Мериэм выхватила из-за пояса нож и, спрыгнув на землю, быстро подбежала к козленку. Нума увидел ее. Он нервно забил хвостом по своим красно-бурым бокам и издал зловещее рычание. Но на минуту он не тронулся с места, как будто изумленный и озадаченный внезапным появлением странного существа, выпрыгнувшего из джунглей.
Были и другие глаза, которые с неменьшим изумлением смотрели на бесстрашную девушку, чем желто-зеленые глаза хищника: это были глаза белого человека, притаившегося в терновнике бома. Он даже привстал и вытянул голову, увидев, как Мериэм проворно перебралась по ветвям через просеку и подскочила затем к козленку. Белый человек заметил, что Нума на мгновение задержал свой прыжок. Он поднял свой карабин и прицелился зверю прямо в грудь. В эту минуту девушка наклонилась над козленком, в ее руках сверкнул острый нож, и маленький пленник свободен! С радостным блеянием кинулся он в чащу леса. Девушка повернулась, чтобы бежать к тому дереву, откуда она так неожиданно спрыгнула, изумив одновременно и льва, и козленка, и человека.
Повернувшись, она обратилась лицом к охотнику; он взглянул, и глаза его чуть не выскочили из орбит. Он издал приглушенный крик. Она! Теперь наступил момент вспомнить о льве, разъяренном и раздосадованном, который вот-вот сделает свой страшный прыжок.
Карабин белого человека был направлен прямо в грудь зверя; ему оставалось нажать курок. Но он колебался. Глаза его перебегали с девушки на льва и обратно. Почему он медлил? Неужели потому, что он не хотел спасти девушку, которая испортила ему охоту? Или, может быть, он боялся, что выстрел привлечет к нему ее внимание, и она увидит его? Это предположение казалось правдоподобным. Маленькое движение пальца могло спасти девушку от когтей разъяренного хищника, или, по крайней мере, замедлить страшный прыжок, но он все-таки не нажал на курок.
Глазами хищной птицы следил человек, как девушка бежала к деревьям, спасая свою жизнь. Все описываемое – с того мгновения, как лев приподнялся для прыжка – произошло в какие-нибудь две секунды. Лев бросился за девушкой; дуло карабина следовало за ним: его широкая грудь оставалась непрерывно на прицеле. Одну минуту казалось, что девушке никак не спастись, тогда палец охотника сильнее прижался к собачке. Но в то же мгновение девушка сделала ловкий прыжок вверх, к свесившейся ветке дерева, и ухватилась за нее. Лев прыгнул за ней, но гибкая Мериэм скользнула в листву и очутилась на недосягаемой высоте; промедли она еще полсекунды, она была бы растерзана львом.
У белого человека вырвался вздох облегчения. Он увидел, как девушка, очутившись в безопасности, сделала забавную гримасу и принялась дразнить разозленного льва, ревевшего от досады; потом она с веселым смехом умчалась в лес.
Лев с глухим ворчаньем бродил около часа вокруг ямы с водой; сотню раз охотник мог уложить наповал свою жертву. Почему же он не спустил курка? Боялся ли, что его выстрел привлечет внимание девушки и что она может вернуться?
Наконец Нума, все еще злобно рыча, величественно направился в джунгли. Охотник вылез из своей засады и через час добрался до маленькой охотничьей стоянки, расположенной в чаще леса. Там его встретили несколько чернокожих слуг, которые, видимо, не были очень обрадованы его возвращению. Белый охотник был широкоплечий, сильный гигант; его загорелое лицо с хищными чертами украшала большая русая борода, по крайней мере, когда он входил к себе в палатку; когда же он вышел из нее час спустя, его лицо было гладко выбрито.
Чернокожие смотрели на него с изумлением.
– Узнаете вы меня? – спросил он.
– Даже гиена, которая тебя породила, и та не узнала бы тебя теперь, бвана, – ответил один из чернокожих.
Бритый человек замахнулся на дерзкого негра кулаком, но негр, очевидно, привык к этому жесту и ловко ускользнул от удара.
