Я никогда не доберусь до истины. Меган Чайлдс останется для меня самой большой загадкой. 

Мою плоть пронзала боль, иногда даже была видна кровь, но я никогда не чувствовала, что становлюсь ближе к ней. Каждый раз, я пыталась сделать порез глубже, чтобы ощутить ту же агонию что и она. Ведь если бы я не родилась на свет, то она бы была бы жива. 

Что насчет папы? У него была Лариса, я до сих пор ловила его взгляд, который был наполнен грустью, когда он думал, что его никто не замечал. Я делала это, потому что это напоминало мне о прошлом. 

— Принцесса Мая, ты так быстро растешь. С каждым годом ты становишься, все больше похожая на свою мать… это немного пугает. 

Я видела эту боль в его глазах, когда он внезапно начинал тереть свою грудь. Мне хотелось забрать эту боль собой. Изменить свою дурацкую внешность. Я только всем этим причиняла своему самому любимому человеку на этой земле ужасную боль, которая съедала его изнутри. 

Я всегда была для своего папы «принцессой Маей». Но все изменилось после моего тринадцатого дня рождения, когда он перестал смотреть на меня. Он казалось, вздохнул с облегчением, когда я сказала ему, что поживу кое-какое время в доме подруги. И он перестал называть меня принцессой Маей, после того день рождения… пока не женился на Ларисе, сучке, которая думала, что сможет заменить мою маму и занять сердце моего отца. 

Зная о том, что я выглядела, так же как и та женщина, которая причинила столько боли моему отцу, я просто начала ненавидеть зеркало. Лариса — это женщина, которая была помешана на своей внешности, одежде, волосах, пластических операциях, короче на всей той хрени, которая делала ее моложе. 

Да и вот она я, просто стою и смотрю на себя в зеркало. Что, черт побери, со мной твориться? 

Ну, во-первых, та боль, которую я причиняла себе, оказалась безрезультатной. 

Во-вторых, случился Оливер. Прежде чем он уехал, я уже пробовала себя резать и быть ближе к маме. После того, как он уехал, я просто нуждалась в том, чтобы эту боль заглушить хоть каким-то способом. Я все ближе становилась к маме. Это была последняя капля в тот момент — все, что мне нужно было сделать, так это надавить на лезвие еще сильнее, оставляя глубокий порез. 

И что теперь? 

Я стала тем объектом… должником. Кем-то другим, кто мог избежать их боли. У меня абсолютно не было никаких иллюзий насчет Оливера — он был таким же, как и я, сломленным, и он просто искал способы, как избежать своей агонии. Но почему он выбрал меня своей боксерской грушей? Была ли я такой легкой мишенью? Я никогда не считала себя слабачкой, пока Оливер не разрушил мою жизнь. Было в нем что-то такое, что притягивало меня. Все время. 

Мой мозг пытался разобраться во всем этом. Я возвращалась к тем вещам, которые не могла понять, чтобы наконец-то разобраться во всем этом беспорядке. Я вспомнила разговор, который в то время казался мне бессмысленным. Разговор наших родителей, после того как они поженились, Лариса умоляла папу. 

— Прошу тебя Алек, дай парню шанс. Просто это все демоны Оливера, с которыми он ведет борьбу. Когда он вырастет, он все поймет лучше, он перерастет, — протараторила она своим сладким голосочком. 

— Лариса он непредсказуем. Ему шестнадцать, это тот возраст, когда мальчики становятся мужчинами. Оливер должен понимать и осознавать свои поступки, — голос моего отца был злым. — И ему лучше держаться подальше от Маи. Если хоть один волосок упадет с ее головы, только Богу известно, что я с ним сделаю. 

— Не будь таким категоричным, Алек. Почему это Оливер должен трогать твою Маю? Боже, да она же его младшая сводная сестра. У него есть девушка, если ты не знал. Ты не о чем не должен волноваться. 

Это все что я смогла расслышать, до того как я убралась прочь от этой двери. Я не понимала этого тогда, потому что я виделась с Оливером всего один раз. 

Я все еще пыталась собрать кусочки того, почему Оливер был так одержим мною, но затем он сказал мне это лично сам. Это не имеет уже никакого смысла. Ведь он мог завладеть любой киской, которую только захочет. Его лицо, его тело, его член, все в нем было идеально. Но было в нем то, что выдавало его с потрохами, это были его глаза. Злость. Читалась в них. Он злился на то, что ему сделали больно. И этот кто-то сполна собирается заплатить за все это. 

