Подозреваемый упрямо затряс головой, неотрывно глядя в пол.

— Я уже сказал вам: кто-то, должно быть, взял мою машину.

Бенедетти в изнеможении посмотрел на Махони. Он занимался этим уже два с половиной часа и ничего не добился. Девушку нашли у стены на улице, раздавленную так, что все кишки наружу, но, если им не удастся заставить это дерьмо признаться, все сойдет ему с рук. Ведь у них не было свидетелей, а убийца, несмотря на то, что мозги у него были размером с горошину, многому научился на улице и знал, что свидетелей нет. Он был прав: за рулем автомобиля мог находиться кто угодно. Но они знали, что это был именно этот человек.

— Почему бы тебе не передохнуть?-предложил Махоии.-Дай мне поговорить с мистером Захарией. Бенедетти кивнул и устало отодвинул свой стул.

— Оставляю это на тебя, Махони, -сказал он, направляясь к двери.

Система была стара как мир: сперва жесткий подход, словесная атака на подозреваемого, пока он либо не признается, либо не «запутается во вранье, которое в конце концов затянет его на дно. Но этот тип оказался твердым орешком. Он не сломался. Теперь наступила очередь Махони выступить в роли „своего парня“.

— Ты выглядишь так же паршиво, как я себя чувствую, Захария, -произнес Махони.-Как насчет тога, чтобы выпить по чашечке горячего кофе?

Не поднимая глаз, Захария кивнул.

Махони вышел в коридор и вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, содержимое которых напоминало кофе. По крайней мере, напиток был горячим. Один стаканчик Махони поставил перед Захарией.

— Сигарету?

Махони достал непочатую пачку «Мальборо».

По-прежнему не поднимая глаз, Захария взял одну сигарету. Махони удовлетворенно отметил, что у него дрожат руки. Махони не курил, но прикурил сигарету, чтобы составить компанию подозреваемому. Несколько минут они сидели молча.

— Пейте кофе, мистер Захария, пока он еще не остыл, -мягко сказал Махони.-Ночь выдалась тяжелой, так ведь?

Захария тупо кивнул и отпил кофе.

— Слушай, парень, -сказал Махони через некоторое время, — у меня самого возникали проблемы с женщинами. Они могут довести тебя до психушки.-Он глубоко вздохнул.-У меня была девушка-потрясающая красотка, парень. Сам знаешь, мы, полицейские, работаем, как на заводе: сверхурочные, посменная работа. Выяснилось, что, когда я работал по ночам, она тоже «работала»-с мужем своей лучшей подруги. Понимаешь, что я имею в виду? Им просто нельзя спускать с рук таких вещей, правда, Захария? Я могу сказать, что это очень ранит мужскую гордость.

Захария промолчал.

— Вот что я скажу, Захария, -легко предложил Махони, -ты, должно быть, умираешь от голода. Почему бы мне не послать кого-нибудь за пирожками? А потом поговорим. Ты сможешь рассказать мне о ней. — Он глубоко вздохнул. — Готов спорить, что она была настоящей сучкой, судя по ее виду. Они просто не понимают, когда им попадается хороший парень, чтобы приглядывать за ними.

Захария осторожно взглянул на него, затем кивнул.

— Правда, она была настоящей сукой, -злобно проговорил он.

Махони сочувственно улыбнулся:

— Она тебе изменяла, парень? Правда?

Захария кивнул. Теперь его руки так дрожали, что он с трудом удерживал стаканчик. Махони откинулся на спинку стула, глядя на подозреваемого, ожидая, когда тот «сломается». Он видел, что этот момент близок.

Принесли пирожки. Захария проглотил один, не поднимая глаз.

— Возьми еще, -предложил Махони.-Они почти такие же вкусные, как те, что готовила моя мама-итальянка.

Захария взял еще один пирожок и, жуя его, принялся излагать свою версию происшедшего: какой она была сукой, как он присматривал за ней, покупал ей одежду, продукты…

— Героин, -предположил Махони, думая о воспаленных язвах на руках девушки. Он понимал, что у нее были реальные шансы умереть в ближайшее время от заражения крови, слишком большой дозы наркотиков или СПИДа. А ей было всего девятнадцать лет. Махони так сильно ненавидел ублюдка, сидящего перед ним, что его удивляло, что подозреваемый не чувствует этого.

