Что же происходит, когда эта беспечная и привыкшая к самовольному образу жизни структура вторгается в сновидение? Приводит это к двум решительным изменениям. Во-первых, описание мира — главная опора тоналя в его работе — демонстрирует сознанию свою условность и малообоснованность. ("Сновидения" предполагали культивирование контроля над снами до такой степени, что опыт, приобретенный в них, становился равнозначным опыту бодрствования. По мнению магов, при практике «сновидения» обычный критерий различия между сном и реальностью становился недействительным." — IV, 16) Утрата столь важных критериев — это значительная дезориентация тоналя, ибо нарушает структуру опыта в целом. Подобное нарушение, как мы знаем, главный симптом серьезных душевных заболеваний. Правда, психиатрические наблюдения показывают, что корень болезни кроется не в перцептивных экспериментах, но тональ — это хрупкое образование, существующее благодаря слаженной работе всех своих систем. Во-вторых, проникновение сознательных оценок и бодрствующего аппарата смыслопорождения грозит девальвацией главных мотивов эго, что для тоналя практически равноценно самоубийству.
"Он предупредил меня, что даже начальный этап подготовительной работы, называемый им "настройка сновидения", — это смертельная игра, в которую разум человека играет сам с собой, и какая-то часть меня будет делать все возможное, чтобы воспрепятствовать выполнению этой задачи." (IV, 16)
И это далеко не пустые угрозы. Ибо главное, что подвергается интеллектуальному пересмотру в случае расширения сферы бодрствующего сознания, — это проблема смысла. Обычно она благоразумно скрыта от оскорбительных манипуляций «рассудка», ибо последний никогда не в силах с ней справиться. В принятом описании мира смысл может быть отнесен только к схеме, уже наделенной смыслом. Иначе говоря, смысл, которым оперирует интеллект, возможен как частность, идея же абсолютного смысла или смысла смыслов — не более, чем фикция, метафизическая спекуляция, ибо внутри описания мира просто недостижима. Хорошо развитый, крепкий тональ всегда находит обходные пути для разрешения этого экзистенциального конфликта, тем или иным способом устраняя реальную ситуацию из сознания. Когда этот механизм работает плохо, общая жизнеспособность разумного существа снижается — в каком-то смысле он уподобляется известной сороконожке, парализованной попытками осознать собственное движение. Например, подростки иногда страдают "метафизической интоксикацией" — своеобразной депрессией, вызванной умствованиями о "тщетности всего сущего". Если тональ так и не сможет обезопасить сознание страдальца, его недомогание может зайти слишком далеко — вплоть до паранойи.
Однако не думайте, что разум взрослого человека гарантирует отсутствие этих крайностей. Например, по мнению известного психолога В. Франкла, "утрата смысла" — главная причина алкоголизма, наркоманий, суицидальных влечений, неврозов и других психологических расстройств. Утрата смысла гораздо чаще убивает человека, чем мы обычно предполагаем. Программа саморазрушения включается как естественная реакция тоналя на навязанную интеллектом бессмысленность существования, причем взрослый человек может пострадать куда серьезнее, чем подросток. Тому есть множество причин. Одна из них — в увеличении дистанции между сознанием и бессознательным, сопровождающем формирование эго. Хочется еще раз напомнить трагический случай Джона Лилли, который едва не погиб, растормозив активность собственного бессознательного (См.: " Центр циклона". Киев: «София», 1993. Гл. 1–2.)
Техника сновидения — это серьезная попытка расшатать равновесие психических структур, размыть границы, отделяющие нас от собственной целостности. Она намного эффективней (и, следовательно, намного опасней), чем традиционный аутотренинг или ориентальные медитации. Недаром даже разговор о сновидении вызывает у Кастанеды странную реакцию:
"Мы беседовали довольно долго. Под конец моего отчета он встал и направился к кустам. Поднялся и я. Я нервничал. Это было ничем не обоснованное чувство, так как для страха или тревоги у меня не было никаких оснований. Вскоре дон Хуан вернулся. Он заметил мое возбуждение. <…>
— Почему я так разнервничался? — спросил я.
