Как видите, объект и субъект в равной степени непостижимы, бытие и сознание сродни иероглифам, означившим две бездны опыта, которые как бы всегда перед нами и одновременно заперты от нас в какой-то мистической запредельности. С помощью дона Хуана мы решаемся совершить прыжок в бездну и там, в свободном падении, прочувствовать реальную жизнь Мира. Но что же оказывается нашим единственным инструментом в отчаянной авантюре, что предъявляет нам само чувство — последний критерий опыта? Внимание — которое и есть квинтэссенция Тайны. Даже приняв модель энергетической вселенной Орла, мы никак не можем постичь, что же есть внимание, избирающее и выделяющее, концентрирующее и игнорирующее полевые структуры бытия. Мы также не знаем, за счет какой силы осуществляется процесс внимания и в чем его суть. Мы взялись в этой книге условно именовать феномены перцепции «резонированием», но в действительности не знаем даже, уместна ли подобная аналогия. Вслед за психологической наукой мы утверждаем, что внимание сопряжено с волей, вслед за доном Хуаном мы называем источник воли намерением — и порочный круг замыкается.
Тайна намерения сводит на нет все человеческие потуги объяснить целенаправленную работу психики вместе с ее фундаментальными составляющими: вниманием, восприятием и осознанием. Остается лишь недоумевать по поводу такого странного положения дел. Повсюду мы не ведаем, что творим. Область Непостижимого поглощает нас, подобно трясине. Три главнейших вопроса — что работает? с чем работает? как работает? — остаются без ответа. И тем не менее, дисциплина дона Хуана предоставляет нам уникальный шанс совершить (неведомо как) самую грандиозную трансформацию собственной природы, на которую когда-либо осмеливалось человеческое воображение. Исследование Кастанеды не может не вызывать восхищения и чувства благодарности — ведь он не только реанимировал высокое изумление перед вездесущей Тайной бытия (которое само по себе всегда инициировало глубинный поиск и распахивало новые горизонты), но и указал направление, в котором следует искать разгадку. И, что очень важно, в направлении можно быть уверенным. Ведь уникальность учения дона Хуана состоит в том, что оно последовательно и твердо опирается но безупречные философские и психологические посылки. Мировой оккультизм не знает примеров такого интеллектуального мужества — в той или иной степени мистики всегда отвлекаются на миф, на религиозный трепет, на предпочтительную эмоцию или предвзятое теоретизирование. Их волнует не только Истина в ее чистоте и бесстрастии, но и сладостное предвкушение Великого, Священного, Всемогущего — Того, кто защитит и облагодетельствует Своими дарами. Именно здесь заканчивается наука и торжествует эмоция — родительница предрассудков и религии. Более того, тут и берет верх искушение объяснить Тайну мира, подарить страждущему человечеству смысл и благо.
Карлос Кастанеда этого не сделал. И потому, наверное, многие искатели неосознанно испытывают досаду — им недостаточно предложенного пути, пропуска в мир подлинной и нескончаемой Тайны: религиозное сознание требует Бога с Его благосклонностью и любовью, с Его законами, рецептами н охранительными молитвами, «магическое» сознание жаждет иерархии, тайных орденов, ритуалов и власти над силами, чтобы непрерывно подтверждать свою исключительность; а сознание мистика жаждет слияния с Абсолютом. В учении дона Хуана ничего этого нет. "Человек знания" не видит оснований для подобного сочинительства, а потому выбирает единственное, в чем уверен, — свободу.
Конечно, такой Путь устраивает немногих. В отличие от религии или традиционных "духовных учений" он вовсе не ставит перед собой цель достижения психологического комфорта. Самоутешение или самообман, экзальтация или мирные мечтания, даже психотерапия в виде "обретения смысла" или организация коллективного «убежища» в среде духовных единомышленников — все это если и возможно в рамках дон-хуановского пути, то где-то на периферии, на «привалах», где допустимо снизить общее напряжение и помечтать па досуге.
Вообще же, учение дона Хуана ближе всего к исследовательской дисциплине, к изыскательской работе ученого, где все состоит из бесконечной череды экспериментов и разрешения рискованных задач, а теоретическая часть — совокупность рабочих гипотез, проверяемых самым строгим и беспристрастным способом.
