Милли и Би остановились в номере Шанель парижского отеля «Риц». Предыдущие дни они провели у кутюрье на авеню Монтань, заказывая осенний гардеробИ для Милли, и в антикварных магазинчиках на Левом берегу, скупая все подряд. Милли, повинуясь минутному порыву, покупала все, «то ей нравилось, и потом, обычно, жалела об этом.

— Мой отец, дорогуша, изготовлял в Питтсбурге трубы. До него этим же занимался дед, -сказала Милли, когда в один из вечеров они сидели в баре «Рица», наслаждаясь предобеденным коктейлем. Милли высматривала знакомых в толпе посетителей.-Именно поэтому я и могу позволить себе все это, -призналась она.-Папа сколотил кругленькое состояние, прежде чем погиб во время аварии на заводе. Он был еще молод, и моя мать осталась молоденькой вдовой с четырехлетней дочерью на руках и кучей денег. Мама была застенчива, друзей у нее было мало. Для ребенка такая жизнь была очень одинокой, -Милли вздохнула и отхлебнула кампари с содовой.-Может, оно и к лучшему, Би, что ты не помнишь о своем детстве. Возможно, оно было таким же безрадостным, как и мое.

— Не думаю, -возразила Би.-У меня нет плохих чувств по отношению к прошлому.

Она уже привыкла к внезапным неловким вопросам Милли, которая пыталась помочь ей, следуя инструкции Фил, пока, правда, не добившись успеха. Оказалось, что Би чувствует себя в Париже как дома. Французский она понимала так же, как и английский, и говорила на нем настолько свободно, что парижане льстили ей, принимая за свою.

Милли помахала знакомому напротив. Казалось, у нее находились знакомые везде, куда бы она ни направлялась.

— Может, это из-за моего провинциального викторианского воспитания, -сказала Милли, -но меня всегда тянуло к развлечениям и переменам. Я обожала людей, вечеринки, наряды, украшения. Ты знаешь, как я люблю яркие цвета и побрякушки. Когда я была девчонкой, я мечтала о красном шелке, а не о пурпурном бархате, мне хотелось иметь рубины, а не гранаты, и бриллианты вместо опалов. Мне нравились роскошные отели, где мы с мамой иногда жили на каникулах, их сверкающие люстры и шипучие вина, пузырящиеся в широких фужерах. С самого детства я предпочитала орхидеи чайным розам, сверкающие золотые браслеты-простым побрякушкам из слоновой кости. До сих пор помню, как мама говорила:

«Пока не съешь всю картошку и овощи, Миллисент, не получишь десерта».-Милли уничтожающе фыркнула.-Стоило ли удивляться, что я была коротышкой, пузатой, как тыква? И, знаешь ли, Би, -она наклонилась поближе и громко, доверительно прошептала:-Я ни разу до восемнадцати лет не надевала шелкового белья. Пока не умерла мать. У меня не осталось семьи, за исключением дальнего родственника в Огайо, который ни разу не пытался связаться со мной после того, как прислал мне письмо с соболезнованиями. Поэтому ни с кем, кроме себя, считаться мне не приходилось.-Она жестом попросила у официанта чек и поставила на нем свой пышный росчерк.-Но я не побоялась взять вожжи жизни в свои руки и погнать лошадок галопом. Нет, только не Милли Ренвик. Я унаследовала все, как ты знаешь, -продолжала Милли, сидя в машине, которую вел шофер.-Огромный дом в Питтсбурге, который я ненавидела, и всю эту мрачную роскошь-турецкие ковры, серебряные подсвечники. Вдобавок ко всему этому-пятьдесят миллионов долларов. Позволь заметить, Би, что в тридцатые годы пятьдесят миллионов были огромными деньгами. Особенно для молоденькой девочки. Я была наследницей. Хорошей партией.

При этой мысли она взвизгнула от смеха.

— Я уехала из Питтсбурга и поселилась в Манхэттене. Взяла номер в «Плазе», наняла человека, который знал в этом толк, и отправилась с ним за покупками. Купила себе новый гардероб. Оделась с головы до ног. Она томно вздохнула, погрузившись в воспоминания. — Все, начиная с белья, было из шелка, хотя атлас — тоже неплохо. Я хотела ярко одеться. Я заказала для старых маминых бриллиантов новую оправу у Бручче-латти и купила себе множество сверкающих разноцветных украшений: серьги, колье, браслеты, кольца, часы. Затем я отправилась к парикмахеру и через четыре часа вышла от него платиновой блондинкой, как Джин Харлоу. О, дорогуша, по ней тогда все сходили с ума.