— Она была наркоманкой, -признал Захария.

— А откуда у нее брались на это деньги, приятель?-сочувственно улыбнувшись, поинтересовался Махони.

Захария небрежно пожал плечами:

— Она была шлюхой. Все они такие.

— Да, парень, эти женщины такие, -проговорил Махони.-Готов спорить, что она не отдавала тебе деньги, как должна была, так?

— Ага. Правда. Но сучка выкидывала этот фортель чересчур часто!-Захария неожиданно взорвался от злости.

— Слушай, Захария, -сказал Махони, наклоняясь через стол поближе к подозреваемому и глядя ему прямо в глаза. — Может, у тебя и были причины сбить ее. Ты думаешь, что она это заслужила. Давай договоримся, парень. Ты знаешь, что ты это сделал, и мы это знаем. Размышляя логически, этот факт обойти нельзя. Но ты расскажешь мне, как это все произошло, а я изо всех сил постараюсь помочь тебе. Может, мы найдем смягчающие обстоятельства. В конце концов, ты сам сказал, что она тебя спровоцировала, разве не так? Я имею в виду, она работала на тебя и отказалась отдавать деньги. Она знала правила, но она предпочла швырять деньги на героин.

— Да, -устало согласился Захария. Он сидел, надувшись, и Махони понимал, что он обдумывает услышанное. Краем глаза он видел наблюдающего через окно Бенедетти, но не сделал условного знака. Он ждал, пока Захария заговорит.

— Вы обещаете вытащить меня?-сказал наконец Захария.

Махони развел руками и тихо сказал:

— Захария, ты же знаешь, что я не могу этого обещать. Но, если ты расскажешь нам правду, я обещаю тебе честное слушание дела и сделаю для тебя все, что в моих силах. Может, найдутся смягчающие обстоятельства, срок будет уменьшен…

— Да. В конце концов она сама на это напросилась, -с яростью сказал Захария.-Долго напрашивалась… Сам знаешь, парень, как это бывает…

Махони сделал знак Бенедетти, и через пару минут тот вошел со стенографисткой. Бенедетти принес Захарии еще один стаканчик кофе, включил магнитофон. Махони подтолкнул поближе к заключенному пачку «Мальборо».

— Рассказывай, парень, -устало сказал Махони, — чтобы мы смогли все уйти отсюда и выспаться.

В два часа Махони должен был присутствовать в суде: разбиралось типичное для воскресного вечера домашнее убийство. Несколько месяцев назад женщина застрелила своего мужа, пока он спал пьяным сном в грязной норе, которую они называли своим домом. Когда Махони прибыл туда, трое детишек младше семи лет сидели, забившись в угол в другой комнате. Чтобы не видеть происходящего, они с головой накрылись грязным одеялом. Дети были покрыты ссадинами. Мать сидела в поломанном кресле-качалке, тихо, беспомощно плача. На коленях у нее лежал пистолет. Полицию вызвали соседи. Махони вошел первым.

Она мрачно поведала ему, что муж частенько колотил детей, а недавно она обнаружила, что он подвергает их сексуальному насилию. Женщина тупо глядела на Махони. На ее лицо было страшно смотреть: синяк под глазом, окровавленный рот, выбитые зубы. Он много лет бил ее, но, когда дело дошло до детей, она не выдержала. Соседи подтвердили рассказ женщины, и, когда Махони увидел, как она возится с детьми, он преисполнился сочувствием к ней. Он был уверен, что суд разделит его чувства, и надеялся, что судья не будет слишком строг.

После дачи свидетельских показаний он подождал окончания суда, а затем отправился в городской морг, чтобы переговорить с медэкспертом. Тот должен был вскрыть раздутый труп, вытащенный из воды накануне, и определить, нет ли на нем следов пуль или признаков того, что жертву сначала оглушили, а затем сбросили в воду. Хотя, возможно, утонувший, будучи в подпитии, свалился сам.

После этого Махони зашел в бар Хэнрэна и встретил там некоторых коллег, которые заскочили в бар после дежурства выпить пива и потрепаться о событиях прошедшего дня. Усевшись, он заказал светлый «Бадвайзер».

— Никто никогда не думал над тем, почему мы занимаемся этой работой?-устало спросил он.-Мы что, мазохисты? Или что?