П. Как передать голосом звук л? Надо опустить ниже челюсть и выдохнуть, сжав губы. Вот так. Она посмотрела в зеркало. Вроде все правильно. Она проделала это во второй раз, держа пальцы возле губ. Да, ощущение такое, как надо. Только правильно ли это звучит?

Теперь б. Этот звук требует того же движения губ, но одновременно надо напрячь голосовые связки.

«Сосредоточься, Анна. Тебе это по силам. Ты раньше уже это делала».

Положив руку на горло, она сначала просто напрягла голосовые связки, затем попробовала соединить это действие с движением губ. Кажется, получается слишком сильный выдох. Она повторила звук, поднеся пальцы к губам. Похоже, на этот раз правильно.

Рука как будто налилась свинцом. Внезапно почувствовав ужасную усталость, Анна опустила ее вниз. Конечно, дело не в физическом переутомлении. Все это нервы. Тем не менее она сейчас не может даже шелохнуться.

Глядя на свое отражение в зеркале, Анна увидела, что ее глаза наливаются слезами. Может быть, она только обманывает себя? Смогут ли ее когда-нибудь понять и не будут ли люди, с которыми она попытается заговорить, со смущением и жалостью отводить глаза в сторону?

Или, что еще хуже, не будет ли смущаться ее сын?

Дэвид не стеснялся ее глухоты, потому что не знал ничего другого. Но что произойдет, когда осенью он пойдет в детский сад? Из-за нее другие дети будут над ним смеяться, будут называть ее манекеном.

Сначала он, вероятно, будет ее защищать. Но придет время, когда он станет ее стыдиться и желать, чтобы его мама была такая же, как и все остальные. Так или иначе ее глухота обязательно повлияет на его развитие. Он станет или самоуверенным хулиганом, всегда готовым к драке, или робким интровертом. Несомненно, это радикально изменит его личность. Как печально, что ее замечательный, славный мальчик может пострадать из-за ее трусости.

Этого нельзя допустить. Если не для себя, то хотя бы ради Дэвида она должна вновь научиться говорить.

Исполненная решимости, Анна нетерпеливо вытерла слезы и снова посмотрела в зеркало. Поднеся пальцы к губам, она попыталась произнести еще один звук. На этот раз более трудный. Дж.

Как в слове «Джек».

– Мистер Ломаке, как хорошо, что вы вернулись, тут…

– Потом, миссис Пресли. Это мне? – Проходя в свой кабинет, он смахнул с ее стола несколько розовых листочков.

– Да, сэр, но тут…

– Я сказал – потом. Принесите мне, пожалуйста, «Алка-зельтцер».

От барбекю у него болел желудок. От пива раскалывалась голова. А после застройщиков болела задница.

Отобедав, они попросили его отвезти их на ранчо Корбетта. Полчаса туда, полчаса на осмотр окрестностей, полчаса обратно. Эмори вздохнул с облегчением только тогда, когда помахал рукой вслед их сверхсовременному частному самолету, увозившему воротил в Хьюстон. Они улетали умиротворенные, считая, что дело в шляпе.

Эмори нутром чувствовал, что все обстоит как раз наоборот.

Вернувшись с обеда на час позже обычного и удостоившись за это хмурого взгляда со стороны президента, он хотел побыстрее оказаться в тишине и прохладе своего кабинета.

Надо обдумать следующий ход.

Отправив секретаршу за «Алка-зельтцером», Эмори прошел в кабинет, снял пропотевший пиджак и повесил его на крючок за дверью. Кожаное кресло с высокой спинкой было повернуто к окну. Ломаке развернул его к себе.

– Привет, Эмори!

Словно чертик из табакерки, с кресла вскочил ковбой, схватил Эмори за галстук и, мгновенно поменявшись с ним местами, толкнул в еще теплое кресло.

Прежде чем Эмори успел сообразить, что происходит, работник с фермы Корбетта пригвоздил его к месту зловещего вида ножом. Острый кончик этого ножа упирался прямо в горло жертвы. Эмори в ужасе схватился за ручки кресла.

– Как вам понравился обед? – вежливо спросил ковбой. – На мой взгляд, соус был чересчур пресным, а огурцы чересчур солеными, но остальное выше всех похвал. Я лично съел сандвич с отбивной. Как я заметил, вы с вашими шикарными друзьями ели ребрышки. Дверь открылась.

