– Предатель, вы хотите сказать? До того, как умереть, они в разговоре называли его имя.

– Теперь с этим покончено. Следы кончаются здесь. Лойте прав. Они искали его, чтобы убить. Значит, они думают, что Лойте пригодится нам, пусть даже ты не согласен, – он повернулся к молодому офицеру: – Почему ты взялся поставить подковы?

– Прежде чем отправиться в горы, я переговорил с конюхом в Побии, и он мне это посоветовал. Я всегда езжу на подкованных. Это же кавалерия…

– След здесь кончается, – повторил священник. – Медвежонок, тут не о чем беспокоиться.

– По седлам! – сказал Кочевник и показал на горизонт. – Посмотрите на эту пыль. Прямо к востоку от нас лежит путь миграции. Оттуда стада идут на север. Мы подождем здесь, пока гурты не подойдут поближе. Затем мы несколько часов будем ехать перед ними, и наши следы исчезнут.

– В таком случае, – запротестовал Лойте, – с темнотой мы не доберемся до дома.

– До дома? – фыркнул Хонган.

– До вигвама его жены и ее бабушки, – строго сказал Омброз. – Но я согласен. Сделаем, как ты говоришь.

Лишь во второй половине дня Святой Сумасшедший удостоверился, что стада шерстистых коров Кочевников, которые в облаках пыли следовали за ними, надежно скрыли их следы. Лишь тогда они сменили направление, свернули с пути, которыми шли гурты, и взяли курс на северо-восток.

Омброз по-прежнему старался добиться мира между своими спутниками.

– Если план кардинала увенчается успехом, – сказал он, – Ханнегану придется прекратить вторжения на земли Диких Собак и Кузнечиков. По крайней мере, на много лет. А к тому времени орды, объединенные под властью единого короля, обретут силы.

Какое-то время Хонган молчал. Оба они знали, что земли Кузнечиков, прерии, заросшие высокой травой, что лежали к востоку, при любом вторжении примут на себя главный удар. Те из соплеменников Чернозуба, которые продолжали вести тут пастушеский образ жизни, стали самыми воинственными племенами, потому что у них не было иного выхода. Они противостояли и армиям Ханнегана, и медленному напору фермеров с пахотной окраины земель на востоке. И все же Дикие Собаки были ближе к Церкви в Валане и к возможным союзникам за горами. Трения, существовавшие между ордами, усугублялись Кочевниками-отщепенцами, отторгнутыми от системы наследования по материнской линии и привлекавшими юных беглецов из завоеванных земель Зайцев к югу от Нэди-Энн.

– Есть более насущная проблема, чем расплата, – наконец ответил священнику Хонган.

– Об этом можешь не беспокоиться, – вступил в разговор офицер. – У его светлости достаточно богатств.

– Да, коров у Полукровки хватает, – ехидно заметил Хонган.

– Есть и другие виды богатства, кроме коров, – сказал капитан Лойте. – Но в любом случае как ты смеешь называть его полукровкой? Разве ты не христианин?

Священник засмеялся.

– Спокойнее, Лойте, сын мой. Медвежий детеныш, так сказать, всего лишь проверяет на тебе принятую у него в племени ' манеру разговора. И кроме того, как иначе может звучать титул «его преосвященство господин кардинал Элия Коричневый Пони, дьякон собора святого Мейси» в устах потомка двоюродного прадедушки Сломанной Ноги, владыки трех орд?

– А вот мой отец ничем не владеет, – буркнул Хонган, не в силах расстаться с мрачностью.

– Видишь, каким он становится упрямым, приближаясь к дому, – сказал Омброз.

– Он не только ничем не владеет, – продолжил Хонган, – но и я всего лишь его сын, а не племянник.

– Ты же знаешь, что это не имеет никакого значения, – ответил священник. – Ни по материнской линии, ни по какой друго! ты не мог наследовать ему. Но старухи положили на тебя глаз, Святой Сумасшедший. Когда старухи искали, кто станет Ксесачем дри Вордаром, им нужен был вождь-волшебник, маг, а не просто чей-то сын или племянник.

– Мне не нравятся эти разговоры, наставник, – отрезал Хонган. – Я люблю и уважаю своего отца. Разговор о наследстве – это разговор о смерти. И после Дикого Медведя не было Ксесача Вордара. Прошло семьдесят лет, и кто знает, о чем думают эти современные женщины.

