И если "пробудившийся во сне" смотрит на других «спящих», он, безусловно, осознает их призрачность, подобно тому, как Хенаро по дороге в Икстлан видел только фантомов — бессознательных героев одного "великого сна". Отсюда — глубокая пропасть, разверзающаяся между человеком и безупречным воином. Остается ли он человеком после пробуждения? С точки зрения нагуаля, вряд ли. Что-то необратимо меняется в структуре энергетического кокона — индейские маги называют это "потерей человеческой формы". Дон Хуан так описывает этот процесс:
"… видящие называют человеческой формой неодолимую силу настройки эманаций, зажженных свечением осознания в том месте, где располагается точка сборки человека в нормальном состоянии. Это сила, благодаря которой мы являемся человеческими личностями. Таким образом, быть человеческой личностью — значит быть вынужденным подчиняться этой силе настройки, а следовательно, быть жестко привязанным в своих действиях к тому месту, откуда она исходит.
Благодаря практике воина его точка сборки в определенный момент начинает сдвигаться влево. Этот сдвиг устойчив, он приводит к необычному чувству отстраненности, или контроля или даже самоотрешенности. Смещение точки сборки влечет за собой перенастройку эманаций. (Вот оно, "пробуждение во сне"! — А. К.) Новая настройка становится началом целой серии еще более значительных сдвигов. Первоначальный же сдвиг видящие очень точно назвали потерей человеческой формы, поскольку он знаменует собой начало неумолимого движения точки сборки прочь от ее исходной позиции, в результате чего необратимо утрачивается наша привязанность к силе, делающей нас человеческими личностями." (VII, 446)
В классификации перемещений точки сборки, которую мы предложили ранее, этот изначальный сдвиг нами назван углублением. Теперь, когда мы разобрали основные идеи безупречности, понятно, почему данная традиция называет его "потерей человеческой формы". Дон Хуан неоднократно предупреждает, что в этом состоянии прежние «щиты» внимания перестают функционировать, и потому потеря человеческой формы гибельна для личности, которая не смогла добиться подлинной безупречности в повседневной жизни. Раскрывшийся «просвет» впускает внутрь кокона такое чудовищное количество энергии, что при малейшей оплошности разрушение целостности неизбежно.
Это рискованная игра, и, тем не менее, находятся счастливчики, способные удержать точку сборки в измененном положении и уцелеть, не следуя при этом практике безупречности. Они относятся к особой категории видящих. Такой случай упоминается доном Хуаном только для того, чтобы показать дисгармоничность и неполноту подобного достижения. Например, в книге "Отдельная реальность" он говорит следующее:
"Видящий не должен жить, как воин, или как кто-то еще, ему это ни к чему. Он видит, следовательно, для него все в мире предстает в обличье своей истинной сущности, должным образом направляя его жизнь. Но, учитывая твой характер, я должен сказать тебе, что, возможно, ты так никогда и не научишься видеть. В этом случае тебе придется всю жизнь быть воином.
Мой бенефактор говорил: встав на путь знания, человек постепенно осознает, что обычная жизнь для него навсегда осталась позади, что знание — страшная вещь, и средства обычного мира уже не могут его защитить. Поэтому, чтобы уцелеть, нужно жить по-новому. И первое, что необходимо сделать на этом пути, — захотеть стать воином. Важное решение и важный шаг. Путь знания не оставляет выбора — идти по нему может только воин." (II, 322–333)
В другом месте дон Хуан подчеркивает: "Те же видящие, что умели только видеть [но не были безупречными воинами — А. К.], были обречены. И когда на их землю пришли завоеватели, они оказались такими же беззащитными, как и все остальные." (VII, 265)
Здесь мы касаемся довольно тонкой проблемы, связанной с отношением друг к другу трех важных аспектов дон-хуановского знания: видения, безупречности и намерения. О намерении речь впереди — это сложная и серьезная тема. Пока же следует только указать на сущность возникшей ситуации. Разумеется, для достижения видения требуется определенное накопление энергии, но только путь воина (т. е. безупречность) дает возможность пользоваться намерением и, таким образом, произвольно манипулировать всеми энергетическими полями, доступными воину благодаря видению. С другой стороны, воины, имевшие достаточно личной силы, чтобы входить в контакт с намерением, могли, однако, так и не обнаружить того энергетического состояния, что приводит к видению. В этом случае, как говорил дон Хуан, они были "великими магами, но не были видящими". Манипулируя энергиями «наощупь», они добивались замечательных результатов, и все же многое оказывалось для них скрыто по причине магической «слепоты». Об энергетической стороне этих процессов еще будет сказано в заключительной части этой книги — "Реальность нагуаля".
