В комнате темно. Только тонкие полоски света, проникающие с улицы сквозь портьерные жалюзи, расчерчивают потолок в линейку.

Лежа под одеялом, я в сотый раз пересчитываю эти полосы, но сон все равно не идет.

Не люблю спать не в своей кровати. Даже если голова тонет в мягчайшей подушке, а позвоночник поддерживает ортопедический матрас.

У Греховцевых все со знаком качества. Будь то дом, мебель в нем или их дети. Все идеальные от макушки до кончиков ногтей на пальцах ног.

Мне до идеала далеко, наверное, поэтому и чувствую себя здесь инородным телом. Лжепринцессой на пуховой перине.

Тяжело вздохнув, принимаю вертикальное положение, чтобы выпить воды, предусмотрительно взятой вечером из кухни.

Делаю небольшой глоток и падаю на подушку. Если я не усну в ближайшие полчаса, то завтра весь день чувствовать себя сомнамбулой.

Поворачиваюсь на бок и укрываюсь одеялом с головой. Закрыв глаза, заставляю себя расслабиться и представить, что я дома, на своей узкой кровати в обнимку с тощей подушкой.

Не выходит. Исходящий от постельного белья тонкий аромат лаванды будоражит. В нашей с мамой квартире никогда так вкусно не пахло. Не было так оглушающе тихо. Я привыкла засыпать под грохот двери подъезда, ругань соседей этажом выше, ор котов под окнами, автомобильные сигнализации во дворе нашей пятиэтажки.

А у Греховцевых слышен только шелест листьев огромного дуба, растущего под окнами этой комнаты.

Хотя…

Вытащив голову из-под одеяла, прислушиваюсь к неясному шороху, доносящемуся со стороны двери. Перестав дышать, слышу чей-то быстрый шепот, тихий смех и сладкие стоны.

Черт…

Это же не тетя Рая с Германом Дмитриевичем? Нет?.. Если это так, я рискую получить психологическую травму на всю оставшуюся жизнь.

Звуки приближаются, кто-то с той стороны начинает дергать ручку, в следующее мгновение дверь распахивается, и в комнату вваливается парочка.

Постанывая и страстно обнимаясь, они какое-то время сосутся у порога, а затем, преодолев расстояние до кровати, падают рядом со мной.

Оцепенев, я смотрю, как на моих плечах веером раскинулись светлые волосы какой-то девицы.

- Саня… Санечка…

- Рррр… - рычит Санечка, - сожрал бы тебя…

- А-а-а… - театрально стонет девка, - Я вся горю, Саня!

Греховцев – младший, а это именно он, задирает подол платья, которое и так заканчивается где-то сразу под ягодицами, до пояса и накрывает рукой ее промежность.

- Где тут наш сладкий пирожок?

- Быстрее, умоляю… - чуть не плачет она, дергая пуговицы на его рубашке.

И тут я понимаю, что, если продолжу молча наблюдать, они станут чпокаться прямо здесь и сейчас. Не уверена, что хочу видеть это собственными глазами, поэтому не нахожу ничего умнее, как деликатно покашлять в кулак.

Оба тут же замирают. Греховцев смотрит на меня ошарашенно, а блондинка, задрав голову, начинает верещать, но, к счастью, он вовремя догадывается зажать ее рот ладонью.

- Простите, а не могли бы вы жрать ваши сладкие пироги в другом месте?

- Ты что здесь делаешь?!

- Эмм… Как бы, сплю!

Его подружка начинает под ним извиваться.

- Саша, кто это?! – взвизгивает так, что у меня уши закладывает.

- Да не ори ты, Алина! – шипит он.

- Я спрашиваю, кто это?!

Морщась, как от зубной боли, парень поднимается на ноги и подает блондинке руку. Она отскакивает от меня как от прокаженной и, не переставая таращиться, тычет в меня пальцем.

- Кто она?!

- Прекрати орать, предков разбудишь! Это родственница… дальняя… Маша.

- Ага, Мария, - поддакиваю я.

Вот же скотина! Он, правда, тупой или специально каждый раз забывает мое имя?

- Тьфу… то есть, Даша, - спохватывается он, - я забыл, что она приехала. Из головы вылетело…

- А почему она спит в твоей спальне?

