Когда полились первые аккорды, моё дыхание чуть было не остановилось, такой нежной, зовущей и притягательной была эта музыка. Мне вдруг захотелось плакать. До сегодняшнего дня скрипки не входили в список моих любимых музыкальных инструментов, честно говоря, они нравились мне только в кино, потому что их музыка могла подчеркнуть особенно напряжённые моменты фильма. Но то, что творилось здесь, было просто невероятным, причём, абсолютно всё: и мелодия, и молодой человек за инструментом. Все присутствующие слушали, затаив дыхание, а Гидеон играл, полностью погрузившись в музыку и будто не замечая никого вокруг.

Лишь когда граф провёл рукой по моей щеке и указательным пальцем нежно стёр с неё слёзы, я заметила, что плачу.

Я испуганно вздрогнула.

Он улыбнулся, и в его глазах блеснул тёплый огонёк.

— Не нужно этого стыдиться, — тихо сказал граф. — Если бы реакция твоя была другой, я бы очень разочаровался.

Я была так поражена, что улыбнулась в ответ. (Да, так и было! Но как я могла! Это ведь тот самый мужчина, который пытался меня задушить!)

— А что это за мелодия? — спросила я.

Граф пожал плечами.

— Не знаю. Полагаю, она ещё не написана.

Гидеон опустил смычок. Он вежливо отказался продолжать игру, но вежливо отказать леди Лавинии ему не удалось. Она кинулась обнимать Гидеона и повисла на его локте. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как притащить её на наш диванчик.

— Это была поистине непревзойдённая игра! — воскликнула леди Лавиния. — Лишь завидев эти руки, я поняла, что они способны на удивительнейшие вещи.

— Могу поклясться, что вы правы, — пробурчала я. Мне очень хотелось поскорее встать с дивана, лишь бы леди Лавиния не смотрела на меня так — сверху вниз. Но алкоголь вывел из строя мышцы моего пресса.

— Какой прекрасный инструмент, маркиз, — сказал Гидеон графу и передал ему скрипку.

— Это работа Страдивари. Мастер сделал её для меня лично, — мечтательно ответил граф. — Мне бы очень хотелось, чтобы она досталась тебе, мальчик мой. Сегодняшний вечер — вполне подходящий случай для торжественного вручения подарка.

Гидеон немного покраснел. Наверное, от радости.

— Я… я не могу… — он посмотрел в тёмные глаза графа, затем потупился и добавил: — Это большая честь для меня, маркиз.

— Поверьте, юноша, для меня это тоже большая честь, — серьёзно ответил граф.

— Какой кошмар, — пробормотала я. Кажется, эти двое действительно Друг от друга без ума.

— Вы также музыкальны, как и ваш сводный брат, мисс Грей? — спросила леди Лавиния.

Нет, не думаю. Но во всяком случае, такая же музыкальная, как и ты, подумала я.

— Я всего лишь люблю петь, — сказала я. Гидеон бросил на меня предостерегающий взгляд.

— О! Вы поёте! — воскликнула леди Лавиния. — Как я и наша дражайшая мисс Фейрфэкс.

— Нет, — уверенно ответила я. — Такие высокие ноты, как мисс Фейрфэкс, я брать не могу, я ведь не летучая мышь, честное слово, и объём лёгких у меня не такой большой, как у вас. Я просто люблю петь.

— На сегодня мы уже насладились музыкой в достаточной мере, — сказал Гидеон.

Казалось, леди Лавиния немного обиделась.

— Конечно, это сделало бы нам честь, — быстро заговорил Гидеон и бросил на меня мрачный взгляд. Но я была в такой отличном пьяном настроении, что мне было совершенно всё равно.

— Ты… играл просто прекрасно, — сказала я. — Я даже расплакалась, правда!

Он усмехнулся, будто я нелепо пошутила, и положил скрипку Страдивари обратно в футляр.

К нам со всех ног спешил лорд Бромптон с двумя бокалами пунша. Он заверил Гидеона, что был невероятно тронут его виртуозной игрой, и как прискорбно всё же, что бедный Алестер пропустил кульминацию этого вечера.

— Вы считаете, Алестер всё же попадёт сегодня на нашу суаре? — немного недовольным тоном поинтересовался граф Сен-Жермен.

— Я в этом просто уверен, — сказал лорд Бромптон и передал мне бокал.

Я жадно отхлебнула.

