Было заметно, что похвала герцогини польстила д'Альбарану и чрезвычайно взволновала его. В его темных глазах запрыгали радостные искры, а сам он издал несколько нечленораздельных звуков, напоминающих удовлетворенное урчание собаки, получившей от хозяина кусок мяса. Согнувшись в глубоком почтительном поклоне, он почти опустился на колени. Было ясно, что этот человек фанатично предан своей госпоже, почитает ее не менее, чем Святую Деву, и ради нее готов на все.

— Проследи за ним сам, мой добрый д'Альбаран, — продолжала герцогиня. — Речь идет об очень важном для меня деле, и мне бы хотелось, чтобы ты самолично занялся им. Иди же, а я вернусь домой.

Вот почему д'Альбаран отправился следом за Одэ де Вальвером, за которым уже — только на более близком расстоянии — шагал Ландри Кокнар.

Итак, Одэ де Вальвер пошел за Мюгеттой. И тут же потерял ее из виду. Она растаяла, словно призрак. Он обшарил все окрестные закоулки, но, к сожалению, безрезультатно. Поняв тщетность своих поисков, он вздохнул и отказался от дальнейших попыток отыскать девушку. Медленно бредя по улице, он вдруг вспомнил о Ландри Кокнаре, упрекнул себя за то, что бросил его, не сказав ни слова благодарности, и огляделся вокруг.

Обнаружить Ландри не составило особого труда. Бедняга давно уже плелся за Вальвером, стараясь не попасться ему на глаза: он выжидал, когда же дойдет очередь и до него. И вот теперь, улыбаясь во весь рот, он предстал перед молодым человеком, держа в руке тот предмет, который он именовал своей шляпой. Он поклонился; в его движениях не было ни раболепия, ни неловкости. Его изысканный поклон свидетельствовал о том, что мошенник долго вращался в хорошем обществе.

Одэ де Вальвер с первого взгляда отметил манеры Ландри и пришел к выводу, что бедный малый, не будучи дворянином, наверняка долгое время служил в доме какого-нибудь вельможи, где и успел пообтесаться. К тому же в поединке он выказал себя храбрецом, недурно владеющим шпагой. Для первого знакомства Вальверу этого было вполне достаточно.

— Извините меня, приятель, — вежливо сказал он, — я обязан вам жизнью и, надеюсь, Господь простит мне, что я не сразу выразил вам благодарность, которую вы вполне заслужили своей доблестью.

И добавил:

— Теперь, наконец, я узнал вас: вы — тот несчастный, которого Кончини и его прихвостни волокли на виселицу, словно корову на живодерню.

— И которого вы нынче дважды спасли: первый раз — вырвав из когтей этих негодяев, а второй — подарив вот этот кошелек; без него мне пришлось бы сегодня лечь спать на пустой желудок. А это, знаете ли, сударь, не слишком приятно, — слегка улыбнулся Кокнар.

— Бедняга! — шепотом посочувствовал ему Вальвер, а вслух сказал: — Вижу, вы не любите медлить с возвращением долгов.

— О! Если вы о недавней стычке, то я по-прежнему ваш должник. Ввязавшись в драку с гвардейцами Кончини, я лишь сводил собственные счеты. У меня хорошая память, и я никогда не забываю ни плохого, ни хорошего.

— Согласен, — улыбнулся Вальвер, — вы вправе немножко рассердиться на них. Похоже, вас лучше иметь в числе друзей, а не врагов.

— И я так Думаю, — вполне серьезно ответил Ландри Кокнар.

— Ведь это вы вложили мне в руку шпагу, когда сломалась моя собственная? — спросил Вальвер после короткой паузы, во время которой он внимательно изучал своего собеседника.

— Да, я.

— Отличный клинок, клянусь честью, — восхищенно произнес Вальвер.

— Настоящая миланская сталь, работа самого Бартоломео Кампи!

— Черт побери, признаюсь, мне страшно не хочется возвращать вам вашу собственность…

И с этими словами Одэ де Вальвер принялся отцеплять шпагу от пояса.

— Что вы делаете, сударь? — запротестовал Ландри Кокнар. — Истинный дворянин не может ходить безоружным, а уж вы тем более, особенно сейчас. Да я и не возьму ее. Руки лучше, чем ваша, ей не найти.

