Сев на Джона верхом, Бубба отвел с его лба пряди волос.

— Вот так-то, Джон. Договорились?

— Договорились, — сказал Джон, часто кивая.

— Договорились, — повторил Бубба и удовлетворенно кивнул. Он потрепал Джона по щекам и слез с него. Затем, подойдя к Мэнни, он брызнул ему в лицо водкой.

Мэнни очнулся, закашлялся и, потянув на себя веревки, стал выплевывать водку, попавшую ему в рот.

Первое, что он произнес, было:

— Что это?

— Привет, Мэнни.

Мэнни взглянул на Буббу и попытался было храбриться, на секунду изобразив привычное ему бесстрашие, но Бубба лишь улыбнулся, и Мэнни вздохнул и потупился.

— Мэнни! — воскликнул Бубба. — Рад, что ты снова с нами. Дело вот какое, Мэнни. Джону надо рассказать Патрику и Энджи все, что они захотят узнать. Если я решу, что он лжет, или если ты ему помешаешь, я тебя малость прижгу.

— Меня? — переспросил Мэнни.

— Тебя.

— А почему не его, если лгать будет он?

— Потому что ты гореть будешь лучше, Мэнни.

Мэнни прикусил губу, и глаза его наполнились слезами.

— Скажешь им правду, Джон.

— Пошел ты... Мэнни!

— Скажешь!

— Скажу! — взвизгнул Джон. — Но не потому, что ты мне велел! «Почему не его»! — передразнил он. — Тоже мне друг! Если мы отсюда выберемся, я всем расскажу, как ты плакал, точно старуха!

— Я не плакал.

— Еще как плакал!

— Джон, — сказала Энджи, — кто уничтожил банковский счет Патрика и его кредитные карточки?

Джон уперся глазами в пол:

— Я.

— Каким образом? — спросил я.

— Я в налоговой инспекции работаю, — сказал он.

— Значит, ты все это и восстановишь, — объявила Энджи.

— Ну, — промямлил он, — уничтожить намного легче, чем восстановить.

— Джон, — сказал я. — Погляди-ка на меня!

Он поглядел на меня.

— Восстанови их.

— Я...

— К утру.

— К утру? Это невозможно. Требуется...

Я навис над ним.

— Ты можешь одним махом уничтожить мой кредит, и это очень страшная вещь. Но я могу одним махом уничтожить тебя самого, и это еще более страшно. Согласен?

Он сглотнул, и у него на шее подпрыгнул кадык.

— К утру, Джон. Завтрашнему.

— Ага, — сказал он. — Ладно.

— Ты и у других кредит уничтожал? — спросил я.

— Я...

— Отвечай ему, — сказал Бубба, не отрывая взгляда от своих ботинок.

— Да.

— У тех, кто пытался оставить Церковь Истины и Откровения? — спросила Энджи.

— Эй, погодите-ка, — вмешался Мэнни.

— У кого есть спички? — спросил Бубба.

— Молчу, — сказал Мэнни. — Молчу.

— Нам известно все относительно «Утешения в скорби» и Церкви, — сказала Энджи. — Один из способов расправиться с непокорными, который вы практиковали, — это лишение их денег. Правильно?

— Иногда, — сказал Джон, надувшись точно мальчишка, которого застукали за подглядыванием в девчачьей раздевалке.

— У вас всюду имеются свои люди, не правда ли, Джон, — сказал я, — в солидных компаниях, в налоговой инспекции, в полиции, в банках, в медиа-группах. Где еще?

Он хотел пожать плечами, но они были стянуты веревками.

— Вы все их назвали.

— Как мило, — сказал я.

Он фыркнул:

— Когда католики работают в тех же самых организациях, никто не жалуется. Или если евреи.

— Или адвентисты седьмого дня, — добавил Бубба.

Я бросил на него взгляд.

— О, — он поднял руку, — прошу прощения.

Присев перед Джоном на корточки, я оперся локтями на его колени и вперил взгляд в его лицо.

— Ладно, Джон... А сейчас очень важный вопрос. И не вздумай мне врать.

— Не то плохо будет, — добавил Бубба.

Джон опасливо покосился на него, потом опять перевел взгляд на меня.

— Джон, — сказал я, — что произошло с Дезире Стоун?

11

— Дезире Стоун, — эхом откликнулась Энджи. — Давай, Джон. Нам известно, что она была клиенткой «Утешения в скорби».

Джон облизнул губы, моргнул. Он молчал больше минуты, и Бубба стал проявлять нетерпение.

