За моей спиной высятся башни Цитадели Васски. Они мне хорошо знакомы, хотя сейчас сильно изуродованы. Их камни едва держатся, и башни эти куда ниже, чем запомнились мне. Их окна и двери остались такими же, как раньше, но все равно башни выглядят не так величественно, как прежде. Сам Храм теперь имеет только два этажа, он сильно покосился.

Я прохожу мимо небольших домов, неся длинные выбеленные бревна, и по очереди подпираю каждое из строений. Стены города тоже грозят обвалиться, поэтому я тороплюсь подпереть и их.

Тут опасно. Я слышу ужасный вой демонов, танцующих за городскими стенами. Я боюсь, что они ворвутся внутрь и принесут беду. Моя жизнь закончится, если они пробьют городскую стену.

Я останавливаюсь у подножия Храма. За ним вздымается огромная башня, башня Васски, тоже сильно покосившаяся. Я подпираю ее еще одним бревном.

Башня, слегка качнувшись, встает прямо. Подняв голову, я вижу свет в самом верхнем ее окне. Кроме этого света, в городе не горит ни одного огня.

— Любопытно, не правда ли?

Голос знаком мне до боли.

— Да, любопытно, — отвечаю я.

Рядом со мной снова стоит тот самый монах Пир в одеянии с капюшоном. Он откидывает капюшон и проводит рукой по волосам цвета соломы.

— Мы с тобой гуляем по странным местам. Но я рад, что встретил здесь тебя.

— Я тоже рад твоей компании, — отвечаю я. — Мне нужна твоя помощь. Демоны пытаются прорваться в город. А я вот подпираю дома и городские стены.

Я протягиваю ему длинное белое бревно, но монах пятится.

— Я подпираю стены, сколько себя помню... Слишком долго. Ты сам не знаешь, о чем просишь.

Я непонимающе мотаю головой.

— Гален, — тихо говорит монах, — всегда опасно слишком внимательно вглядываться в свое прошлое.

Я смотрю на бревно у себя в руках.

Это вовсе не ствол дерева. Это кость, человеческая кость. Я быстро бросаю ее и оглядываюсь по сторонам.

— Кто это был? Чьи это кости? — спрашиваю я умоляюще.

Монах вздыхает.

— Это были воины. Избранные. Именно их кровь течет рекой каждую осень, пока от них не остаются лишь кости, которыми можно подпирать стены и дома города. Мертвецы столетиями удобряли здешнюю землю. Они уносят свои секреты в могилу прежде, чем научатся говорить.

Меня ужасают его слова.

— Избранные!

Монах кивает.

— Великая армия Васски, которая отправляется в поход каждую осень, чтобы никогда уже не вернуться.

— Нет! — говорю я.

Перед моим мысленным взором, как призрак из прекрасного прошлого, встает лицо Беркиты. Я не могу сдаться, я должен бороться, если не ради себя, то ради нее.

— Если я умру, то умру не за этот готовый рухнуть город, не ради удовольствия Васски или вашего драгоценного Пир Драконис! У меня своя жизнь, и я вам ее не отдам!

Монах сильной рукой хватает меня за плечо.

— Мне не нужна твоя жизнь, Гален! Я хочу помочь тебе... тебе и твоим друзьям, но и мне нужна твоя помощь. Я, как и ты, угодил в ловушку! Может, за мной не наблюдает Васска, меня не. держат под стражей в Саду, но я тоже в плену.

— В плену? Ты? — усмехаюсь я. — Что может удержать в плену монаха Пир?

—Вот что! — шипит он в ответ, и лицо его искажается от боли. Он раскидывает руки, охватывая одним жестом весь странный и ужасный мир, который нас окружает. — Вот что! Это ужасное и прекрасное, безумное место! Я ненавижу его, Гален. Ненавижу всеми фибрами души! Это мой грех против Васски, против всего, что я считал святым и истинным. Оно разрушает мою жизнь, ты понимаешь?

—И ты еще спрашиваешь? — отзываюсь я с горечью. — Мне самому такие сны не приносят ничего, кроме боли.

