Сомнения девушка, однако, победила быстро.

— Двенадцать. Было. Еще одиннадцать. Найти бы что-то горючее, и чтобы дымило — можно было бы поджигать о светильники.

Горючее, как ни странно, нашлось под рукой. Здесь, на четвертом уровне, по стенам вовсю вились белые грибницы, похожие на увеличенную в сотню раз плесень. Рядом с живыми переплетенными в жгуты ростками висели старые, засохшие и, как оказалось, способные служить отличным розжигом. В луже такой пучок тух почти сразу и без дыма, а вот слегка намоченный дымил за троих.

Ласка пробиралась в самую гущу столпившихся на перекрестке ящериц. Лапы приходилось ставить осторожно, тщательно выбирая место. Защитники логовища все время двигались, и хотя вся жизнь их проходила на узком клочке тоннеля, у каждого была своя цель и свой не явный на первый взгляд план.

Воины стояли на постах у края рубежа, время от времени поглядывая друг на друга и наверх, проверяя все ли в порядке с соседом и не пробирается ли кто по потолку коридора. Всего у них было три поста охраны, одно спальное место, в специально выкопанной нише, и одно в «столовой», где хранились принесенные сверху личинки. Время нахождения воина на «посту», в «столовой» или «спальне» составляло около двадцати минут. Потом смена, по кругу, и еще двадцать минут, и еще одна смена, и еще, до бесконечности.

Двое невидимок существовали отдельно от воинов, хотя и были очень похоже на них. Оба чудища, которых можно было только обонять, но не увидеть, вжимались в углы где-то у самого потолка.

Ласка чувствовала, может быть нюхом, или каким-то иным способом, как подрагивают от напряжение их мышцы, как тщательно, сантиметр за сантиметром, ощупывают их глаза все пространство впереди. И эти невидимки, и множество поколений невидимок до них, ни разу не видели врага, рождаясь и умирая в полной темноте, разбавленной лишь тусклыми пятнышками светящихся зеленоватым брюшек. Знали ли они, что ждут и почему должны нападать на все, что движется? Ласка без труда определяла, где именно они прячутся, но передать Зое могла только общее направление: "Там".

Продолжая ступать предельно осторожно, она прошла сквозь суетящихся фуражиров и оказалась в тылу защитного рубежа, нос к носу к ящерице-лекарю.

Не в пример худощавым своим коллегам с третьего уровня, здешний жирдяй едва доставал лапами до пола, подтаскивая за собой ярко светящийся мешок. Его пасть слабо напоминала морду ящерицы, стала длиннее, уже и острее. Это наверняка позволяло ему разбрызгивать целительную бодрящую жидкость сразу на нескольких защитников, а то и вообще на всех. В отличие от лекарей третьего уровня, которые за раз могли плюнуть жижу только в одного бойца.

Получившие такой «плевок» защитники приходили в неистовство, переставали чувствовать боль и дрались в одиночку за троих, а потому позволить, чтобы лекарь «подзадорил» таким образом весь отряд или даже парочку воинов нельзя было ни в коем случае.

Ласка принюхалась. От ящера пахло свежескошенной травой, водой из чистого горного родника и только что испеченным хлебом — и запахи эти, переплетенные, создавали новый, совершенно неописуемый аромат. Рыси захотелось припасть к животу ящерицы и никогда от него не отрываться, но связь с Хозяйкой была слишком крепка, чтобы потерять концентрацию из-за какого-то там запаха.

Подняв лапу и передав Зое сигнал о готовности, Ласка стала ждать команду. Потекли минуты долгого ожидания, не значившие для Ласки ничего — в этот момент она была как бездушное орудие, как застывший в верхней позиции механический молот, способный бесконечно ждать своего часа.

«Давай!» — беззвучно скомандовала Зоя, — «Только береги себя…».