— Но, видите ли, — колебался Вальвер, просто умиравший от желания оставить себе это великолепное оружие, — признаюсь вам, я не богат и не смогу уплатить вам ее настоящую цену.

Что-то вроде облачка грусти набежало на лукавую физиономию Ландри Кокнара. Он тяжело вздохнул:

— Я был бы счастлив и горд, если бы вы оказали мне честь сохранить этот клинок на память о человеке, который обязан вам жизнью и который ни секунды не помышлял о том, чтобы потребовать за него плату.

Фраза была произнесена с таким чувством собственного достоинства, что Вальвер даже опешил: он не ожидал подобного ответа от бедного малого, кутающегося в лохмотья.

— А как же вы? — наконец сумел вымолвить он.

— У меня останется шпага господина Роктая. Для меня это вполне подходящее оружие.

— Будь по-вашему, — решительно произнес Вальвер, — я принимаю этот поистине королевский подарок так же, как вы его делаете: от чистого сердца. Но теперь я вдвойне ваш должник.

— Вот и прекрасно, — расцвел Ландри Кокнар, — тем более что вы не из тех, кто уклоняется от уплаты по векселям. По вас это сразу видно, сударь.

— Послушай, — неожиданно обратился к нему на «ты» Вальвер, — я граф Одэ де Вальвер. А как твое имя?

— Ландри Кокнар, монсеньор.

— Так вот, Ландри Кокнар, прежде всего доставь мне удовольствие и не зови меня «монсеньором»; это звучит как-то удивительно глупо.

— Ах! ах! — засуетился Ландри, и его лукавые глазки забегали по сторонам. — Договорились, господин граф. А дальше?.. Что дальше?

— Дальше мне кажется, что наступил час, когда честным людям пора пообедать.

— Да, сударь, некоторые честные люди и впрямь могут позволить себе роскошь регулярно садиться за стол, но вот такие горемыки, как я, обедают, когда придется. И даже не каждый день, в чем вы можете убедиться, присмотревшись к моей тощей фигуре.

И Ландри Кокнар полунасмешливо-полусерьезно продемонстрировал свои худые руки и ноги.

— Сегодня у тебя будет обед, — улыбаясь, сказал Вальвер. — Я хочу отблагодарить тебя. Идем же со мной.

— Сударь, — радостно воскликнул Ландри Кокнар, — я так счастлив! Я сохраню воспоминание об этом дне на всю оставшуюся жизнь. — И прибавил: — За столом, на поле боя — всюду, куда вам будет угодно меня пригласить, я почту за честь быть вашим смиренным и преданным слугой.

Спустя несколько минут они уже сидели за столом, уставленным аппетитными кушаньями и пузатыми бутылками.

Пиршество происходило в трактире средней руки на улице Монмартр, в двух шагах от рынка. Вскоре в этот же зал вошел д'Альбаран. Он занял место неподалеку от двери и также заказал себе еду. Вальвер и его спутник не обратили на нового посетителя никакого внимания.

Ландри Кокнар отдал должное обеду, которым угощал его граф де Вальвер: ясно было, что ему не каждый день выпадает такая удача. Не зная, сумеет ли он сегодня поужинать, бедный малый ел за четверых и пил за шестерых. Ландри Кокнар был отменный едок и не дурак выпить, но при этом, как отметил внимательно наблюдавший за ним Вальвер, он не забывал и о хороших манерах. Он много и охотно говорил, но тем не менее ни разу не переступил той границы, которая отделяла его от благородного амфитриона [4], устроившего для него сей роскошный пир и отбросившего при застольном общении излишние церемонии. Мы не исключаем, что иной на его месте вполне мог бы возомнить себя равным Вальверу, однако Ландри Кокнар был не таков: врожденное чувство такта удерживало его от фамильярности. Вальвер также заметил, что, несмотря на огромное количество выпитого вина, разум Ландри сохранил прежнюю ясность, а глаза его не подергивались, как то бывает с пьяными, мутной пеленой.

Пока длилась трапеза — а она заняла немало времени, — Вальвер и Ландри Кокнар болтали о пустяках, поэтому мы не собираемся передавать здесь содержание этих разговоров. Впрочем, сказав «болтали», мы выразились не совсем точно. Одэ де Вальвер предпочитал, чтобы говорил в основном его спутник, и тот почти не умолкал, ибо тем для беседы нашлось с избытком.