При слове «современные» Омброз хмыкнул.

– За плечами у двоюродного деда Сломанной Ноги долгая жизнь, – сказал бывший тексарский офицер. – Я видел его всего три месяца назад, когда он приезжал навестить моего шурина.

– Перебежчик, оказывается, разбирается и в медицине, – сказал Кочевник.

Офицер бросил на него взгляд, полный ненависти.

– А не с тем ли Волшебным Психом, отче, мы имеем дело, который утверждал, что видел Ночную Ведьму?

– Черт бы тебя побрал, старый священник! Кто тебя тянул за язык? Зачем ты рассказал об этом ему?

Отец Омброз бросил на обоих быстрый взгляд.

– Перестаньте заводиться, вы, оба! Или отдайте мне ваше оружие, спешивайтесь и деритесь. Здесь и сейчас!

– Божий суд? – хмыкнул Хонган. – Да, Чернозуб рассказывал мне, что Церковь прибегала к нему. Почему ты не научил меня и этому, отец? Ты обходил молчанием ту часть катехизиса, где шла речь о великих военачальниках, а сейчас ты предлагаешь нам выяснить Божью истину в кулачной драке? Но мне она не нужна. Я просто хотел узнать у нашего тексарского советника, каким еще добром, кроме коров, располагает Полукровка? Если он утверждает, что таковое у него имеется.

– Черт бы побрал твой язык! – буркнул офицер и с силой уперся в левое стремя, заставив лошадь остановиться.

Чиир Хонган несколько секунд не сводил с него взгляда, потом пожал плечами и спешился.

– Я должен предупредить, капитан, что твой соперник изучал боевое искусство с опытным наставником, бывшим палачом Ханнегана. Ты мог знать его.

– Ты имеешь в виду того желтокожего джина? Ву Шина? Слушай, если вы боитесь предательства, опасайтесь его. Я не удивлюсь, если узнаю, что Филлипео Харг подослал его, дабы убить кардинала. Ты же знаешь, у него есть наемные убийцы. И все они умеют носить любые маски.

– Ты, горожанин! Топор не джин, – сказал Кочевник, в устах которого слово «горожанин» звучало как оскорбление. —

Там, откуда он пришел, джином считался бы ты. И он ненавидит Филлипео Харга почти так же, как я его ненавижу, городской мальчик.

– Медвежонок, зачем ты так ведешь себя? Капитан Лойте на нашей стороне. Свое дело он знает. Не будь ослиной задницей, сын мой.

– Ладно. Только скажи этому ублюдку, чтобы он перестал покровительственно относиться ко мне, – Хонган стал влезать в седло. Лойте, так и не успокоившись, вытянул его по спине хлыстом.

Хонган развернулся, схватил его за запястье, когда тот был готов нанести ему второй удар, и острым носком сапога врезал капитану в живот.

Удар мог оказаться смертельным: несколько минут капитан находился в полубессознательном состоянии. Но священник наконец привел его в чувство и настоял, чтобы ночь они провели здесь, дабы Лойте мог оправиться. Разгневанный капеллан долго молился, прося милости Бога, чтобы тот дал им время раскаяться. Хонган сонно ворчал на него. Лойте постанывал и богохульствовал. Утром следующего дня Чиир Хонган вытащил офицера из-под одеяла, схватил его за отвороты мундира и рывком поставил на ноги.

– А теперь слушай меня, собачье отродье. Если ты капитан нашей армии, то я твой полковник. Будешь говорить мне «господин» и отдавать честь.

Он оттолкнул бывшего пограничника. Тот, вскрикнув от боли и снова схватившись за живот, сел на задницу.

– Нет, это ты меня послушай! – Омброз схватил бывшего воспитанника за руку и оттащил его подальше. – Никогда не видел тебя таким жестоким! В чем дело? Одно дело утверждать свое старшинство, но ты же мог все кишки ему порвать. Из-за плохого характера ты мог на всю жизнь обзавестись врагом.

– Нет, не мог. Он уже враг – для всех. Предавший свое племя ни для кого не может быть другом. Он таков, каков он есть, и должен знать свое место.

– Ты не имеешь права так поступать. В глазах Бога он такой же, как и ты.

– В глазах Бога – конечно. Но меня волнует его место в боевых порядках под командой предводителя, и он должен знать, что его место в самом низу. Ему нельзя доверять.