Тут Игорь с искаженным лицом подскочил к ней и крепко сжал локоть.
– А ты не трепи языком, мало ли что дворня болтает!
– Мне больно! – вырвала у него руку княжна.
Игорь опомнился, отвел глаза. Светораде же хотелось заплакать. Но она сдержалась.
– Не как с княжной ты ведешь себя, Игорь-князь, – сделав ударение на последнем слове, сказала она. – И не как со своей невестой. Но я все же твоя суженая и будущая княгиня. Поэтому, забуду этот разговор и вечером, как твоя невеста, поднесу тебе с улыбкой чашу. Прости меня, если я в чем-то провинилась, но и ты извинись за свои злые речи.
При последних ее словах Игорь вскинул голову, как молодой жеребец.
– Идем, княжна.
Извиняться, конечно, не стал, но запомнил ее нелепое требование. К тому же Игорь не хотел, чтобы глазевшая на них дворня что-то заподозрила и потом болтала языком. Поэтому Игорь даже обнял свою невесту за плечи. И добавил, когда они уже подходили к крыльцу:
– Хорошо, что мы поговорили: теперь мы оба знаем, чего ожидать друг от друга.
«Знаем…» – тоскливо подумала Светорада. У крыльца хоромины она неожиданно увидела садившуюся в седло княгиню Гордоксеву. Та внимательно поглядела на шедших в обнимку жениха и невесту и даже улыбнулась. Но Светорада тут же высвободилась из объятий Игоря, подбежала к матери.
– Уезжаешь, родимая?
– Я оставляю тебя на верного защитника, – кивнула в сторону Игоря Гордоксева. – А пока меня не будет, позаботься, чтобы к вечеру все готово было для пира в честь Гуннара. Она чуть тронула шенкелями бока лошади и легкой рысью поскакала к воротам, только ее светлое покрывало развевалось Да отлетали полы длинной серой накидки. За ней ехали три гридня-охранника, державшиеся несколько поодаль и в то же время достаточно близко, чтобы защитить свою госпожу.
Миновав строения, скучившиеся внутри городских укреплений, княгиня перевела коня на мерную поступь и неспешно двигалась, поглядывая по сторонам. Гордоксеву волновало, что, вопреки всем ожиданиям, небо не посылало земле долгожданного дождя, солнце день ото дня становилось все жарче, и народ только и твердил о том, что бурно поднявшиеся нынешней весной всходы обречены засохнуть. И хотя все вокруг сияло светом, но уже было заметно, что трава потускнела раньше срока, а дерновые крыши на хатках вдоль дороги казались выжженными солнцем и пожелтели. Поднявшаяся до срока рожь выглядела поникшей от солнца, зато уж сорнякам было приволье, они быстро заглушали всходы.
Видя все это, княгиня Гордоксева хмурила темные брови, а когда попадались встречные, проезжала мимо, будто не замечая кланяющихся людей. Считалось, что воля правителей влияет на все, даже на милость небожителей, а раз так, то смоленские правители чем-то не угодны богам и едва ли не первые повинны в том, что год грозит засухой. А ведь еще предстоял поход на угров, который, несмотря на все речи о заключении договора, неизвестно чем закончится.
Когда впереди на дороге Гордоксева увидела преградившую ей путь группу волхвов, она не удивилась. Княгиня все равно ждала чего-то неприятного, и теперь, заметив, какие неприветливые лица у служителей богов, она только негромко вздохнула.
Волхвы тут же подступили к ней с требованиями, говорили, что княгиня мало жертвует на их капища, сквозь пальцы смотрит на появление в Смоленске и его окрестностях людей, поклоняющихся чуждому этой земле белому Богу Христу, а главное, что оберегает и не велит трогать бесноватую бабу-кликушу, которая пророчит беды, колдует и восхваляет одного бога Велеса, принуждая народ поклоняться этому покровителю скотоводства и охоты, в то время как другие божества остаются без должного внимания людей. Княгине было невдомек, что волхвы столь требовательны и настойчивы только с ней, местной уроженкой, всегда прислушивающейся к их речам, и что ни при муже ее, ни при князе Руси Олеге они не позволили бы себе такой настойчивости.
– Что вы хотите от меня? – как-то устало отозвалась княгиня, когда волхвы расшумелись совсем уж воинственно, а сопровождавший ее гридень Бермята даже выехал вперед, намереваясь потеснить служителей конем. – Чего ждете? Неужели думаете, что моей волей можно принудить людей не поклоняться Велесу, когда у них пока только и надежд на скотоводство и охоту? Вы не в силах вымолить у богов дождя и урожая, а меня вините в том, что Велес поднялся ныне над иными богами.
– А милость покровителя побед Перуна разве не нужна ныне? – гневно стукнул посохом о землю один из волхвов, на груди которого висела цепь с золоченым амулетом бога-громовержца – тройная молния-зигзагица.
– О том мужа моего вопрошайте, – тихо ответила княгиня, понурив голову.
– А милость небес и урожай разве тебя не волнуют? – встрепенулся другой волхв, в венке из трав – символе плоюродного божества Даждьбога. – Ты живешь в высоком тереме и не ведаешь, что люди забыли богов, потеряли Одежду на них и ропщут на небожителей. Как после такого боги проявят милость к нашей земле?
– Да причем тут наша госпожа? – опять стал наезжать на волхвов верный Бермята. И к Гордоксеве: – Прикажи, сударыня, мы враз загоним этих обнаглевших кудесников их чащи.
Однако Гордоксева только грустно вздохнула.
– Уже не впервые вы упрекаете меня, служители небес. Чего же вы хотите?
– Жертву! Человеческую жертву, да такую, чтобы весть о ней дошла до самых небес! И чтобы люди затрепетали, понимая, что князья и волхвы едины в своем стремлении добиться милости от небожителей.
– Кто же у вас на примете?
Волхвы молчали, как будто не смели ей ответить, однако уже по тому, как они отвели взгляды, она догадалась: в годы бедствий на алтарь должна пролиться кровь человека столь знатного, что волхвы могут пожелать крови самих князей.
– Не думаете ли вы, что я решусь пожертвовать кем-то из близких? – повысила голос княгиня, и ее карие глаза грозно сверкнули.
– Но ты могла бы дать на то свою волю.
– И на кого укажете?
– Асмунд!
Это произнес самый старый и почтенный из волхвов. И пока княгиня задыхалась, не в силах вымолвить ни слова, он провел рукой по белой, ниспадающей почти до колен бороде и сказал: