По своему завещанию, составленному на месте, кардинал Ри передал своих слуг кардиналу Коричневому Пони, чем настолько смутил его, что он предпочел разделить сей дар с его святейшеством папой, которому архиепископ Хонга оставил свою жену и юных наложниц. Нотариус, составлявший завещание, гневно возмущался, когда у него осведомлялись, не произошло ли путаницы с двумя последними дарами, не Коричневый ли Пони должен был получить женщин. Красный Дьякон поддержал его гневную реакцию, засвидетельствовав, что кардинал Ри перед смертью попросил его позаботиться о его слугах. Он счел совершенно естественным, что Ри выразил намерение вручить судьбу своих возлюбленных созданий в руки не кого иного, как слуги слуг Божьих, папы Амена Спеклберда. Поскольку слуги кардинала Ри были счастливы обрести нового хозяина, Коричневый Пони решил всех, кроме одного, освободить от статуса рабов и заключить с ними контракт на пять лет, который будет возобновляться только по взаимному желанию. Папа гарантировал Секретариату увеличение фондов для оплаты работы этих слуг. Среди них были шесть опытных воинов, двое личных прислужников и исповедник Ри. Этого священника он предоставил в распоряжение святого престола, который выразил пожелание, чтобы бывший капеллан одновременно вел курсы восточных ритуалов и обучал принятым в его земле языкам.

Что же до унаследованных папой трех женщин, то Амен передал им золото, доставшееся ему от прелата, вместе со свободой и предложил им на выбор школу, монастырь или брачного маклера.

Со своей стороны Вушин был только рад получить под командование отряд хорошо обученных бойцов, которые придерживались иных, нежели его собственные, военных обычаев. Топор стал говорить на языке Скалистых гор, как местный уроженец, и одного этого факта было достаточно, чтобы вручить ему руководство частной армией Коричневого Пони, но тем не менее он заставил своих подчиненных формальным образом избрать его, после чего они принесли клятву на верность ему и их общему хозяину кардиналу-секретарю. Чернозубу было интересно, знает ли Коричневый Пони, что, как Топор однажды рассказывал ему, каждый из его подчиненных готов убить любого, на кого укажет хозяин, – даже папу, даже самого себя. Когда Вушин сравнивал этих бойцов с убийцами Ханнегана, было видно, какое он испытывает презрение даже к этим профессионалам.

В Баланс было слишком много поводов для волнений, дабы кто-то задавался вопросами, чего это ради Секретариату надо оплачивать услуги шести профессиональных убийц, хотя Чернозуб сам ломал голову над этими вещами, еще когда, оставив аббатство Лейбовица, он вместе с Топором оказался под покровительством Коричневого Пони. Он чувствовал, что посвящен далеко не во все замыслы кардинала, которые имели отношение к его обязанностям. И теперь, после того, как увидел оружие Эдрии, он осознавал это с особой ясностью. Целый отдел работы Секретариата был закрыт для него. Он был не в курсе многих дел Секретариата, они проходили мимо его глаз. Он старался не проявлять заинтересованности. Когда он временно делил приемную Коричневого Пони с двумя другими секретарями, они видели, как самое малое раз в день кто-то из обитателей закрытого крыла здания появлялся с папкой, полной документов, сразу же проходил в личное святилище Коричневого Пони и выходил без папки, которая никогда не появлялась в приемной. У себя кардинал не держал никаких досье, но у него был камин для сжигания бумаг. Два остальных секретаря придерживались между собой того мнения, что в закрытом крыле здания занимаются разведывательными операциями, с чем Чернозуб не мог не согласиться. Но об оружии он не обмолвился им ни словом.

Чернозубу казалось, что в то время, когда и папству в Валане, и всей Восточной Церкви угрожали неприятности, его хозяин чрезмерно увлекся политиками Кочевников. Хотя он мог постоянно обмениваться корреспонденцией с восточными кардиналами, принимавшими участие в избрании папы Амена, он вместо этого пригласил Халтора Брама из Кузнечиков явиться в сопровождении всей своей охраны в Валану и подготовиться к встрече с папой. Цель этого визита не подлежала сомнению. В адрес кардинала звучали обвинения, что он покровительствует Чииру Осле Хонгану из орды Диких Собак в ущерб военному предводителю Кузнечиков. Чтобы нейтрализовать их, Коричневый Пони и пригласил первым, до Хонгана, Халтора Брама встретиться с папой. И сразу же покинул понтифика, чтобы в сопровождении лишь незаметного полицейского, оставив дома своих свирепых телохранителей, выехать на равнины встречать военного предводителя Кузнечиков, хотя в эти непростые времена папа нуждался в его присутствии. Восхищение Чернозуба отвагой хозяина лишь усилилось, хотя в нем продолжали жить подозрения, замешанные на немалой доле фантазии, – в самом ли деле он так предан папе, тем более что Чернозуб знал об оружии, поставляемым Рожденным по ошибке.

«Таков мир, святой Айзек Эдвард Лейбовиц, который я покинул как твой монах. И где же я сейчас оказался?»

Вместе с Вушином монах пораньше отправился на то место, где кардинал предписал встречать его после возвращения с равнин. Здесь он увидел стоящего на улице посланника из Нового Иерусалима, заменившего Эдрию. Поскольку теперь Чернозуб знал (официально – от кардинала и напрямую от Эдрии) о контактах между Новым Иерусалимом и тайным отделом Секретариата, он и Топор были представлены У ладу, прибывшему из колонии. Чернозуб догадывался, что все «привидения» обладают нормальным внешним видом. На расстоянии Улад и выглядел таковым, если рядом с ним для сравнения никого не было. Но когда он оказывался в толпе, рядом с другими, то было видно, что он на треть выше любого из своих соседей, а весил он как два с половиной человека. Трижды Чернозуб видел, как гигант, чьи руки казались непропорционально тонкими, ловко запускал их в карманы прохожих, пока, наконец, не пересек улицу и не предупредил его:

– Если ты и дальше будешь этим заниматься, я доложу.

Улад сдавил ему голову длинной тонкой рукой и с такой силой надавил большим пальцем на висок, что он чуть не потерял сознание от боли. За спиной У лада возник Вушин и что-то сделал с его коленом, отчего гигант отпустил монаха и, схватившись за ногу, с воплем рухнул на мостовую. Стоя над ним, Топор прижал мечом его нос, сплющив его.

– Если ты и дальше будешь этим заниматься, я убью тебя.

– Я не узнал вас сначала, – взвыл великан, и контральто его голоса удивило хрупкого пожилого воина.

– Тебе нравится твоя работа? – спросил Топор.

– Да, это хорошо, когда можешь бывать в городе.

– Твой народ знает, что ты вор? – приходя в себя, спросил монах.

– Это часть моей легенды. Здесь меня знают. Ничего страшного, если и арестуют. В полиции меня тоже знают. Они думают, что я местный, и я действительно часто здесь бываю. Иногда меня на пару дней сажают под замок, а бывает, я работаю на них. Я приезжал сюда как охранник Эдрии. Здесь мы встречались, а потом отправлялись домой.

– Известно ли это его светлости?

– Мне велено встретить его здесь. Он прибудет в экипаже Кузнечиков. Терпеть не могу Кочевников. Для меня ты смахиваешь на Кочевника и небось считаешь меня «привидением».

Нимми встретил его неприязненный взгляд.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы Кочевник носил монашеское одеяние? – ухмыльнулся он. – А ты в самом деле «привидение»? – он почувствовал, как Вушин предупреждающе коснулся его руки, но уже было слишком поздно.

Улад зарычал и выхватил нож. Сталь, лязгнув, встретилась со сталью, клинки сошлись, и лезвие короткого меча распороло предплечье великана; все это свершилось как бы одним движением: выхваченный кинжал – рана – кинжал падает на землю, сопровождаемый струей крови. На какое-то мгновение все застыли, после чего Вушин кинул меч в ножны и сказал: