Рядом с проломом лежал хрипящий молодой бык, именно он проломил тын. А убегал он от трех волков стоящих посредине скотного двора. Рычащие твари готовились прикончить двух людей, зажатых ими в угол. Простоволосая Пистимея в растрепанной одежде стояла на одном колене, снег был обагрен её кровью, текущей из раны на шеи, которую она зажимала правой рукой, левой рукой она сжимала вилы. Глаза Пистимеи я увидел, как будто был рядом с ней. Никакого страха, а спокойное ожидание боя с врагом. И именно это спокойствие остановило волчью атаку.

Сзади Пистимеи дрожала, пытаясь вжаться в тын, одна из молодых скотниц. Маска ужаса и раскрытый в безмолвном крике рот.

Мое появление твари почувствовали сразу, я не успел приземлиться, как они пошли в атаку. В полете я вооружился, достав из левого сапога нож. В замедленном кино я вижу что, волки атакуют вытянувшись в линию. Первым на меня летит самый быстрый и сразу видно молодой волк. На полкорпуса сзади молодая волчица. И последним матерый вожак, если он сумеет пустить в дело свою страшную пасть, шансов на жизнь у меня будет мало. Правда сначала мне предстоит сразиться с молодняком. В моем кинотеатре начался показ танковой атаки немцев на наш медсанбат под Понырями.

Еще мгновение и молодой волк начнет прыжок, я вижу оскал его пасти с рядом молодых зубов. Слева раздается далекий сухой выстрел, молодая волчица внезапно остановилась и взвизгнув уткнулась в снег и в тоже мгновение её молодой собрат атаковал меня.

На руках у меня были подаренные Ерофеем офицерские перчатки, поверх которых я надел новые рукавицы. Левую я скинул, когда выхватывал нож. А вот правая сослужила мне хорошую службу. Я сжал правый кулак и выбросил его вперед. Волк взвыл отболи, он просто нанизался на мою руку и мгновенно умер еще в полете. Но ему удалось сбить меня с ног, я упал на спину и в тоже мгновение пасть вожака впустую клацнула перед моей личностью, разорвав на мне кафтан.

Почти вслепую, кровь убитого волка ручьем льется на меня, я бью ножом и чувствую что попадаю. Предсмертный визг матерого вожака оглушает меня, а его тело просто вдавливает меня в землю и я начал терять сознание. Но товарищ Нострадамус в этот момент просто возопил в моей голове и сознание тут же вернулось.

Киномеханик решил показывать кино с нормальной скоростью и я услышал испуганный голос Федора:

–– Ваша светлость! –– голос испуганный и дрожит.

–– Помоги, твою мать, –– я сейчас или захлебнусь или задохнусь.

Федор помог мне выбраться из-под туши вожака и протянул мне какую-то тряпку вытереть лицо. Весь организм просто болит, особенно правая рука, локтевой сустав огнем горит. Но я понимаю, что никаких ран не получил.

–– Федор, беги, помоги Пистимеи Никитичне, зажми ей рану на шеи, а то кровью истечет.

Мой камердинер малый был шустрый и под моим чутким руководством успешно проходил курс молодого бойца службы озэ, то бишь 03. Федор руками зажал рану на шеи Пистимеи Никитична и остановил кровотечение.

Ковыляя, я пытаюсь бежать к распростертой на окровавленном снегу женщине. Ко мне подбегает приотставший от нас Митрофан. У него мой медицинский саквояж.

Я опускаюсь на колени перед лежащей Пистимеей, вернее падаю, сил просто нет. С одного взгляда мне понятно, что отважная казачка получила ранение сонной артерии. Чудо, что она еще жива.

–– Федор, вот здесь держи, –– он перекладывает руки и кровь женщины на мгновение бьет фонтаном заливая всё.

Несколько секунд я отдыхаю, опираясь на руки. Оперировать надо прямо здесь, как говаривала героиня одного фильма, резать, не дожидаясь перитонита.

–– Митрофан, режь одежду, доставай бутыль со спиртом.

Глава 10

Я опустился на колени перед лежащей Пистимеей, вернее упал, сил просто нет. С одного взгляда мне понятно, что отважная казачка получила ранение сонной артерии. Чудо, что она еще жива.

–– Федор, вот здесь держи, –– он перекладывает руки и кровь женщины на мгновение бьет фонтаном заливая всё.

