«Сан-Франциско» был огромным отелем с богатой клиентурой: офицеры и их женщины, богатые и роскошные. Одна из них, которой я постоянно прислуживал, жила в отеле бессрочно. Она говорила, что ее мужа, офицера, отправили «в какую-то дыру», в лагерь Пен-длетон на морской базе возле Сан-Диего, а она отказалась ехать в такое место.

— Это же черти где, -подслушал я ее объяснение друзьям, когда она, как обычно, пила свой шестичасовой коктейль и любезничала со всеми.

Она была немолода, привлекательна и готова на любой флирт. У нее были голубые глаза и очень бледная кожа. Она была натуральной платиновой блондинкой, а рот ее, крупный и чувствительный, был цвета той бабочки, которая прилетала на перила веранды в Калани.

Я заметил ее, потому что она была красивой и всегда веселой, всегда шутила и смеялась со своими друзьями и офицерами, которые ее сопровождали. Но в ней было и еще кое-что. Я заметил, как она быстро осматривает комнату, продолжая говорить, словно ищет чего-то. Иногда я чувствовал, как ее глаза в задумчивости

останавливаются на мне.

Я вспыхнул, увидев, как она рассматривает меня издалека с ног до головы. Я был юн и невинен: едва ли я когда-нибудь разговаривал с девушкой. Но теперь я вырос, стал мускулистым, и мне казалось, что она смеется над моими черными форменными брюками в обтяжку и красным жакетом.

Она взглянула мне в лицо, когда я осторожно ставил мартини напротив нее, и я отвернулся под ее веселым взглядом, потому что знал, что отнюдь не красавец. Лицо мое было слишком худым, черты слишком резкими, и благодаря Джеку мою левую щеку украшал огромный шрам от глаза до подбородка. Но миссис Де Сото я почему-то понравился.

— Мне кажется, ты хороший официант, Джонни, -сказала она.-Неплохо было бы, если бы ты прислуживал мне. Все прочие так медлительны и вечно все путают, все забывают.-Она вздохнула.-Жаль, что из-за этой проклятой войны официанты превращают нашу жизнь в ад.

Она вновь улыбнулась мне, алый рот приоткрыл яркие белые зубы. «Как жемчужины», -подумал я смущенно.

— Спасибо, Джонни, -сказала она, величественно кивнув мне и взглянув каким-то сокровенным взглядом, от которого я опять вспыхнул.

Потом я часто прислуживал ей в баре, и она всегда благодарила и улыбалась мне. Qua касалась моей руки, давая мне доллар чаевых, и это прикосновение бросало меня в жар.

Несколько недель спустя я работал на обслуживании комнат. Было далеко за полночь. Никто не любил подниматься из подвала, потому что приходилось вести все бутылки, но я справлялся и с этим, наверное, потому, что был молод. Позвонила миссис Де Сото: она желала немедленно бутылку джина, бутылку вермута и лед.

— Я рада, что это ты, Джонни, -сказала она, открывая мне дверь и улыбаясь.

Я прошел мимо нее в комнату и поставил поднос на столик. Потом я взглянул на нее. Она была в длинном, обтягивающем красном вечернем платье, собранном на бедрах, и в ожерелье из бриллиантов и рубинов над низким v-образным вырезом, который приоткрывал белые округлости ее грудей.

— Откроешь для меня бутылки, Джонни?-сказала она, садясь на софу.-А потом налей мне в бокал. Подожди, я покажу тебе, как я люблю.-Она взмахнула ресницами и снова улыбнулась.-Чтобы ты знал в следующий раз.

Комната была полна ароматом ее духов, тяжелого сладкого муската. Я подал ей бокал дрожащей рукой мо она потянулась ко мне и приложила стакан к моим губам.

— Попробуй, Джонни, -прошептала она, -тогда ты действительно узнаешь, как я люблю.

Я сделал глоток, и алкоголь обжег мне горло. Я начал кашлять, а она стояла надо мной, держась за бедра, и смеялась.

— Вижу, ты никогда прежде не пробовал алкоголь, — сказала она. Сев на софу, она взяла бокал:

— А теперь подойди, Джонни, и расскажи, Что еще ты никогда не пробовал. Чтобы я знала, чему научить тебя.

Я сел рядом с ней, зачарованный взглядом ее голубых глаз и ее возбуждающим ртом.