– Мистер Ломаке…

– Вызовите охранника!

– Да, сэр.

– Минуточку!

К изумлению Эмори, миссис Пресли, державшая в одной руке упаковку с «Алка-зельтцером», а в другой стакан воды, услышав приказ ковбоя, немедленно остановилась.

– У меня к вам просьба, миссис Пресли… вас, кажется, так зовут, мэм? Вместе с охранником позовите сюда кого-нибудь из банковских служащих. Я уверен, им будет интересно послушать, что мистер Ломаке говорит об одном из их уважаемых клиентов. Вы тоже можете поприсутствовать. Да зовите всех! Всем, кто работает с Эмори, покажется любопытным то, что я расскажу.

Эмори нервно засмеялся:

– Черт побери, старый сукин сын! Когда ты приехал? – Собрав все свое мужество, он отодвинул в сторону нож и хлопнул ковбоя по плечу. – Миссис Пресли, этот негодяй, который до смерти вас напугал, – мой товарищ по студенческому братству. Э…

– Джек.

Эмори захихикал, пытаясь избавиться от страха.

– Джек всегда откалывал такие штучки, когда мы учились в университете.

Если не обращать внимания на то, что он не смог вспомнить имя Джека, все это звучало убедительно.

Университетский диплом висел на стене кабинета, а Эмори неоднократно потчевал миссис Пресли невероятными рассказами о жизни студенческого братства, что, правда, было абсолютной ложью, поскольку Эмори никогда не приглашали в это братство вступить.

К его огромному облегчению, ковбой спрятал нож.

– Надеюсь, я не слишком сильно вас напугал, мэм? Я не мог удержаться от того, чтобы немного пошутить со старым товарищем. – Его рука тяжело опустилась на плечо содрогнувшегося Эмори.

Секретарша робко улыбнулась:

– Как насчет… – Она протянула пакетик с «Алка-зельтцером».

– Уже не нужно. Но все равно спасибо.

Со все еще неуверенным видом она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.

Субъект по имени Джек, к сожалению, остался.

Он снова вынул нож из чехла и сел на край стола прямо перед Эмори, у которого во рту так пересохло, что он едва мог пошевелить губами. Тем не менее ему удалось прошипеть:

– Вы псих?

– Если бы я был психом, то уже разрезал бы вас пополам. От этого меня удерживают только остатки здравого смысла. Вы должны быть мне благодарны за это, Эмори. Могу я называть вас Эмори? Конечно, могу – мы ведь члены одного братства.

– Сейчас же выйдите из моего кабинета, или я…

– Видите ли, Эмори, вы не в том положении, чтобы мне угрожать. Откровенно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы вы вызвали охранника и устроили сцену, потому что тогда я смогу всем пересказать тот разговор, который сегодня подслушал за обедом. Я сидел прямо за вами в следующей кабинке и слышал каждое ваше лживое слово.

Глядя в неумолимые глаза Джека, Эмори не сомневался, что тот выполнит свою угрозу.

– Подумайте об этом, Эмори. Представьте себе, что будет, если ваша болтовня о несуществующей любовной связи с миссис Корбетт дойдет до президента банка. Или хотя бы до других сотрудников – а особенно сотрудниц. Ну как? Понимаете, к чему это приведет, Эмори?

Эмори нисколько не сомневался, что подобное развитие событий закончится полной катастрофой. В банке ему тогда больше не работать. А он не может оставить эту работу до тех пор, пока его услуги «Ист-парк» не будут оплачены. Он и так истратил кучу денег на выпивку для воротил, которые, конечно, ему никто не вернет.

– Все это только слова. – Он заставил себя засмеяться, но смех его звучал, словно скрип наждачной бумаги. – Кто вам поверит?

О, я уверен, что большинство женщин поверит. Анна Корбетт наверняка не единственная женщина, которую коробит ваш сексизм и пошлые заигрывания.

– Вы блефуете, ковбой. Если бы это было серьезно, то вы не стали бы ловить меня в кабинете. Вы бы поймали меня где-нибудь в вестибюле, чтобы все могли вас слышать.

– Я этого не делаю только потому, что не хочу огорчать миссис Корбетт, связывая ее имя с вашим.