Митрофан разрезал одежду. Они с Федором бледные как мел, но руки не дрожат. Я открыл бутыль со спиртом и стал лить на рану. А вот у меня руки трясутся и еще как.

Чьи-то руки протянули мне чистую тряпку и скальпель. Краем глаза вижу, что это Осип.

––Я, ваша светлость, проснулся и решил прогуляться и все видел.

Руки перестали трястись, вот что значит плечо друга. Помилуй, Господи, рабу твою грешную.

Я сделал разрез и увидел поврежденную сонную артерию. Крови в ране было мало, наверное давление сильно упало. Как Пистимея сумела себе пережать сонную артерию, чудны дела твои, Господи. Осип крючками и пальцами выделил артерию, слышен чей-то мат и знакомый голос скомандовал:

–– Федька, держи, сукин сын, –– я уже шью, но конечно держать надо. Чей это голос?

Всё, от артериального кровотечения наша казачка не помрет.

–– Осип, шей и дренажи не забудь, –– голос совершенно не мой.

Кто-то тычет мне ложкой в губы.

–– Арника, ваша светлость, –– я поднял глаза, плачущая Евдокия пыталась дать мне арнику. Поняв мою мысль, она сказала:

–– Уже дала.

Сознание опять начинает меня покидать, я без сил лег на снег и заснул.

Проснулся я через час в нашей юрте, у постели сидел капитан Пантелеев.

–– Жива, не переживай, –– Ерофей прочитал мои мысли, –– твои над ней, как ворон над златом.

Ерофей покачал головой, поцокивая языком.

–– Силен ты, Григорий Иванович, двух волчар уложить. Кто бы сказал, не поверил бы. А тут сам видел. Матерый волчище просто гигант.

–– Федор молодец, сумел волчицу подстрелить, –– Ерофей засмеялся.

–– Ты, ваша светлость, молодому волку порвал все внутри, а матерого уложил ударом прямо в сердце. А у тебя ни царапины, одни синяки.

–– Быка-то успели зарезать, в нем центнера три, не меньше.

–– Конечно успели. Отдыхай, Григорий Иванович. В твоем гербе должен быть волк и Голиаф.

Последние слова капитана я слышал опять засыпая.

Опять я проснулся от того что кто-то нежно гладит меня и шепчет мне на ухо:

–– Гришенька, золотко ты мое. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю, –– всё тело болело, как будто каток по мне проехал, но это не помешало понять что, кто-то это конечно моя Машенька.

Следующие три дня я провел лежа в постели, окруженный любовью и заботой супруги, которая в буквальном смысле сдувала с меня пылинки и кормила с ложечки.

Вечером третьего дня пришел Ерофей.

–– Мы, ваша светлость, провели следствие. Приезжали урянхайцы, смотрели и головами всё качали. Мерген говорит, его охотники видели гиганта-волка, но он им не поверил, –– капитан усмехнулся, –– говорит решил, у страха глаза велики. Такого зверюгу они никто ни разу не видели.

Я молча слушал Ерофея и думал какие еще твари встретятся на моем пути. Чего и кого только нет на Земле-матушке.

–– А почему не сказали о визите урянхайцев?

–– В отсутствие светлейшего князя или когда ему например не здоровиться, –– Ерофей многозначительно посмотрел на меня взглядом училки, объясняющей несмышленому первачку про дважды два, –– бразды правления берет в свои руки его супруга светлейшая княгиня Мария Леонтьевна. Хватка у вашей супруги, Григорий Иванович, железная.

В справедливости слов Ерофея я убедился в этот же вечер, когда сказал, что завтра собираюсь на завод. Выслушав меня, Машенька нежнейшим голосом заявила, что она больше не отпустит меня никуда одного. Я открыл было рот, что бы возразить, но супруга горячим и жгучим поцелуем пресекла мою попытку начать дискуссию.

–– Без тебя, Гришенька, нет жизни. Если умирать, то вместе с тобой, –– я засмеялся.

–– И ты бы вступила в бой с этими волками?

То, что я услышал, просто лишило меня дара речи.

–– Да, мой милый. И поверь мне, еще неизвестно, кто уцелел бы.

Я посмотрел в глаза Машеньки, ставшие бездонными и холодными, и поверил ей. Но следующим утром мы никуда не поехали и еще два дня я провел в тишине и покое, занимаясь написанием своего медицинского трактата, проведя два четырехчасовых занятия со своими докторами.