– Ты уверен в этом в силу своего глубокого знания человеческих характеров, – с иронией сказал Омброз. – Ты разбираешься в них лучше, чем кардинал, который безоговорочно рекомендовал его нашему вниманию. Я поверил ему, когда он сказал что агенты должны были не только выследить его, но и убить. И в любом случае он будет жить в клане Ветока, поедет он туда с нами или нет. Они приняли его. И он провел с ними зиму.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы я с кем-то ссорился?
– Нет, Святой Сумасшедший. И я надеюсь, что ты не прав относительно него. Он знает слишком много о нас, чтобы мы могли с ним расстаться.
– Нет никакой опасности. Ему некуда деться. Что бы ни сказал почтенный кардинал, мы оставим его с соплеменниками жены. Но я по-прежнему хочу выяснить, откуда он знает, что Коричневый Пони сможет найти свою часть стоимости оружия, что он обещал. И откуда поступит оружие?
– Медвежонок, Элия много работал для папы Линуса, и тот хорошо вознаградил его. Я знаю, что у Элии поместья на западном побережье и в Орегоне, но нам не понадобится пускать в ход его средства. Доверься ему. Если ты уплатишь торговцам шестьсот коров, кардинал найдет кого-то, кто выложит остальные две трети цены. У Тексарка, как у самого могущественного государства на континенте, много врагов и мало союзников. Многие из его противников будут только рады вооружить орды. А ты проявляешь неблагодарность.
– Ни в коем случае. Мне нравится Коричневый Пони. Я знаю, что главное в нем не его богатство, а влияние, которым он обладает. И я полностью доверяю ему, всем его замыслам. Но это не значит, что я доверяю результатам его замыслов. Очень хорошо, если он богат. Но откуда об этом знает Лойте?
– Скорее всего он не знает. Просто он свысока относится к тебе. И Кочевники, и горожане – все чувствуют превосходство друг перед другом. Оседлые и кочевые – история их противостояния стара, как Книга Бытия. Но что касается денег, к западу от разделительной линии есть государства, которые хотят, чтобы империя Ханнегана оставалась на месте или же продвигалась к востоку. Повсюду ходят разговоры о намерениях Ханнегана объединить континент под своей властью, и посольства исправно сообщают домой эти слухи. Одно-другое из них сможет дать тебе оружие просто даром.
– Шестьсот коров – это не даром.
– Это почти ничего. Кардинал Коричневый Пони сообщил мне настоящую цену сделки – более шести тысяч коров.
– Если только мы вообще получим оружие. Если только торговцы не подсунут нам бракованный хлам.
– Почему у тебя такое плохое настроение? Я так и жду, что ты обзовешь Лойте травоядным. Хонган засмеялся.
– В доме моей матери это слово все еще в ходу. Так что в его стенах я могу обзывать капитана.
– Понимаешь, как политик, ты переполнен уродливыми представлениями. И перенять их от меня ты не мог.
– Но так вышло!
– Нет, этого не могло быть!
– Никак, и ты собираешься меня высечь, наставник?
– Я это делал.
– Когда мне было десять лет, а ты был моложе. Ты учил меня не обижать священников, но ты не… – Кочевник запнулся. Увидев, как изменилось лицо Омброза, он сокрушенно покачал головой и пошел к своей лошади.
Остановившись на вторую ночевку под звездами, они встретили посланника из племени Диких Собак. Тот скакал на юг, неся с собой плохие вести: Двоюродный дед Сломанная Нога перенес удар, у него отнялась и левая нога, и он уже стал складывать погребальную песню. Посему бабушки и шаманы поступили очень мудро, начав обсуждать других кандидатов на древний пост Ксесача дри Вордара.
На следующий день они прибыли к вигвамам клана бабушки Веток Энар. Старуха была слаба и маялась недугами, так что приветствовали гостей жена Лойте Потеар Веток со своей бабушкой. Муж, спешившись, обнял ее, но она оттолкнула его; ему еще предстояло «рассказать о наших лошадях» (принятый у Кочевников эвфемизм), то есть поведать женщинам своей новой семьи, как он справляется с обязанностями конюха, и этот искус еще не подошел к концу. Она поклонилась отцу Омброзу и Чииру Хонгану и пригласила их в вигвам своей бабушки. Из вежливости они последовали за ней, хотя оба спешили поскорее добраться до семьи Хонгана.
