В детстве о запасных планах нянюшки и матушки прожужжали ей все уши, так что с этим проблем не предвиделось.

«Что там у нас? — стала припоминать она. — Привораживающие зелья? Позапрошлый век. Угрозы? Их сейчас всерьез не воспринимают. О! Вот оно! Гипноз! Вернейшее средство».

Перед гипнозом умудренные опытом матушки и нянюшки всегда советовали как следует пореветь, потому что красные глаза — залог успеха. Чем краснее глаза, тем ощутимей результат.

Терри уставилась на Авантигварда своими краснющими глазами и, шмыгнув пару раз носом, подползла к нему по шелковому покрывалу.

— Смотри на меня, — растягивая слова, приказала она.

Икротаус нехотя повернулся и встретил демонический взгляд ведьмы.

«Отравлю — и дело в шляпе, — подумала та. — От него ведь всё равно никакого проку».

Она дотянулась до бокала, куда предварительно подсыпала «секретный ингредиент».

— Ты подчиняешься мне. Ты во всем слушаешь только меня, — речитативом произнесла она, неотрывно глядя на него. — Пей.

Икротаус покорно взял бокал. Но отражение в зеркале не дремало. Его отражение. Он по-прежнему сидел напротив зеркала, безвольный, жалкий, но уже не трус.

«Делаю это в первый и последний раз», — соблаговолило отражение и одним точным ударом выбило бокал с ядом из рук Авантигварда.

Вино разлилось по покрывалу.

***

Внезапно река присмирела, и течение замедлилось. Полированные берега из адуляра поросли стройными сосенками с голыми красными стволами и пышными кронами зеленой хвои. Неужели всё закончилось?!

Удостоверившись, что за борт ее не смоет, Таймири кое-как развязала узел и унесла ноги подальше от злополучной мачты. В ходе отступления она чуть не запуталась в огромном, как простыня, полотенце, которое мирно трепетало на ветру. Кроме полотенца, на веревках сушился ее походный костюм. Самое время переодеться.

Из рубки за Таймири наблюдал Кэйтайрон. Он хмурился, шевелил губами и озабоченно мял свою фуражку, которая впервые за всё путешествие покинула его лысину.

«Почему она так напоминает мне мою супругу? Те же волосы, те же движения. Это невероятно! Я много чего забываю, но о том, что у нас была дочка, мне не забыть никогда…»

Ход его мыслей прервал возглас Остера Кинна:

— Ого! Да там, впереди, еще один водопад!

Этот водопад был больше предыдущего и, что самое главное, он был отвесный. Если капитан согласится на скоростной спуск, то может статься, что яхта продолжит путь по реке не иначе как в виде щепок.

«Дурья башка!» — обругал себя Кэйтайрон и стал созывать матросов. Надо было в срочном порядке пришвартовываться к берегу. Вялое поначалу течение усыпило его бдительность, а расслабляться было никак нельзя. Ох, и хитра же эта река со своими обманными маневрами!

Они насилу пристали к берегу. Течение норовило утащить корабль за собой, и стремительность, с которой мчался поток, была подобна стремительности лавины. На отшлифованном водою скате едва ли можно было найти место для причала. Ничего, никакой зацепки. «ПЦР» беспомощно скользил вдоль берега, не имея возможности закрепиться. Поэтому команде и пассажирам не оставалось иного выхода, кроме как совершить экстренную высадку.

Бытует мнение, что настоящий капитан не покидает судна, даже когда оно терпит крушение. Посмотрел бы Кэйтайрон на того храбреца, который бы осмелился это заявить!

Первым на землю спрыгнул Остер Кинн. Он удерживал канаты изо всех сил, чтобы хоть как-то притормозить движение яхты. Как только на суше очутились матросы, они бросились ему помогать. И Папирус в этом деле принял самое живое участие, потому как на кону стояло не что-нибудь, а его писчая бумага.

Но как ни лезли они из кожи вон, как ни надрывались, в состязании по перетягиванию канатов победила река. Едва капитан и пассажиры соскочили на берег, натянутые до предела тросы лопнули, и яхту стало относить к водопаду.

Когда-то Кэйтайрон собственными руками сколачивал ее корпус, трепетно прикасался к только что сооруженной мачте, гордо поднимал к небу развевающийся флаг. Несмотря на свою вопиющую забывчивость, он навсегда запомнил, как впервые отправился на рынок за снастями. Как придирчиво выбирал компас и карты, а седой, повидавший виды моряк дымил ему в лицо туго скрученной, заграничной сигарой.

