Так, помаленьку отчитывая кошку, она вышла на свет и увидала перепачканного Остера Кинна.

— Фу ты, ну ты! Напугала! — вздрогнул тот.

— А вас что сюда принесло? — недоумевающе спросила Таймири. — И отчего вы такой чумазый?

Остер Кинн не стал проливать свет на происхождение своей боевой раскраски. В том, что он удирал от маленького зверька, не разбирая дороги, было просто стыдно признаться.

— Дай-ка лучше я тебя спрошу: где ты эту тварь раздобыла? На самой вон чистого места нет.

Таймири заботливо опустила кошку на пол.

— Это дух, — серьезно сказала она.

— Еще один, стало быть, приблудился? — пошутил Остер Кинн.

— Вы тут острить пытаетесь, а я, между прочим, порядком утомилась. Знаете, сколько отсюда до нашей пещеры? Топать и топать.

— Тогда добро пожаловать к нам. У нас неподалеку стоянка. И кошку свою позови.

«Если Неара и Зюм обычные животные, то чем же они, в таком случае, питаются? — рассуждала Таймири, следуя за Остером Кинном. — В пещерах растения не растут, насекомые не летают, четвероногие не обитают. Значит, можно сделать вывод, что они духи».

Папирус потягивал ром из полупустой фляжки. Капитан, который к тому времени несколько остыл, прохаживался взад-вперед, а философ сматывал какой-то бурый свиток, когда из вентиляционного хода показалась черная мордочка Неары.

— У! Нечисть! — среагировал Кэйтайрон и швырнул в кошку первым попавшимся камнем. Он промахнулся, а кошка стремглав бросилась обратно в проход.

— Не обижайте ее! Это может вам дорого обойтись! — предостерегла Таймири, появляясь следом.

— Какими судьбами?! — оживился Диоксид и, выронив свиток, подбежал к ней, чтобы убедиться, что она не мираж. — А Минорис с вами?

— Нет, — покачала головой та. — И, насколько я могу судить, желанием учиться не горит.

Философа этот факт явно расстроил. Он горестно вздохнул и поплелся назад к своему свитку.

— Постойте, но что же получается? — подал голос охмелевший Папирус. — Наши пещеры… ик!.. связаны между собой?

— Выходит, так, — подтвердил Остер Кинн. — А еще я вот что думаю: пещеры в этой скале образуют один сплошной лабиринт. Поэтому не исключено, что какой-нибудь ход приведет нас к вершине горы.

— Да уж. Куда проще, чем карабкаться по корням еще добрую сотню метров, — буркнул из своего закутка философ.

Капитан для порядка побушевал и повозмущался.

— Вот доедим мы беличьи тушки. А что потом? — вызывающе спросил он.

— Безбелковая диета, — отпарировал Остер Кинн. — Будем пить воду.

Такое решение ошеломило всех до единого, и они дружно заявили, что протянут ноги.

— Не сегодня-завтра протянем! И-ик! — добавил Папирус.

— Надо бы пораскинуть мозгами, — озадаченно проговорил Остер Кинн. — Мы немного погуляем, а вы трое запаситесь водой. Фляги наполните доверху. И ждите нас к ужину.

Он наказал кошке сидеть смирно, а сам увлек Таймири в коридор, заведя бессодержательный разговор об углеродсодержащих породах.

Кэйтайрон хмуро посмотрел им вслед. Ему тоже хотелось поговорить с Таймири. Только с глазу на глаз, да так, чтобы не подумали о нем плохого.

Остер Кинн был так увлечен своей болтовней, что ненароком завернул в мрачный и безмолвный грот. Пройдя несколько метров, он застыл на месте: здесь был тупик. Руки уперлись в плоскую каменную преграду. Как выяснилось, все это время он разговаривал сам с собой, а спутница словно сквозь землю провалилась.

— Таймири! Таймири! Ау! — позвал он. Ответом была гробовая тишина. Может, его ораторство и не выдерживает критики, но это не повод, чтобы сбегать при первом же удобном случае… Остер Кинн не сразу услышал стоны. Сначала он подумал, что таким образом дает о себе знать его желудок, и эта мысль слегка его успокоила. По-настоящему он занервничал, только когда звуки стали нарастать. У него даже возникло чувство, будто его хотят свести с ума. Пещера стонала, как человек. Как множество людей, которых заживо замуровали в адуляре. Остер Кинн заскрипел зубами и, зажмурившись, сполз вниз по стене.