— Джон, — сказал я.

— Помнится, был у меня здесь где-то огонек... — С озабоченным видом Бубба похлопал себя по карманам, потом вдруг щелкнул пальцами: — Так я же его внизу оставил! Вот в чем дело! Я мигом!

Джон и Мэнни глядели, как он рысью ринулся к лестнице в дальнем углу чердака, громыхая своими солдатскими бутсами, от чего даже балки сотрясались.

Когда Бубба исчез внизу, я сказал:

— Ну вот, сами виноваты.

Джон и Мэнни переглянулись.

— С ним ведь как бывает, — сказала Энджи, — никогда не знаешь, что он учудит. Большой выдумщик.

Глаза у Джона стали большие, как блюдца, и едва не вылезли из орбит.

— Вели ему меня не трогать!

— Да что я сделать-то могу, если ты о Дезире Стоун не рассказываешь?

— Я ничего не знаю о Дезире Стоун!

— Наверняка знаешь, — сказал я.

— Вот Мэнни, тот знает. Мэнни был ее первым консультантом.

Мы с Энджи как по команде медленно повернули головы к Мэнни, обратив взгляды на него.

Мэнни покачал головой.

Энджи с улыбкой подошла к нему.

— Ах, Мэнни, Мэнни! — пропела она. — Ну и скрытный же ты парень. — Она задрала ему подбородок, заставив смотреть прямо ей в глаза. — Ну же, выкладывай, качок!

— Если мне еще приходится терпеть этого прохвоста, то какая-то девка мне не указ. — И он плюнул в Энджи, но она ловко уклонилась от плевка.

— Господи, — сказала она, — ты, наверное, в спортзале перезанимался, Мэнни. Так ведь, дружок? Вечно с гантелями таскаешься, вечно спихиваешь с турника тех, кто послабее, а потом морочишь головы дружкам, рассказываешь, как накануне всех шлюх перетрахал. Я вижу тебя насквозь, Мэнни.

— Иди ты...

— Нет, это ты иди, Мэнни, — сказала она. — Иди и пропади пропадом!

Тут в комнату вкатился Бубба с ацетиленовой горелкой в руках, он громко вопил:

— Нашел, нашел!

Мэнни вскрикнул и забился в своих веревках.

— Вот это по-нашему, — сказал один из братьев Туоми.

— Нет! — заорал Мэнни. — Нет, нет, нет! Дезире Стоун прибыла в Терапевтический центр девятнадцатого ноября! Она, она... была в депрессии, потому что... потому что...

— Не части, Мэнни, — попросила Энджи. — Помедленнее.

Мэнни прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, по лицу его тек пот.

Сидя на полу, Бубба поглаживал свою горелку.

— Ладно, Мэнни, — сказала Энджи. — Давай сначала.

Поставив перед ним на пол магнитофон, она включила его.

— Дезире находилась в депрессии, потому что у отца ее был обнаружен рак, мать только что умерла, а парень, с которым она училась в колледже, утонул.

— Это все мы знаем, — сказал я.

— Потому она пришла к нам и...

— Каким образом она к вам пришла? — спросила Энджи. — Пришла прямо с улицы?

— Да. — Мэнни недоуменно заморгал глазами.

Энджи повернулась к Буббе:

— Он лжет.

Бубба медленно покачал головой и включил горелку.

— Хорошо, — сказал Мэнни. — Хорошо. Ее заманили.

— Я опять включаю ее, — сказал Бубба. — Без нее не обойтись, Энджи. Хочешь ты или не хочешь.

Энджи кивнула.

— Джефф Прайс, — произнес Мэнни. — Он ее заманил.

— Джефф? — удивился я. — Я думал, его зовут Шон.

Мэнни покачал головой:

— Это его второе имя. Иногда он использовал его как кличку.

— Расскажи нам о нем.

— Он был старшим консультантом «Утешения» и членом совета Церкви.

— Что за совет такой?

— Совет Церкви — это как совет директоров. В него входят те, кто был членом Церкви еще со времен Чикаго.

— Ну а этот Джефф Прайс, — сказала Энджи, — где он сейчас?

— Пропал, — ответил Джон.

Мы глядели на него. Даже Бубба, казалось, заинтересовался. Возможно, он делал мысленные заметки на тот случай, если в один прекрасный день он откроет собственную Церковь — Церковь Неблагонадежных. — Джефф Прайс спер два миллиона долларов церковных денег и исчез.

— Давно? — поинтересовался я.