Теперь эти воспоминания разом нахлынули на него, и к горлу подкатил противный, вязкий ком. С горьким сожалением взирал он на удаляющуюся корму. Надо было, и правда, утонуть с любимой яхтой, как тонут настоящие капитаны.

— Ой, глядите! — испуганно воскликнула Минорис, откидывая со лба челку. — Там, кажется, Зюм!

Визгливо тявкая, по палубе бегал щенок. Издалека он был похож на белый пушистый шарик. Такой милый, ласковый клубок с мелькающим в воздухе хвостиком…

Минорис не выдержала и ударилась в слезы.

— Он же не выживет! Он пропадет! — жалобно причитала она. — Почему никто не взял его на берег?!

«Странно, — подумала Таймири. — Он появляется и исчезает, когда ему вздумается. Бедная Минорис. Она-то убеждена, что Зюм простая собака».

Сэй-Тэнь выглядела задумчивой и даже какой-то отрешенной.

— Я привыкла к лишениям, — проронила она. — Без этого, знаете ли, жизнь не жизнь.

Но Кэйтайрон ее слов не слышал. Лишиться яхты было для него сродни смерти. Он присел на корточки и спрятал лицо в шершавых ладонях.

А Папирус тихонько плакал в сторонке. Без бумаги он больше не сможет писать книги. Все его труды пошли насмарку. Он зря растратил свой талант, напрасно берег пачки неотправленных писем.

— Ну-ну, не хнычь, — утешила его Эдна-Тау. — Ты думал, что твое призвание книги, и, кроме книг, ничего не замечал. Теперь, когда у тебя отнялась возможность творить, погляди-ка по сторонам. Наш вождь говорит: потерял стрелу — найдешь две. Уплыло каноэ — приплывёт целая флотилия. Оглянись, вокруг столько возможностей!

— Не будем медлить, — собрав всю волю в кулак, проговорил капитан. — Лес кишмя кишит разным зверьем. Здесь даже хищники водятся! И чем быстрее мы пересечем сосняк, тем меньше вероятность с ними встретится.

— Кхм, позвольте заметить, — вежливо начал философ, — что хищники имеют привычку преследовать подвижную добычу. А выживает тот, кто затаился.

— По мне, так лес вообще какой-то безжизненный. Вымерло тут всё, — ввернула Таймири.

— Э-ге-гей! — воскликнул Остер Кинн. — Может, этот бор и ведать не ведает, что такое лесная подстилка и моногоярусность, да только грызунов здесь хоть отбавляй! Я это не понаслышке знаю.

— Так что, ты уже бывал в горах? — удивилась Кэйтайрон.

— А то как бы я с Эдной Тау познакомился! — веско заметил тот. Неуемная тяга к острым ощущениям вечно влекла его в запретные края. И не было в стране такой долины или возвышенности, куда бы ни ступила нога Остера Кинна.

— Тогда ты нас и поведешь! — обрадовался капитан и со спокойной совестью назначил его проводником.

13. О чае и сосновых иголках

— Минорис отказалась заниматься, — удрученно сообщил индианке философ, переместившись в хвост колонны, которую возглавлял Остер Кинн.

— Это прискорбно, — чутко отреагировала Эдна Тау. — Вы ведь не слишком ее нагружали, нет?

— Боюсь, что слишком. И что мне теперь делать? Она такая способная ученица!

— Попробуйте заинтересовать ее.

— Что вы подразумеваете под словом «заинтересовать»?

— Выберите для затравки человека, который бы… э-э-э, — поскребла в затылке Эдна Тау, — который бы изображал из себя вашего рьяного последователя. Тогда Минорис увидит, что ваша наука не такая уж и непосильная, и, может, вернется к вам.

— А вы не побудете моей ученицей, для затравки, а? — с надеждой спросил философ.

— Я? Да что вы! — смешалась индианка. — Да никто же не поверит, что я всерьез увлечена философией!

— Почему? Насколько я могу судить, вы очень образованны. Вы подойдете!

— Да? — неуверенно переспросила Эдна Тау. Перспектива такого ученичества совсем ее не прельщала. Ведь она могла бы проводить время с куда большей пользой, охотясь на белок или рыская по лесу в поисках целебных кореньев.