Теперь, рассмотрев детально всю концепцию безупречности, с такою основательностью представленную нам в книгах Кастанеды, и осознав грандиозные масштабы личностной трансформации, необходимой на пути воина, можно оценить емкость и содержательность "магической формулы", оставленной Карлосу Сильвио Мануэлем (книга "Дар Орла"), — своеобразного заклинания, которое возвращает силы воину в тяжелые минуты его жизни.
Каждая сентенция здесь содержит как бы краткий итог пройденного за годы ученичества этапа и очерчивает самые важные положения практики в краткой афористической форме. В каждой фразе заключено отрицание и утверждение — отрицание одного из основополагающих аспектов личностной установки ординарного сознания и утверждение новой установки, снимающей или преодолевающей прежнюю.
(1) Я уже отдан Силе, что правит моей судьбой.
С самого начала мы сталкиваемся с отрицанием экзистенциальной озабоченности собственной судьбой. На первый взгляд, смысл сентенции негативен: она утверждает подчиненность (не-свободу) человеческого существа перед лицом неумолимого закона, осуществляющего его судьбу. Парадокс, заключенный в таком утверждении, постоянно присутствует в учении дона Хуана, как и в ряде иных метапсихологических доктрин оккультизма. Сила, о которой идет речь, принципиально непостижима, работа ее неумолима и загадочна, а потому она как бы космически удалена от индивида — удалена в обоих значениях этого слова: устранена из внутренне освоенного пространства и, одновременно, отодвинута в немыслимую даль. Словом, она обесчеловечена, дегуманизирована; это холодный и фатальный образ — ему нельзя молиться, он не знает жалости и безразличен к страданию. Но есть и другая сторона этой Силы: будучи чем-то бесконечно большим, чем человек, она все же включает в себя человека, некою частью словно резонирует с ним и растет из него же. (Быть может, следует говорить пронизывает его, что скорее соответствует действительности. Но в данном случае нам хочется подчеркнуть участие субъекта в этом над-субъективном процессе, — тем более, что Сила абсолютна, и любая точка оказывается источником ее, оставаясь в равной степени предметом ее приложения.) В конечном счете, это непостижимый союз между человеком и универсумом, блистательно осуществляющий бытие в его гармонии. Так преодолевается отчужденность человека Судьбе. Парадоксальным образом он, осознавая себя игрушкой в руках могущественной стихии мира, становится подлинно свободным: судьба его реализуется в истинной гармонии с его сущностью, а дух избавляется от каторжного груза страхов, забот, ожиданий. Негативная подчиненность есть на самом деле подчиненность себе же, но в содружестве с Реальностью, а не в противостоянии ей. Тональ личности, осознав свои границы и незначительность свою перед лицом Бытия, отдает право на власть нагуалю, оставив себе лишь сталкинг — сложную игру, о которой мы поговорим в следующей главе. "Нет ни раба, ни свободного, ни того, кто стремится к свободе", — сказано в Упанишадах.
(2) У меня ничего нет, и (потому) мне нечего защищать.
Смысл этой фразы достаточно прозрачен, хотя в системе дона Хуана имеет особую прагматическую ценность. Одной из центральных уловок, питающих чувство собственной важности (то есть, аспект эгоистического, «отделенного» сознания), является идея собственности в самом широком смысле: субъект владеет опытом, знанием, навыками, пытается владеть людьми (т. е. их чувствами по отношению к нему), не говоря уже о владении материальном. Это то, что создает один из главных бастионов эго, так как именно обладание отличает (т. е. изолирует) личность от всего остального, т. е. от мира. Самый тяжелый порок идеи обладания заключается в том, что любая вещь, явление, факт перестает быть собой, а превращается в комплекс искаженных представлений субъекта. Мы защищаем свою собственность, отвергая, замалчивая, игнорируя те черты или явления универсума, что своим существованием посягают на нашу собственность. Иллюзорное владение чем-либо или кем-либо истощает субъекта, ничего не давая взамен. Сознание отрезано от Реальности и слабеет, пытаясь такую отрезанность культивировать.