Она с чувством потрепала Би по колену.

— Знаешь, я много лет не говорила об этом никому. Кроме Фил. Она сказала, что мне полезно выговориться, поэтому теперь я рассказываю это всем, кто хочет знать обо мне правду. Или почти правду, -признала Милли.-Но затем, милая моя девочка, я стала искать себе друга жизни. И нашла его в команде игроков в поло на Палм-Бич. Я купила себе великолепный дом-настоящий замок-и вышла замуж за красавца вдвое старше меня, капитана приехавшей аргентинской команды. Конечно, и без помощи Фил я понимала, что искала в нем отца. Мы прожили вместе недолго. Он был плох в постели, дорогуша, -доверительно прошептала она, заставив Би хихикнуть.-Я и сама не бог весть что представляла из себя в то время-новичок! — но я знала, что должно быть лучше, чем это. Иначе, с чего бы столько народу этим занималось?

Они приехали в ресторан.. Милли уверенно вошла, за руку поздоровалась с метрдотелем, обратилась к официанту по имени.

— Я и не знала, что вы так часто бываете в Париже, -озадаченно произнесла Би.-Всюду, где мы бываем, вас знают.

— Это не только из-за моих красивых глаз, дорогая девочка, -проницательно заметила Милли.-Я даю потрясающие чаевые. Я могу себе это позволить. Деньги облегчают жизнь и делают людей счастливыми, так ведь?

— Неужели деньги действительно ничего не значат для вас?-удивилась Би.

— Не верь этому, дорогуша. Деньги для меня — все. Они доставляют мне массу удовольствия, и я рада, что могу его с кем-то разделить.

— Фил говорила, что вы делаете много добра.

— Неужели? Зря она это сказала. Все знают, что я игривая старая корова, транжирящая время и деньги для собственного удовольствия. Именно поэтому мы и оказались здесь, -сказала Милли и сделала заказ на двоих.

Би засмеялась, разглядывая ресторан. Милли сказала, что он-один из лучших в Париже, и, попробовав принесенные блюда, Би с ней согласилась. Ее поражала способность Милли одновременно есть и болтать без умолку.

— После Палм-Бич я переехала в Саратогу, -продолжала Милли.-Я всегда была очень неравнодушна к скачкам. И до сих пор их обожаю. Именно там я нашла себе второго мужа.

Погрузившись в воспоминания, Милли жевала фаршированного морского окуня

— Он был невысоким и тощим. Профессиональные требования. Хотя в той области, которая действительно имеет значение, он отнюдь не был мал. Могу сказать тебе, дорогуша, одной-двум вещам в постели ему даже удалось научить меня. Несмотря на то, что он всегда относился ко мне… чуть-чуть как к лошади. Я все время чувствовала, что он не прочь меня объездить оседлать, взнуздать, пройтись хлыстом, -а потом отвести в стойло, вычистить и накормить овсом. Конечно, подобные отношения не могли быть длительными, но на это я никогда и не рассчитывала. Я не хотела ничего «длительного»-мне было всего двадцать два, и я только начала узнавать, что такое жизнь и мужчины. Потом в моей жизни появился плейбой. У него был титул, и совсем даже не фальшивый. Он был третьим сыном в семье, и его брат был настоящим графом. Плейбой был самым красивым мужчиной, которого мне доводилось видеть. Этакое великолепное животное, обитающее исключительно на вечеринках.

Он умудрился побывать на всех значительных сборищах за последние двадцать лет. Я сочла, что он будет мне прекрасной парой: в это время я решила добиться известности, появляясь на всех значительных вечерах десятилетия. В духе Скотта Фицджеральда, понимаешь? Кстати, о Фицджеральде: я встречала его и его сумасшедшую жену в «Отеле дю Кап» вместе с Ша-нель. Встречала и Кокто, и этого наглеца Пикассо.

Милли вздохнула, вспоминая веселые деньки, проведенные на Лазурном Берегу.

— Тогда там ничего не было, кроме крошечных рыбацких деревушек, дорогуша. Все время сияло солнце, и «Отель дю Кап» был маленьким, но, тем не менее, самым шикарным местом на побережье. Тут меня ждал сюрприз: стареющий плейбой решил, женившись на юной наследнице, расстаться с веселой жизнью. Внезапно он разлюбил вечеринки. Ему захотелось стать деревенским помещиком и жить в огромном замке, окружив себя слугами в ливреях. Он даже задумал заняться политикой. Я сбежала так быстро, что он и глазом моргнуть не успел.