XVII
ВЫСОКОРОДНЫЙ ДОН ЖУАН
Мериэм медленно возвращалась к тому дереву, на котором она оставила свою амазонку, сапоги и чулки. Она напевала веселую песенку; но, когда она приблизилась к дереву, песенка сразу замерла у нее на устах: она увидела на ветвях этого дерева несколько павианов, которые завладели принадлежностями ее туалета и весело забавлялись, примеряя их на себя.
Заметив приближающуюся девушку, они не выказали ни малейшего испуга; напротив того, они обнажили клыки и грозно зарычали. Им ли бояться слабенькой, жалкой самки Тармангани?
За лесом, по открытой равнине, возвращались с охоты несколько всадников. Они ехали, разбившись на небольшие группы, так как надеялись на обратном пути выследить на поляне бродячего льва. Мистер Морисон Бэйнс держался ближе к лесу. Всматриваясь в волнистую равнину, покрытую мелким кустарником, он заметил на самой опушке леса какое-то живое существо.
Он направил туда коня. Его непривычный глаз долго не мог разглядеть, что это такое. Но подъехав ближе, он увидел, что это самая обыкновенная лошадь. Он уже хотел повернуть, когда вдруг ему бросилось в глаза, что лошадь как будто оседлана. Он подъехал еще ближе. Да, действительно, лошадь – под седлом.
Вглядевшись, он узнал любимого коня Мериэм. Он почувствовал приятное возбуждение, предвкушая встречу с прелестной девушкой.
Он подскакал галопом к лошади. Мериэм должна быть в лесу, поблизости. Ему стало жутко при мысли, что беззащитная девушка бродит одна по джунглям; джунгли казались ему кишащими кровожадными зверями и преисполненными ужаса. Он соскочил с коня и вошел в лес. Он был уверен, что девушка тут, в двух шагах, и предполагал произвести большой эффект своим неожиданным появлением.
Он прошел несколько шагов, когда его остановил шум, доносившийся с верхушки ближайшего дерева. Подняв голову, он увидел нескольких павианов, которые дико рычали. Подойдя ближе, он разглядел, что в руках у одного из них – женская амазонка, а у других – сапоги и чулки. Сердце его замерло при виде этой сцены. Как же иначе это объяснить? Павианы убили Мериэм и сняли с нее одежду! Он содрогнулся при этой мысли.
Он все-таки решил крикнуть, позвать ее, но в этот момент, взглянув на соседнее дерево, он заметил в листве ее, Мериэм; она цеплялась за ветви с ловкостью обезьяны. Один из павианов приближался к ней с угрожающим рычаньем; Морисон поднял карабин и прицелился, чтобы выстрелить в отвратительного зверя, но вдруг он услышал, что девушка заговорила.
Морисон едва не выронил ружья от удивления: из уст прелестной Мериэм вырывались странные, глухие, бормочущие звуки, похожие на те, которые издавали павианы. Обезьяны перестали ворчать и стали слушать. Они, очевидно, были удивлены не меньше мистера Морисона Бэйнса. Они медленно приблизились к девушке; она не выказывала ни малейшего страха. Они так плотно окружили ее, что Бэйнс не мог стрелять из боязни попасть в нее. Да он и забыл совсем о своем ружье: он застыл на месте, сгорая от любопытства.
Девушка разговаривала с павианами! Они дружелюбно отвечали ей! Затем они начали возвращать ей одну за другой все принадлежности туалета; пока она одевалась, они, обступив ее, весело болтали, а девушка смеялась и отвечала. Мистер Морисон Бэйнс, сидя внизу под деревом, таращил глаза от удивления. Затем он встал и вернулся к своей лошади.
Когда через несколько минут Мериэм вышла из лесу, она нашла его возле своего коня.
Он смотрел на нее с невыразимым удивлением и даже с некоторым страхом.
– Я увидел вашу лошадь, – сказал он, запинаясь, – и решил подождать вас здесь, чтобы проводить домой. Вы не сердитесь?
– Конечно, нет, – ответила она, – напротив, я очень рада!
Они ехали рядом. Морисон несколько раз бросал взгляд на строгий, красивый профиль девушки и не мог понять, был ли это фантастический сон, или он видел в действительности, как эта милая женственная барышня минуту назад так странно, даже неприлично, забавлялась с отвратительными павианами и беседовала с ними так же легко и непринужденно, как беседовала с ним.
Все это было невероятно, непостижимо! Однако он видел все это своими собственными глазами!