– Арис – немецкое название. Ожиш – польское, – неожиданно блеснул знаниями Цаплин. – Эти земли сотни лет кочевали по разным государствам. Тут поляков и немцев вперемежку.

Танкисты уважительно покачали головами. Минометчик уверенно закончил:

– Арис, он же Ожиш, был в Германии. А Сувалки и Августов – в России. Это когда еще все нормально было.

– Это когда же все нормально было? – прищурившись, поинтересовался Ветлугин.

– До 1914 года, – без запинки отвечал Васька.

– Где тебя так учили? – быстро спросил Терцев.

– В школе.

– И где такая школа?

– Город Локоть, – снова потер нос Цаплин. – Брянские мы.

И, чуть смутившись, пояснил:

– Я вот только школу закончил. Потом опять наши пришли и меня в армию забрали.

– Погоди, это ты так при немцах учился? – переглянулись танкисты.

– Да, но только не совсем, – принялся объяснять Цаплин. – К нам немцы в наших краях особо не лезли. Мы там сами управлялись. Но учили интересно. И жили хорошо.

– Давайте спать! – резко оборвал разговор Терцев.

Свалили на пол ветошь, бросили на них шинели и ватник. Проспали до самого утра. Так хорошо они не отдыхали, пожалуй, много месяцев.

Дверь снова громыхнула часов в шесть. Снаружи уже давно рассвело. Под конвоем их вывели во двор. За спиной было здание ангара, в котором располагался каменный чулан. На дворе стояло несколько грузовиков, половина явно неисправных – на приколе. Им разрешили умыться водой из шланга, длинной змеей тянувшегося из соседних ворот. Надо полагать, там находилась автомобильная мойка. Жестом показав, что у них минута, конвоир включил воду. Быстро скинув верхнюю одежду, с наслаждением окатили друг друга из шланга. Благо на летнем солнышке их видавшее виды истрепанное обмундирование сохло почти моментально. Затем охранники уселись рядом с забором завтракать. Когда пленным бросили краюху хлеба, Цапа, прижимая ее к груди и не веря свалившемуся на него счастью, пролепетал:

– Да это ж курорт…

– Интересно, в чем подвох? – отломил себе корку Ветлугин.

– Скоро узнаем, – поглядел на товарищей Терцев.

Их определили работать в мастерской. За ними пришел однорукий немец-старик с длинными бисмарковскими усами, одетый в рабочую куртку и берет. Он немного говорил по-русски. Назвался главным механиком. Имени его танкисты не разобрали и не запомнили. Зато позже, по шутливым разговорам охранников между собой, скорее догадались, чем поняли, что за стариком прочно закрепилось здесь прозвище Гец. Терцев усмехнулся: о подобном персонаже – рыцаре с железной рукой – из эпохи позднего германского Средневековья, кажется, он тоже когда-то читал. Правда, никакого протеза у старика не было и в помине. Зато он заведовал всеми видами работ в ангаре, так или иначе неизменно связанными с металлом. Отсюда, видимо, и прозвище.

Началась ежедневная работа. Они прибирались внутри ангара, таскали ящики с какими-то использованными запчастями, выкатывали наружу и грузили в машины бочки с отработанным маслом. Разгружали новые запасные части и горюче-смазочные материалы. Ангар был разделен на несколько больших секций. Поначалу они трудились в ремзоне для грузовиков. Машины пригоняли в нее своим ходом и буксировали на прицепах. Осуществляли как текущий ремонт, так и восстановительные работы после боевых действий. По углам ангара стояли во множестве двери, крылья, капоты со следами пулевых отверстий. Грудами были сложены изрешеченные осколками доски, снятые с бортов. Из военнопленных были только они втроем. Остальные рабочие происходили из местных – поляки. Видимо, гражданские. Почти все возрастные, лет за сорок. Явно квалифицированные слесари и механики. Их приводили утром через КПП и так же строем уводили по завершении рабочей смены. Находясь как-то вечером во дворе, Терцев заметил, что, пройдя шлагбаум, дальше поляки расходились без конвоя. Можно было предположить, что они вольнонаемные. Заправлял всем однорукий немец – Гец. У него было несколько помощников-немцев, таких же пожилых, как и он сам. Эти производили впечатление опытных практиков-производственников с инженерным образованием. Внутри за ними всеми присматривали двое солдат с винтовками. Пленных никуда с территории не выпускали. На ночь запирали в каменном чулане. Кормили похлебкой и хлебом. Скуднее, чем на лесозаготовках, зато регулярно. Снаружи периметр был обнесен колючей проволокой. Вдалеке маячили по всем углам вышки с пулеметчиками. Обычная картина, к которой пленные уже успели привыкнуть. Со двора они успели заметить одну особенность – снаружи вдоль рядов колючки были выкопаны большие рвы, похожие на противотанковые, а местами зачем-то понатыкали надолбы.