Ласка ударила, и голова лекаря, комично дернувшись, с негромким хрустом провернулась. Удар по лекарю сбросил невидимость, и ящерицы увидели, кто убил одну из них. Фуражиры рысь не пугали, а вот ящерицы-воины, особенно сообща, представляли из себя серьезную опасность. Сплошь покрытые шипами, они ранили даже после смерти, одним только прикосновением к их шкуре. Безбоязненно убивать их можно было только на расстоянии, но их сухая худоба и скорость не позволяли нормально целиться и уверенно попадать по уязвимым местам. Лишь однажды Рине удалось вогнать стрелу прямо в глаз, но по ее собственному признанию, это было скорее случайностью, чем осознанным прицельным выстрелом.

Не ожидавшим нападения с тыла защитникам понадобилось всего мгновение для того чтобы сориентироваться и развернуться, но и Ласке этого хватило, чтобы отпрыгнуть как можно дальше, налету погружаясь в невидимость. Не испытывая ложных надежд, что, пропав из вида, она перестанет быть целью, рысь рванула вглубь тоннеля. Невидимки, обнаруживая себя, прыгнули в ее сторону. Стоявшие в авангарде воины тоже собирались это сделать, но рывком преодолевший огромное расстояние Босой врезался в их строй как комета, кромсая отвернувшихся воинов одного за другим.

Двое невидимок и успевший вывернуться из мясорубки воин догнали Ласку, атаковали и располосовали бы ее на тонкие ремешки, но она прыгнула вверх, почти к самому потолку, перемахнула через атакующих и побежала к Босому. Вместе они отошли назад и остановились, ожидая новой атаки чудищ. Рина и Зоя выпускали в гущу противников стрелу за стрелой, поражая в основном фуражиров.

Невидимая Ласка перестала быть основной целью. Воины бросились на Босого, но прыжки их не достигли целей. Не заботясь о сбережении собственной шкуры, рысь протаранила их сбоку, сбивая с траектории прыжка, даря ловчему так необходимые ему секунды для череды быстрых смертельных ударов. После этой атаки выжило только полтора десятка фуражиров, добить которых труда не представляло даже силами одних только девушек.

Первый защитный рубеж четвертого уровня был взят, но удалось это сделать далеко не так безболезненно, как хотелось. Лапы и грудь Ласки были изрезаны шипами воинов, кровоточили и болели.

Попади Босой в подобную ситуацию в любом другом логовище — пришлось бы удовлетворяться достигнутым успехом, возвращаться и думать, как поменять тактику во время следующего визита. Но в этот раз возможности отступать не было. И дело не только в ожидающем захваченного лекаря Дусте. На третьем уровне, завернутый в одеяло, едва дыша, их ждал Винник, и вернуться сейчас означало обречь его на смерть.

Четвертый уровень оказался еще более обжитым, чем третий. Отсюда люди бежали не думая о спасении одежды, посуды, мебели, книг и даже оружия. Местами приходилось пробираться по грудам истлевших досок, наполненных чем-то мешков, ломающихся под ногами ящиков и грудам неоткрытых консервных банок. Босой поднял одну из них и с трудом разобрал полустёршееся название: «Верные друзья», и выше «Консервы мясные кусковые свино-говяжьи». Этикетку украшали довольные морды свиньи и теленка.

В развалинах городов Босой уже видел старые консервы, в основном опустошенные, и знал обязательное правило — вскрывать и тем более есть подобные древности запрещалось категорически. В лучшем случае внутри остались плесневелые засохшие комочки, съесть которые не получится даже с жуткой голодухи. В худшем — от запаха потом будет не избавиться несколько дней.

— Нам бы ей какую-то защиту придумать, — Рина закончила вытирать шерсть Ласки от крови, второй раз уже за сегодня изранившуюся о шипы ящериц-воинов, и втирала ей в шкуру набранную из живота лекаря жижу. — Давным-давно, когда люди еще не изобрели огнестрел и воевали стрелами и копьями, грудь и бока боевых коней прикрывали железными пластинами.