— Это естественно, — сказал он. — Твоя деятельность в сновидениях угрожает чему-то в тебе самом. Пока ты о ней не думал, с тобой было все в порядке. Но теперь, раскрыв свои действия, ты готов упасть в обморок." (IV, 17)
И все же, следуя технике сновидения, мы можем добиться цели, миновав коварную программу саморазрушения и не утратив своего психического здоровья. Но такое достижение возможно лишь при комплексном использовании всех центральных дисциплин системы — очистки тоналя, безупречности и сталкинга (о последнем будет сказано ниже). Если же учесть, что в качестве триггера сновидения воин пользуется остановкой внутреннего диалога, то становится ясным: дон-хуановская практика — это глубоко продуманная, целостная совокупность методов, и ни один из ее компонентов не может быть изолирован или устранен. Рассмотрим, например, роль безупречности в овладении снами:
"Поначалу новые видящие вообще сомневались в том, что сновидение может быть взято ими на вооружение. Они полагали, что оно не только не развивает силу воина, но более того — ослабляет его, делает капризным и склонным к одержимости. Все древние видящие отличались этими качествами. Но ничего, что заменило бы сновидение, новым видящим найти не удалось. Тогда они разработали весьма сложную многоэлементную систему поведения, которая была призвана компенсировать отрицательное воздействие «сновидения». Эта система получила название пути или тропы воина.
Эта система позволила новым видящим обрести внутреннюю силу, необходимую для того, чтобы направлять сдвиг точки сборки во сне. Причем сила эта не являлась только убежденностью. Никто не обладал убежденностью, которая могла бы превзойти убежденность древних видящих. А ведь они были слабы, и сердцевина у них была напрочь гнилая. Внутренняя сила — это чувство равновесия, ощущение почти полного безразличия и легкости, но прежде всего — естественная и глубокая склонность к исследованию и пониманию. Такую совокупность черт характера новые видящие назвали уравновешенностью." (VII, 409–410)
Такого рода «уравновешенности» можно достичь только благодаря безупречности, которая, в свою очередь, опирается на реорганизацию и очистку тоналя. Избавление от страха, жалости к себе и чувства собственной важности создают "безразличие и легкость", а растождествление с описанием мира, чему дон Хуан в свое время уделил особое внимание, вырабатывает "склонность к исследованию и пониманию". Примером взаимосвязанности отдельных техник, так или иначе имеющих отношение к сновидению, служит объяснение дона Хуана, приведенное Кастанедой в четвертой книге (глава "Стратегия мага"). Учитель показывает в этом эпизоде, что практическое вторжение в нагуаль происходит в момент остановки внутреннего диалога, а сновидение неминуемо развивает эту способность:
"Он сказал, что существует два основных вида деятельности, используемых для ускорения эффекта остановки внутреннего диалога: стирание личной истории и сновидение." (IV, 241)
"Эффект этих двух техник был бы совершенно разрушительным, если бы они практиковались во всей их полноте. И главной заботой каждого учителя является не дать ученику сделать что-либо такое, что швырнет его к помрачению разума и истощению.
… Каждому ученику для страховки необходимы уверенность и сила. Вот почему учитель знакомит ученика с путем воина или способом жить как воин." (IV, 243)
Затем мы узнаем, что для стирания личной истории (т. е. устранения фиксированного образа себя) понадобились: избавление от чувства собственной важности, принятие ответственности за свои поступки и использование смерти как советчика. Те же техники позволяют реорганизовать и очистить тональ, уже изрядно поколебленный в своем отношении к описанию мира. И, наконец, воин обучается еще трем техникам, способствующим сновидению: разрушению распорядка жизни, бегу силы и неделанию. "По идее дона Хуана, знание отдельного практического мира сновидения делалось возможным при помощи использования этих трех техник.