Чуть поодаль от их ангара стояло еще несколько аналогичных. Их охраняли гораздо строже – часовые маячили на каждом углу. Ворота ангаров располагались с другой стороны, так что пленным было не видно, какая техника там въезжает и выезжает. Гец частенько брал туда по очереди бригады поляков. Целый день с того направления издалека раздавался дежурный стук молотков, шум сверлильных станков и мерцали под характерный звук яркие вспышки отблесков электросварки.

На второе же утро пленных разбудила артиллерийская канонада. Проснулись моментально. Ветлугин снова по грудам ветоши подскочил к решетке, жадно впился взглядом в кусок двора, который можно было видеть в окно. Все были взволнованы, пытаясь разобраться, что происходит. К их удивлению, по двору спокойно передвигались немцы, на своих местах маячили часовые, не проявляя ни малейших признаков беспокойства, несмотря на то что совсем рядом лупила артиллерия. Затем за танкистами пришли и, как обычно, повели на работу. Они видели из своего двора, как по дороге вдоль ангара двигалась обратно к шлагбауму колонна бронетранспортеров с противотанковыми пушками на прицепе. Подкатила легковушка с уже знакомыми артиллерийскими офицерами. Как ни в чем не бывало офицеры проводили колонну за пределы периметра. Ближе к обеду все повторилось: внутрь снова заехали, на сей раз грузовики с артиллерийскими орудиями. Расчеты сидели в кузовах. Уехали за холм. А через четверть часа канонада повторилась вновь. Не оставалось сомнений в том, что у немцев здесь располагался артиллерийский полигон.

На третий день из дальнего ангара раздались фыркающие звуки, громкие хлопки и стрекот стартеров. Когда там запустили моторы, Терцев с Ветлугиным переглянулись. Сомнений быть не могло – за стенкой от них отчетливо работали танковые двигатели. После обеда их наконец под конвоем повели в те ангары. Войдя во двор соседней промышленной зоны, Терцев обомлел. К воротам подогнали «тридцатьчетверку» ранних выпусков со снятым вооружением и демонтированным орудием. Машина стояла заглушенной. Башня была заварена по низу большими грубыми швами. Будто кого-то учили варить. Вполне возможно, что так оно и было. Спереди и сзади к танку наварили большие дополнительные крюки. На крюки был намотан витой металлический трос.

«Используют в качестве тягача», – мысленно предположил капитан.

Верхний люк старого образца был откинут. На башне, свесив ноги вниз, сидел автоматчик. Здесь же были артиллерийские офицеры, которые привезли их из лагеря. Сейчас офицеры с интересом наблюдали за происходящим. Гец подошел к Ветлугину и подтолкнул сержанта к люку механика-водителя. Пояснил коротко:

– Смотреть навык. Два круга напротив двора.

Охранники подвели Ветлугина к люку. Сержант глянул на Терцева, которого окружали вооруженные немцы, и привычно занырнул в люк. Автоматчик сверху спустился в боевое отделение. Через пару секунд Ветлугин почувствовал, как в спину ему уперся ствол. Гец махнул своей единственной рукой, подавая команду «заводи».

Сержант не заставил себя просить дважды. Протяжно зазвенел стартер. Затем после нескольких хлопков взревел двигатель. Машина окуталась облаком выхлопных газов. Терцев машинально на звук отметил про себя, что двигатель отрегулирован плохо, обороты скачут. Дернувшись при трогании с места, Ветлугин направил танк на площадку перед двором. Повертел его несколько раз на ходу влево и вправо. Впрочем, довольно осторожно и аккуратно. Описав два круга, вернул танк на прежнее место.