– Чиир, ты слышал плохие новости? – спросила любимая внучка. – Надеюсь, не мне придется их излагать тебе.
– Мы встретили курьера. Я знаю об отце, – он вручил ей кожаный кисет с подковами. – Муж все объяснит тебе. Но позже.
Она с интересом посмотрела на кисет и оставила его около входа – впустив их в вигвам, она уже не откидывала клапан.
Старуха сидела в кожаном плетеном гамаке, подвешенном меж двух столбов, надежно вкопанных в утоптанный земляной пол. Она попыталась приподняться, но Хонган движением руки усадил ее обратно. Тем не менее она выразила уважение к Хонгану и Омброзу, сделав кокай, то есть, постучав по лбу костяшками пальцев, она склонила голову, приложив к ней кисти рук, обращенные ладонями к гостям. Такая вежливость могла показаться чрезмерной, но Эссит Лойте ее не удостоился. Она не обратила внимания на своего зятя; но было ли это общепринятым отношением к конюху («пусть учится ходить за нашими лошадьми») или же неприкрытым презрением, сказать было трудно.
– Меня очень огорчает, как глупо Ночная Ведьма обошлась с твоим отцом, Хонган Осле Чиир, – многозначительно произнесла она.
Омброз заметил, что в ее присутствии Хонгану действительно было не по себе. Отнести состояние Сломанной Ноги к проискам Ночной Ведьмы, да еще назвать их глупыми означало, что эти женщины Виджуса выбрали его на пост Ксесача Вордара, а то, как она произнесла его имя, поставив на последнее место обозначение рода матери, значило, что, какая бы тому ни была причина, титул сына Сломанной Ноги в ее глазах вырос.
Но Хонган Осле было уменьшительным от исторического именования Хонган Оса – вождя, который проиграл войну и отдал Ханнегану II половину своего народа.
– Выпьешь ли ты крови с нами сегодня вечером? – спросила старая женщина. – Мы празднуем рождение двух жеребят от лучшей кобылы Потеар. Оба малыша здоровы – редкое и прекрасное событие.
– Поблагодари Деву от нашего имени, бабушка, – сказал отец Омброз. – Мы приносим извинения за спешку, но Сломанная Нога нуждается в нас.
– Да, он захочет увидеть своего сына, а от тебя принять последнее помазание. Отправляйтесь с Христом и Богородицей.
Двое верхами отправились в путь, оставив Эссита Лойте со своей молодой женой и ее родственниками.
– Капитану все еще придется многому научиться относительно лошадей клана Веток, – кисло сказал Омброз, когда их уже никто не мог услышать.
Хонган засмеялся.
– Он незамедлительно многое поймет, когда Потеар покажет старухе подковы.
Горы уже были готовы показаться из пыльной завесы на западе, когда Святой Сумасшедший неожиданно сообщил, что Сломанная Нога из-за своей болезни стал слишком раздражительным и что его старая жена сочла необходимым назначить другого главу семьи.
– Откуда ты это знаешь? – насмешливо спросил священник. – Было видение?
– Вот оно, – показал Хонган на восток. Осторожно вскарабкавшись на седло, он во весь рост встал на спине лошади.
– Мои старые глаза не видят ничего, кроме пустоты. Что там такое?
– Там кто-то есть. Думаю, мой дядя. Он в нескольких милях 1 отсюда. Машет руками и танцует. У него какое-то сообщение. Они увидели пыль, которую мы поднимаем.
– Ну да, это знаковый язык Кочевников. Мне стоило выучить его, когда я был моложе. Он всегда восхищал меня.
– Он дает нам преимущество перед тексарскими вояками.
Когда на горизонте показались вигвамы клана Маленького Медведя, перед ними появился всадник, вынырнувший из облачка пыли. Это был Красный Гриф, брат жены Сломанной Ноги, формальный глава клана, который тем не менее должен был существовать, ибо она выразила такое желание. И теперь во время болезни мужа брат выполнял возложенные на него обязанности. Он был худым и серьезным человеком, примерно шестидесяти лет от роду, с синевато-багровыми пятнами на коже, из-за которых его могли в любом месте, кроме Кочевников, принять за джина; но среди Кочевников такие косметические дефекты пользовались большим уважением, как отметины Пустого Неба. Он с серьезным видом рассказал о состоянии Сломанной Ноги – все еще недвижим, но по крайней мере хуже ему не стало.