Ох и приятный же вкус у этой штуки! Достаточно принюхаться, и уже от одного запаха опьянеть можно. В таком состоянии вполне можно схватить расчёску, запрыгнуть на кровать и горланить какую-то популярную песню. Можно с Заком Эфроном, а можно и без!

— Милорд, вы во что бы то ни стало должны уговорить мисс Грей спеть что-нибудь для нас сегодня, — сказала леди Лавиния. — Она так любит петь.

В её голосе сквозила какая-то странная интонация, которая заставила меня навострить уши. Чем-то эта дама напоминала мне Шарлотту.

Выглядела она совершенно иначе, но где-то глубоко под светло-зелёным платьем скрывалась всё та же Шарлотта, в этом я была уверена на все сто. Такой человек, который постоянно пытается выставить тебя на посмешище, тем самым давая окружающим понять, что сам он — поистине выдающаяся личность.

Ф-ф-у!

— Ну что ж, — сказала я и в очередной раз попробовала встать с дивана. На сей раз мне это удалось. Я осталась на ногах. — Тогда я спою.

— Что-что? — сказал Гидеон и замотал головой. — Она не будет петь ни при каких условиях. Боюсь, этот пунш…

— Мисс Грей, мы все будем очень признательны, если вы действительно споёте что-нибудь для нас, — сказал лорд Бромптон и так сильно замигал, что все его пятнадцать подбородков при этом заколыхались в такт словам. — А если всему виной пунш — тем лучше. Пройдёмте со мной вперёд. Я вас представлю.

Гидеон крепко схватил меня за руку.

— Это не очень хорошая идея, — сказал он. — Лорд Бромптон, я прошу вас, моя сводная сестра никогда ещё не выступала перед слушателями…

— Всё когда-нибудь случается впервые, — сказал лорд Бромптон и потянул меня за собой дальше вглубь зала. — Здесь ведь все свои. Вы портите нам всё удовольствие!

— Точно, не порть нам удовольствие, — сказала я и оттолкнула руку Гидеона. — У тебя случайно не найдётся расчёски? Мне как-то лучше поётся, если в руке у меня расчёсочка.

Вид у Гидеона был немного растерянный.

— Ни в коем случае, — сказал он и последовал за лордом Бромптоном прямо к фортепиано.

Я услышала, как где-то вдалеке тихонько засмеялся граф Сен-Жермен.

— Гвен… — прошипел Гидеон. — Прекрати творить чёрт знает что.

— Пенелопа, — поправила его я, залпом опустошив бокал пунша, затем я передала бокал Гидеону. — Как думаешь, им понравится песня «Over the rainbow»? Или лучше начать с «Hallelujah»?

Гидеон застонал.

— Ты этого не сделаешь! Пойдём со мной обратно, сейчас же!

— Нет, это слишком современные песни, правда? Так, дай подумать…

В мыслях я прошлась по всему своему плейлисту, а лорд Бромптон в это время красноречивыми эпитетами расхваливал меня перед толпой.

Мистер Мершан, любитель женских прелестей, стал рядом с нами.

— Возможно, даме понадобится аккомпанемент у спинета? — спросил он.

— Нет, даме понадобится… нечто совсем другое, — сказал Гидеон и опустился на стульчик у фортепиано.

— Пожалуйста, Гвен…

— Пен, если уж на то пошло, — сказала я. — Я знаю, что мне спеть. Don’t cry for me, Argentina. Я знаю слова, да и мелодия в этой песне подойдёт к любому времени, как тебе кажется? Но, может, они не в курсе, кто такие аргентинцы…

— Ты же не собираешься сейчас опозориться перед всеми этими людьми?

Какая милая попытка вселить в меня страх. Вот только сейчас это абсолютно напрасный труд.

— Послушай меня, — доверительно прошептала я. — Людей я не боюсь. Во-первых, они умерли лет двести назад, а во-вторых, они все в отличном настроении, и к тому же, нетрезвые. Все, кроме тебя, конечно.

Застонав, Гидеон спрятал лицо в ладони, а его локоть при этом взял сразу несколько нот на спинете.

— Возможно, вы знаете «Memory»? Из мюзикла «Cats»? — спросила я мистера Мершана.

— О нет, мне жаль, — сказал мистер Мершан.

— Ну что ж, тогда я спою без аккомпанемента, — уверенно сказала я и повернулась к публике. — Песня называется «Memory», в ней говорится о том… как одна кошка влюбилась. Но, в сущности, то же самое происходит и с людьми. То же самое во всех отношениях.