другу так и не сказали.

- Вы меня извините, - произнес наконец Пако глубоким мелодичным тенором, и Алонсо почему-то показалось, что он заранее знал, как звучит его голос. - Моего деда действительно звали так же, как и меня, и он был ювелиром, и вполне мог изготовить такой перстень. Но я не успел его застать. Он исчез или умер. Во всяком случае, когда я рос, его с нами уже не было. Не знаю, что именно вы хотели о нем узнать, но мне известно еще меньше, чем вам. Сожалею, - он развел руками.

Пунцовый, очень недовольный собой, Алонсо покинул стоянку цыган. В голове его крутился воображаемый вариант диалога с Пако, тот, который мог бы иметь место, но так и не состоялся. Алонсо представлял, что напрямую задает кузнецу вопрос: "Знаете ли вы, кто такие орбинавты?", не понимая, почему так и не решился сделать это на самом деле.

Воображаемый Пако в ответ говорил нечто совершенно невразумительное, вроде того, что он и есть тот самый Франсиско Эль-Рей, которым интересуется гость. А затем кузнец сам о чем-то спросил Алонсо, и, получив ответ, потерял к нему всякий интерес. Несмотря на то, что конкретное содержание диалога ускользало от Алонсо, сам этот нелепый сюжет повторялся много раз и так утомил его, что он решил заставить себя думать о чем-нибудь другом.

Долго заставлять не пришлось: перед глазами как-то сам собой всплыл образ высокой синеглазой хозяйки Каса де Фуэнтес.

Вскоре Алонсо побывал по делам в Кордове.

- Отчего мы боимся смерти?! - спросил его Ибрагим, вглядываясь выцветшими глазами в какие-то свои мысли.

Алонсо непонимающе взглянул на деда.

- Почему все живые существа боятся смерти? - снова заговорил Ибрагим. - Если смерть - это прекращение бытия, то после смерти меня уже не будет, поэтому нельзя сказать, что смерть это нечто ужасное, так как некому будет испытывать ужас. Если же это не конец существования, и душа или разум продолжает свое бытие, то что же в этом страшного?

- Может быть, - предположил Алонсо, не зная, почему дед заговорил об этом, и холодея от своих предположений на этот счет, - Это страх перед теми страданиями, которые зачастую сопровождают процесс умирания... Ведь люди нередко умирают больными, что доставляет их телу изрядные мучения. Кроме того, людей часто убивают. Вероятно, мы принимаем страх боли за страх смерти.

- Да, ты прав. Кроме того, нам мучительно не хочется расставаться с привычным миром и с любимыми людьми. Добавь к этому и страх неизвестности. Я скоро умру, Алонсо, - все эти фразы Ибрагим произносил одинаковым будничным тоном, отчего внук даже не успел испугаться. У него просто возникло странное ощущение, будто дед принял неверное решение и что его еще можно отговорить.

- Неужели тебе больше не нравится жить? - спросил он тихо.

- Еще как нравится! - дед поднял на него глаза. - Но разве от этого что-то зависит?

- А как же? - воскликнул Алонсо, подаваясь вперед. - Если твой мир создан твоим умом, то от кого же еще что-то зависит? Реши, нравится тебе жить или нет, и если нравится, то живи дальше. Обещаешь?

- Мы не знаем собственного ума, Алонсо, - голос Ибрагима чуть-чуть окреп. - Не мне тебя этому учить. Если бы мы знали все, что происходит в нашем рассудке, мы помнили бы все свои сны, не удивлялись бы им и понимали бы их смысл. Мы всегда желали бы только лучшего для своих любимых и самих себя, и с нами никогда ничего дурного не могло бы произойти. Мы просто не знаем своего ума. Где-то в его глубинах таится решение о том, что жизнь в какой-то момент должна завершиться. Ты думаешь, я могу с легкостью проникнуть на эту глубину и изменить там что-то?

Уже стемнело, и Алонсо зажег две масляные лампадки. Их мерцающие огоньки высветили во мраке комнаты морщинистое лицо старика на фоне спинки кресла. Обратившись к этому лицу, Алонсо произнес:

- Дед, поживи еще, ладно?

- Когда так вежливо и настойчиво просят, - усмехнулся Ибрагим, - отказать невозможно. Немного поживу. А ты не забывай, что надолго я это удовольствие растянуть не смогу, поэтому навещай меня почаще.

***

В середине сентября Алонсо решил, что прошло достаточно времени, чтобы можно было нанести визит Саладину (так он сформулировал в мыслях свое намерение), не рискуя показаться навязчивым его новой хозяйке. Он выбрал день, когда после дождливой недели снова вернулась теплая солнечная погода.

Росарио принимала гостя на балкончике второго этажа Каса де Фуэнтес, откуда открывался вид на холмы и косогоры, поросшие низкими рощами. Говорили о недавно вышедших книгах, и хозяйка замка упомянула два новых труда Антонио де Небрихи - кастильскую грамматику и латинский словарь. Алонсо чуть не подпрыгнул: как же он забыл?! Дальнейшую расшифровку "Света в оазисе" необходимо было продолжить, используя этот монументальный словарь! Было очевидно, что работа станет от этого не в пример легче!