Игорь устал их слушать, сидел, разглядывая позолоченную резьбу обширной гридницы, особенно яркую сейчас, когда в ее открытые верхние окна вливался солнечный свет. Золотая Гридница – воистину верно! Богатый же будет у него тесть! Игорь это понял еще в Гнездово, где Эгиль, не возражая, согласился сам заплатить наемникам перед предстоящим походом. Он не глуп, этот потомок северян из-за моря, и понимает, что, если угры захватят Киев, он не только потеряет власть над днепровским путем, но и приобретет коварных соседей, набеги которых долго придется отбивать.

Волхвы по-прежнему долго и велеречиво излагали свои требования, пока Олег не остановил их жестом. Не взглянув на оторопевших служителей, он развернул на столе свиток телячьей кожи, на котором красками была нарисована карта днепровского пути.

– Гляди сюда, Эгиль, – начал Олег, не придавая значения недовольному ропоту волхвов. – Все мирное решается спокойно, нам же теперь о войне предстоит говорить, и срочно. Так вот, мы соберем свои силы в заводях под Гнездово, соберем могучий флот, а когда все будет готово для выступления, двинемся по течению Днепра так быстро, как только сможем. Угры стоят у Киева под горой, там, где могильный курган Аскольда. Их там уже столько сошлось, что местный люд даже прозвал это урочище Угорским, а это признак нашей слабости и силы угров. Поэтому надо поторопиться, а не обсуждать бесконечно, сколько треб богам принести.

Он лишь мельком бросил взгляд на волхвов, но гораздо внимательнее поглядел на смоленских и гнездовских воевод, склонившихся над картой. Эгиль только успел сделать знак волхвам, что те могут быть свободны, но даже не встал их проводить. А Олег пояснял, что вся удача их плана зависит от того, насколько быстро и неожиданно объединенные силы славян и варягов появятся под кручами Киева. Ссылаясь на свой собственный опыт захвата Киева шестнадцать лет назад, Олег советовал подойти к городу в обход Тархан-острова, воспользовавшись протокой Черторый.

– Но в бой сразу рваться мы не станем, – продолжал Олег, с высоты своего немалого роста внимательно поглядывая на воевод цепким взглядом зеленых глаз. Между бровями князя Олега резче обозначилась глубокая складка, в голосе чувствовался металл, и было ясно, что он уже принял решение и не признает других доводов, хотя, как всякий князь на Руси, не скажет своего окончательного слова, не выслушав воевод. Потому и говорил с нажимом, убеждая. – Дело с уграми мы начнем не с нападения, а с переговоров. Ибо когда такое множество воинов окажется подле мирного Киева да схлестнется в бою, – сеча может повредить и самому городу. Наша же цель показать угорским ханам свою мощь, не проливая крови. Они неглупы, поймут, что мы на своей земле сильнее и для них выгоднее считаться с нашей силой. А когда дело дойдет до переговоров, тогда можно будет и об отступной речь вести да поставить условие, чтобы угры шли дальше на заход солнца, как изначально намеревались.

– А ты уверен, Олег, – спросил Эгиль, – что откупиться при нашей-то силе выгоднее? Если отгоним угров мечом, не развязывая кошеля, – это и почетно будет, и богатство наше при нас останется.

Игорь заметил, как невольно подался вперед его воинственный побратим княжич Ингельд, даже задышал шумно. Война для Ингельда была, что простор для ветра – есть где развернуться и показать себя. Однако Олег ответил холодно и непреклонно:

– Это не тот случай, когда следует думать о мошне. Ибо, пожалев сейчас золота, можем потерять куда больше. И речь не только о том, что эта война может привести к разорению киевской земли; война с такой тьмой угров способна затянуться надолго, мы не соберем урожая и… Из степи к своим движутся все новые и новые орды угров. Если дать им время объединиться, то мы уже не сможем диктовать свои условия. Другое дело, если находящиеся под Киевом ханы, завидя нашу мощь и узнав, что отход им оплатят, примут предложенные условия. Чем скорее мы заставим их уехать, тем менее сплоченными будут угорские силы. Прибывшие новые степняки, увидев, что их предводители уже отбыли, скорее всего, предпочтут поступить так же. Если же мы ввяжемся в сечу, то не только людей положим, но и с приходом новых угорских сил станем уязвимы. Тогда одним только богам ведомо, чем окончится для Киева эта война. Я же хотел, чтобы уже к серпню[64] киевская земля была свободна, и мы могли сыграть свадьбу Игоря и Светорады. Киеву уже давно нужна княгиня.

Теперь все посмотрели на Игоря, и он даже растерялся. Что тут говорить? Что он согласен? Но это и так ясно. Не скажешь ведь, что еще не нагулялся и хочет пожить вольным, а весь этот сговор только для того и затеян, чтобы прельстить Эгиля высоким положением для его единственной дочери. Скажи он так, никакой помощи от Смоленского князя нечего ждать. Игорь даже перевел дыхание, когда младший сын Эгиля, калека Асмунд, которого, как обычно, принесли на совет в кожаном кресле, вдруг спросил:

– А откуда вообще взялись эти угры? И что заставило их целыми родами покидать прежние земли и искать новые?

Похоже, это интересовало не только младшего княжича, но и его отца, да и остальных варягов, желавших узнать, на кого они идут.

Тут уж Игорь с Ингельдом, не раз ходившие с дружинами в степи и знавшие об уграх не понаслышке, стали рассказывать наперебой. Дескать, угры долгое время жили в степях, кочуя от хазарских границ до самого Понтийского моря, разводили превосходных коней, торговали, совершали при случае набеги. Но потом пришла к ним беда, и имя этой беде – печенеги. Это злобный и дерзкий народ, который долгое время жил к востоку от хазар, но теперь, когда хазары стали брать печенежских мужчин в свои войска, печенегам разрешили, минуя саму Хазарию, селиться на плодородных землях южных степей. Там они и столкнулись с уграми. Долгое время воевали с ними за кочевья, пока печенеги не стали побеждать, и угры благоразумно решили уйти в другие края. И вот сорвались они с мест целыми родами и пошли на север. Так дошли до Руси…

Далее уже следовало известное. Прибыв небольшими родами с просьбой помочь им переправиться через Днепр, угры стали оседать под Киевом, а к ним шли и шли новые, пока их сила не стала угрожать самому стольному граду.