Он хватает ее за руку и выволакивает из комнаты, даже не подумав извиниться передо мной за эту сцену.

Хм. Интересно, почему она решила, что это его спальня? Он водит ее сюда по ночам и исключительно в гостевую комнату?

Дверь за ними бесшумно закрывается, а я тут же откидываю одеяло и соскакиваю с кровати, словно в ней могут оказаться ядовитые змеи. Сдираю одеяло и встряхиваю его несколько раз. Не хочу утром на лице обнаружить длинные светлые волосы.

Фу!

- Санечка, я вся горю! – шиплю мерзким голоском.

Санечка… от одного только имени в груди поднимается волна глухого раздражения.

Типичный сын маминой подруги.

«Саша у Раи такой красавчик!»

«Представляешь, Саша стал капитаном сборной города по футболу!»

«Сашенька у Раи такой умница, в олимпиаде по физике занял первое место!»

«Золотая медаль, Даша! Как у них получилось воспитать такого умного мальчика?!»

Порой мне кажется, что мама любит их мальчика гораздо больше, чем меня. Потому что красавицей я не являюсь, со спортом меня связывают только треники, в которых я копаю картошку на даче бабушки. Из физики не помню ничего, кроме того, как на голову Ньютона свалилось яблоко, а баллов с выпускных экзаменов не хватило даже на то, чтобы поступить на бюджет в наш захудалый сельхозуниверситет.

Провал по всем фронтам. Конкурировать с Сашенькой все равно, что пытаться затмить Ясное Солнышко.

Но, несмотря на это, мама с каким-то маниакальным упрямством мечтает породниться со своей подругой. Естественно, через меня.

Ее не волнует, что их сынок смотрит на меня, словно я прозрачная, и до сих пор не может запомнить моего имени.

- Дашка, не теряйся, - напутствовала она меня перед отъездом, - Саша - наш с тобой билет в безбедное будущее.

Но мама меня, видимо, плохо знает. Ложиться под того, на кого она укажет я не стану. Даже если от этого зависит ее безбедное будущее.

Потоптавшись на мягком ковре, открываю окно настежь, чтобы проветрить комнату от сладкого запаха чужого пирожка, а сама иду в смежную с гостевой ванную освежить лицо.

Теперь точно не усну до утра.

Умываю лицо, чищу зубы, будто это он меня, а не ее целовал так смачно. Закрываю окно и потом еще долго листаю ленту соцсетей.

Засыпаю только на рассвете, за два часа до будильника. А просыпаюсь с тяжелой головой и красными глазами.

Спасибо, Сашенька!

Дома я сплю дольше, но здесь как-то неудобно, в восемь утра у них уже завтрак. А, учитывая активность младших Греховцевых, днем поспать вряд ли получится.

С трудом поднявшись, принимаю душ, сушу волосы феном и, надев штаны от домашнего костюма и футболку, спускаюсь вниз.

В доме тихо, наверное, все уже позавтракали и разъехались по делам. Заглянув в гостиную, ступая неслышно, направляюсь на кухню. Здесь тоже никого.

Отлично.

Раиса Николаевна сказала, что я могу чувствовать себя как дома и в холодильнике брать все, что захочу. Поэтому, включив чайник, делаю два бутерброда с ветчиной и сыром. Пока он греется, откусываю один из них.

- Доброе утро, - доносится до меня хриплый ото сна голос, я поднимаю голову и едва не давлюсь кусочком ветчины.

Получается только неуклюже кивнуть в ответ. Оправдываю себя тем, что разговаривать с полным ртом неприлично.

И полуголый Греховцев здесь совсем ни при чем.

Тут же потеряв ко мне интерес, он лезет в холодильник и достает оттуда бутылку воды. Отвинчивает крышку и, подперев задницей, упакованной в домашние шорты, столешницу, жадно выпивает сразу половину.

Чтобы на него не пялиться, решаю заварить себе чаю. Встаю, чтобы взять с подставки чашку и судорожно вспоминаю, где же, собственно, искать сам чай.

Тетя Рая мне вчера показывала.

- Верхний левый шкаф, - с ленцой в голосе проговаривает Саша.

Оглянувшись через плечо, снова киваю. Типа, спасибо.

Открываю дверцу и беру первый попавшийся. Делая вид, что читаю состав, долго верчу упаковку в руках.