— Смотри, -сказала она, пробежав пальцем по шраму на моей щеке, -ты похож на молодого буйвола.

Она вновь улыбнулась этой своей улыбкой, и мне захотелось схватить ее, прижать, целовать.

— Такой невинный и такой красивый, -сказала она задумчиво, поднося бокал к моим губам.

Она встала и поставила пластинку. Это был Глени Миллер «Серенада лунного света». Я пил мартини и смотрел, как она движется по комнате в такт музыке.

— Это моя любимая, -сказала она, когда музыка кончилась.

Она стряхнула с волос сетку и гибко потянулась всем телом.

— Тебе нравится, Джонни, -спросила она, наливая еще мартини.

— Очень, -сказал я, глядя, как покачиваются ее бедра, когда она вновь подошла и поставила пластинку. Она повернулась и посмотрела на меня. Потом выпила мартини и швырнула бокал в камин. И вновь начала танцевать. Только на этот раз она расстегивала платье, постепенно подходя ближе ко мне. И подойдя вплотную, она вдруг сбросила его на пол.

Она была бела как снег в пурпурном шелковом белье, и я понял, что пропал. Она села рядом со мной и медленно начала снимать мою одежду, все, кроме галстука.

— Так, и что же мы теперь будем делать?-игриво притянула она меня к себе. Я до сих пор помню ее запах: густой мускатный аромат, немного-джин и ее собственный запах кожи. И я погрузился в этот запах, в ее тепло, чудесную женственную мягкость. И не мог больше ждать.

В этот первый раз я взорвался почти мгновенно, но потом она научила меня, как заниматься любовью с женщиной.

— Ты способный ученик, Джонни, -сказала она. — Я буду помнить тебя. Хотя до сих пор не знаю твоего полного имени.

Сознание мое было затуманено алкоголем, ее запахом и моим первым сексом в жизни, и я вдруг промямлил мое полное имя: «Джонни Леконте».

Она смотрела на меня широко открытыми глазами. Потом вдруг засмеялась, закинув голову. Я смотрел на нее с изумлением.

— Вот это потеха!-наконец сказала она.-Это просто невероятное совпадение. Так ты Леконте? Я знаю, что Арчер Кейн даже поменял фамилию, когда женился на этой француженке, а потом у него родился сын. Так это ты? Джонни Леконте?

Мое сердце упало, но я смотрел на нее все еще не понимая.

— Ну, конечно, -воскликнула она со смехом, -ты же не знаешь, кто я. Мой юный буйвол, я-Шанталь 0'Хиггинс. Я была второй женой Арчера. И матерью этого проклятого выродка Джека.

Я схватил мои вещи и бросился к двери, даже не оглянувшись на нее. Она все еще смеялась, словно это была самая лучшая в мире шутка.

Той же ночью я ушел из отеля и утром, соврав о моем возрасте, благополучно записался в Морской флот. Но каким-то образом я чувствовал, что история с Шанталь О 'Хиггинс для меня не закончилась.

Я многое узнал за то время, пока служил в Военно-Морском флоте, но познания мои касались в первую очередь премудростей ведения боя, людей на войне, жизни и смерти, -далеко не книжные знания.

Я прослужил два с половиной года на эскадренном миноносце в южной части Тихого океана. К сожалению, мне пришлось отказаться от мечты о Средиземноморье.

Мне было несложно привыкнуть к военным условиям. Ведь я провел большую часть жизни, защищаясь от нападений. Во мне все еще было прекрасно развито чувство опасности. Кроме того, годы, проведенные на Гавайях, сделали из меня первоклассного моряка. Я знал океан, его особенности.

Но это не означает, что я ничего не боялся. Я был бы дураком. Когда я наводил орудие на врага, который был в нескольких сотнях ярдов от меня, знакомый металлический привкус страха неизменно появлялся во рту. Война-это тяжелое занятие, но я познал, что такое дружба моих товарищей по оружию в этом страшном деле. Я научился, как нужно жить с людьми, как принимать дружбу и платить тем же. Я, наконец, стал более цивилизованным человеком, хотя еще и не гражданином мира, конечно. Я сомневался в том, что вообще способен на это. Психологи говорят, что характер человека формируется до наступления половой зрелости. Значит, моя жизнь была безнадежно испорчена.