Неведомая болезнь точит скалу. Неведомая болезнь заразна. И передается она от камня к человеку самым невозможным образом.

Внезапно его забила дрожь — он ощутил на себе чей-то взгляд.

«Не так кончают храбрые герои, — подумалось ему. — Храбрых героев спецэффектами не проймешь. Им настоящих чудищ подавай».

«О, а вот и чудище!» — вздрогнул Остер Кинн, когда обнаженной руки коснулось что-то тонкое и холодное. Голоса в пещере к тому времени со стонов переключились на завывания, и выходило это у них, прямо скажем, виртуозно.

Решив, что настал его последний час, Остер Кинн без смущения присоединился к леденящему хору и взвыл так, что у Таймири, которую он сгоряча принял за горного монстра, по спине побежали мурашки.

— Эй! Вы чего? — отпрянула она. — Сбрендили?

— Я? — очнулся тот. — А ты разве не чудище?

— Все чудища у вас в голове. Вставайте! Я вас повсюду ищу. Уже ног под собой не чую. А вы здесь развалились! — упрекнула его Таймири.

— То есть как? — опешил Остер Кинн. — Ног она не чует! А кто первым потерялся?

— Вы не давали мне и слова вставить, всё толковали о каких-то гранитах! Я потому и решила притормозить, подумала, что это остановит ваш нескончаемый монолог.

— Нет, слыхали! — возмутился Остер Кинн. — Кое-кто языка не щадил, нёс чепуху, чтобы ей скучно не стало. А она!

— Вообще-то, — заметила Таймири, — вы собирались пораскинуть мозгами.

— Собирался. Но мне помешала гора. Пока ты не пришла, она стонала, как ненормальная.

— Выходит, горы не только говорят, но еще и стонут?!

— Это когда же они говорили? — поинтересовался Остер Кинн. Однако его вопрос остался без внимания. Таймири согнулась в три погибели, чтобы получше рассмотреть камешек, который поблескивал в углу. Он мерцал слабым светом у самого пола, на матово-пепельной поверхности скалы. И вокруг него медленно сгущалась тьма. В глубине исчезающего адуляра нежно посвечивались крохотные звездочки. Минерал дышал, совсем как живой: вдох — и звездочки заволокло туманной пеленой, выдох — и они бросились врассыпную. Светлое пятно пульсировало, и было ясно, что скоро пульсации прекратятся.

— Остер Кинн, быстрее! Есть у вас что-нибудь острое? Какой-нибудь нож или гвоздь?

Ни нож, ни гвоздь не помогли бы Таймири, имей она дело с обычным лунным камнем. Здесь же предстояло работать с пористой породой. Выдолбить из нее камешек размером с фасолину — пара пустяков.

Остера Кинна дважды просить не пришлось — он достал из кармана перочинный ножик и вонзил в слоистую стену на границе темноты и света.

— Вошел как в масло! — прокомментировал он, после чего предоставил действовать Таймири. Несколько нажимов лезвием — и самоцвет вывалился из гнезда на открытую ладонь. Он был восхитителен и не переставал сиять.

— Отныне ты мой амулет, — сказала ему Таймири. Теперь камешек будет всегда мерцать у нее на груди, как самая настоящая путеводная звездочка.

Остер Кинн стоял рядом, размышляя и попыхивая трубкой.

«Не пойму, почему эти стены до сих пор на нас не обрушились. Они ведь почти как спрессованная бумага! Хотя припоминаю, был случай, когда во время землетрясения пачки прошлогодних газет спасли от гибели какого-то гражданина. Хм, бумага… Такая незначительная, казалось бы, вещь. А сколько от нее пользы!»

— Так о чем бишь я? — спросил себя Остер Кинн, вынув трубку изо рта. Порой ему нравилось мыслить вслух. — Пепел. Откуда здесь пепел, если поблизости нет ни одного вулкана?

Таймири брезгливо поморщилась и зажала нос.

— Я бы попросила вас не дымить. Мало того, что здесь воздух спертый, так еще и воняет!

Но Остер Кинн, думая о вулкане, и сам сделался его подобием. А вулканы, как известно, с мнением людей не считаются.

— Выйдем отсюда, — только и сказал он. И стоило им выйти из ответвления в главный коридор, как позади бесшумно обвалился потолок. Сначала он прогнулся, обвис, как жировая складка на тучном теле, после чего лениво опустился на пол, погребши под собой следы Таймири и Остера Кинна. Стены карточного домика сложились. Грот больше не будет стонать. Грота больше нет.