Он никогда не сдавался. 

Он пришел за мной — я знала, что это рано или поздно произойдет. Мне хотелось кричать от бессилия. 

Впервые за долгое время, я реально посмотрела на себя со стороны. Это было то, кем я стала. Я вспомнила сказку о Белоснежке, которою так любил читать мне мой отец, перед тем как я засыпала. 

Мы были похожи с ней: у меня тоже были такие же длинные черные волосы и бледная кожа, и если бы я побывала на солнце, то тут же бы загорела. Мои полные губы были красного оттенка, и да, как же я могла забыть, помните ту злую тетку, вот и у меня тоже была злая мачеха, которая была готова меня убить. Но было одно «но», принц, который должен меня был спасти, так и не появился. 

Вместо этого я попала в руки к монстру. Чудовищу, которое хотело поглотить мою гребаную душу. 

И я снова облажалась? Наверное да, потому что я хотела Оливера тоже. Потому что я, Мая Кристина Чайлдс, одержима своим сводным братом. Я хочу его. Нуждаюсь в том, чтобы он забрал всю мою боль. Потому что, только Оливер Кинг может стереть всю мою накопившуюся печаль. 

Я не хотела понимать этого. Но я знала, что это чистая правда. Спросите меня откуда? Я честно не знаю, что вам ответить. 

Все что я знала, так это то, что я нуждалась в нем, как в воздухе. 

Нас притягивало друг к другу, чтобы мы могли исцелить свои сломленные души. 

Очнулась я от своих мыслей и подскочила от неожиданности, когда рука Оливера обвила мою талию, и он притянул меня к своей груди. Словно тряпичная кукла, я обмякла. Не было смысла сражаться. Я это поняла, когда он впервые за все это время посмотрел на меня, он был мрачен, но в тоже время на его лице читалась похоть. Все его желания были в его глазах, и они становились только сильнее. 

Все в этом мужчине, кричало мне бежать прочь. Эта темнота. Запретность. 

Но я каждый раз желала его больше. 

Требовала его касаний к моей коже. 

Его губы на своих губах. 

Его, похороненного глубоко внутри меня. 

Возможно, тогда я узнаю какого это принадлежать кому-то. Полностью. Без остатка. 

Мой разум боролся. Боролся за контроль. Говоря мне о том, что это все большая ошибка. Но мое тело изнывало о нем. Я наконец-то могла принадлежать кому-то снова. 

Наши взгляды встретились в зеркале. Его лицо было невозмутимым и непроницаемым. Но в его глазах, в его глазах читалось желание, которого я никогда не видела прежде. 

Я откинула голову назад, кладя ее на его накачанную грудь. Его рука схватила меня за горло, и он сжал его, таким образом, доказывая свою власть. Слова не были нужны. Мы оба этого хотели. Жаждали искупления наших сломленных душ и разбитых сердец. 

Он тяжело вздохнул. 

— Мая. Наконец-то, — грудь Оливера тяжело вздымалась, а теплое дыхание опаляло мою кожу, заставляя мурашки покрыть мое тело. 

Момент, который я ждала всю свою жизнь, настал. Момент, когда я стану принадлежать тому, кто хотел меня, а я его. Даже не смотря на всех тех, кого он трахал, или того что было раньше, и на все эти сомнения, мы правда очень хотели друг друга, в этот момент ничто не имело значения. Открыв глаза, я хотела впитать в себя все это — хотела запомнить этот момент навсегда. 

Воздух словно покинул всю комнату — были только мы. 

Испорченные. Похотливые. Спасенные.

Глава 23

 Мая 

— Оливер, подожди. Это ошибка, — в моем голосе слышалось отчаянье. Я просто разрывалась между двумя потребностями: я желала этого мужчину и я думала, что это неправильно. Или скажем так, чтобы вам было проще: я знала, что совершаю ошибку. 

Все что мне было известно так это то, что Оливер собрал все свое дерьмо вместе, и что его впереди ждало светлое будущее IT индустрии. Через несколько лет я узнала, что он, по сути, был гением, и очень востребованным в разных крупных фирмах. Ага, он далеко был не всезнайкой, мой сводный братик мог податься, например, в модели в любой день. У него была прекрасная внешность, не говоря уже о его несносном характере. Блин, я была в полном замешательстве. Мой контроль висел на волоске от срыва.