Техники и методы, которые мы постарались осветить в этой книге, предназначены только для того, чтобы начать исследование. Здесь нет и следа догматизма — все подвергается сомнению, осмысляется вновь и вновь, пересматривается в самых широких масштабах. Читатели Кастанеды, конечно, заметили из рассказов дона Хуана, что история "магии нагуаля" достаточно драматична, не лишена ошибок и заблуждений, трагических коллизий и разочарований, даже подлинных революций, следующих за неожиданными открытиями, опровергающими идеи древних исследователей. Такой динамизм познания отнюдь не свойственен мистическим традициям, с какими мы прежде встречались. Зато он совершенно естественен в истории науки, превыше всего поставившей объективную истину и тем самым порвавшей с религиозностью любого вида.
Итак, мы имеем дело с живым знанием. Как и все подлинно живое, оно не имеет конца. Тайна, с которой нас познакомил Карлос Кастанеда, очаровывает именно своей неподдельностью, ненадуманностью — она манит жизнью, свободным дыханием, непредсказуемой игрой сил, на которые не нацепишь ярлык, не побрызгаешь святой водой, не умаслишь хвалебными песнопениями в храме. Путь, который не знает конца, и Тайна — без границ и ответов. Только чистая радость восприятия, радость встречи с Непостижимым, готовым бескорыстно предъявить себя во всем блеске раскрывшемуся, свободному сознанию.
Если вы хотите искать подлинную Реальность, вам прежде всего потребуется дерзость. Дерзость подвергать сомнению все мифы, когда-либо сотворенные человеком. Вам потребуется мужество, чтобы отказаться от всех и всяческих утешений, от всех упований и надежд, от диктатуры массового сознания с его нетерпимостью к духовному диссидентству и его назойливостью моральных стереотипов, от идей мессианства и всеобщего спасения. С одной стороны, вам придется выкинуть из головы всю «достоверную» чепуху материализма, непререкаемость «очевидных» фактов о веществе, пространстве и времени, а с другой — позабыть популярные нынче легенды о карме, колесе перевоплощений, о «планах» бытия с его витальными, ментальными, астральными и еще бог знает какими прослойками, про чакры и ту энергию, что их «раскрывает» с дивной последовательностью. Кроме того, вам придется махнуть рукой на все эти бесчисленные Братства (как посюсторонние, так и потусторонние), на «темных» и «светлых», а также на их мифическую войну, которая ведется с переменным успехом. Все это оставьте ревнивым блюстителям общечеловеческого тоналя — Абсолютное Добро, Абсолютное Зло, ангелов и бесов, сатанистов и экзорцистов. Позабудьте про Космический Разум и геенну огненную. Пусть фантомы блуждают в своем фантастическом мире — им радостно там быть, они восхищены высоким смыслом, размахом помыслов, масштабами борьбы…
Если же вас покоробило оттого, что в общий список отвергаемого попали полюбившиеся вам образы или идеи, если вы в смятении и уже испытываете неприязнь к оголившейся плоти Непостижимого, сущего вне человека, — просто примите эту книгу как набор домыслов и допущений. Куда проще (а главное, безопасней!) дрейфовать в потоке обыденных восприятий, верить в незыблемость удобных и разделяемых смыслов и вести душеспасительные беседы о добродетели, правильном воспитании и самосовершенствовании… В таком случае вы можете быть абсолютно спокойны — до самой смерти Реальность не тронет вас, поскольку ей нет до вас никакого дела, не вспугнет вашего самодовольства и не восхитит своими немыслимыми чудесами.
К чему донкихотствовать и скакать на краю бездны?
В конце концов, тайна Карлоса Кастанеды — это тайна "одинокой птицы", чудом совершившей побег из стаи. О ней легко забыть, куда легче, чем о миллионах маленьких, но крайне срочных и серьезных дел, об этой сосредоточенной возне с солидным названием "социальная жизнь человечества". Что же касается дона Хуана, то он вовсе слился со сверкающей голубизной прекрасных, но уж больно непонятных просторов. Он словно порыв ветра — шепнул о своем и улетел навсегда.