— Да, верно! — говорит монах настойчиво и смотрит на меня понимающими голубыми глазами. — И мне тоже. Но все-таки...

— Все-таки? — повторяю я.

— Все-таки в нем есть что-то привлекательное! — Монах вдруг обнимает себя за плечи, потом растирает предплечья, будто ему холодно. — Оно зовет меня, что-то шепчет мне, оно не хочет меня отпускать. Его щупальца оплетают мой разум, и с этим ничего нельзя поделать. Оно зовет меня, приглашая уснуть. Оно соблазняет меня. Я люблю его. Я ненавижу его. Оно поглощает меня и рано или поздно уничтожит, точно так же, как война уничтожит тебя, Гален.

— Значит, мы оба обречены?

—Нет, надежда есть, именно поэтому я тебя и искал.

Монах подходит ближе и говорит очень тихо, а я гадаю, кто, по его мнению, может нас услышать.

— У меня было видение. Если я помогу тебе сбежать из Сада — выведу из города и верну тебе прежнюю жизнь, которую ты потерял, — ты поможешь мне?

—Конечно! — киваю я, не скрывая удивления. — Но как я смогу...

— Ты согласен?

—Конечно согласен! — поспешно отвечаю я.

— Отлично! — говорит монах и пожимает мне руку. Потом снова смотрит вверх. — Как думаешь, она ждет нас там?

—Не знаю, — отвечаю я осторожно.

— Ну, есть только один способ это проверить.

Монах пожимает плечами и входит в дверь замка.

На секунду я задумываюсь — меня интересует не только светящееся окно высоко над нами, но и этот человек, который по-дружески общается со мной во сне, но не признает меня, когда я бодрствую. Кто он такой, почему бродит вместе со мной по этому странному закатному месту? В голове моей отдаются эхом его слова: «Помоги мне, а я помогу тебе».

Я вхожу в дверь вслед за ним.

Замок вдруг меняется. Только что он был маленьким, но теперь кажется огромным. И нигде не видно ни одной лестницы.

Высоко над нами парит крылатая женщина.

— Скажи, как тебя зовут? — спрашиваю я монаха.

Он криво улыбается.

— Зови меня... друг.

— С удовольствием, — отзываюсь я. — Но у тебя ведь есть имя, правда?

—Есть, — отвечает он и, повернувшись ко мне, впивается в мое лицо голубыми глазами. — И я обещаю открыть его тебе, когда настанет время. Я держу его в тайне как ради своего блага, так и ради твоего. Тебе понятно?

—Нет, — отвечаю я. — Но ничего страшного, переживу.

Монах смеется.

— В том-то и дело, чтобы мы оба нашли способ это пережить. Как думаешь, как нам подняться наверх?

Теперь улыбаюсь я.

— Я скажу тебе, когда настанет время.

Мысленно я призываю ветер, и внезапно его порыв подхватывает меня с земли. Я взмываю вверх, оставляя друга-монаха внизу, и вскоре уже парю рядом с крылатой женщиной.

Она печальна. На ее темном лице написаны тревога и боль. Осмотревшись, я вижу, что вся верхняя часть башни обита решетками из кованого железа. На железных перекладинах устроились вороны, они теребят крылатую женщину острыми клювами и рвут ее одежду.

Она смотрит на меня умоляюще и вдруг открывает рот, собираясь заговорить!

Я быстро прижимаю палец к губам, предупреждая ее, чтобы она молчала. Похоже, она понимает меня, потому что не произносит ни звука.

Я оглядываюсь, внимательно изучая железные решетки. Я ищу метафору, толком не понимая, что это такое.

Вдруг ко мне приходит озарение, яснее всех предыдущих, и я понимаю, что надо делать. Я протягиваю руку и, схватив решетку, тяну ее к себе. Она быстро нагревается у меня в руках, становясь гибкой.

И тогда я начинаю лепить из железа, отрывая от него все новые куски. Я сплетаю длинные железные прутья в огромный шар — это клетка для защиты от птиц, которые угрожают крылатой женщине.

Я протягиваю ей клетку, и, к моему удивлению, она берет ее и благодарно склоняет голову. Клетка, которую я сделал, исчезает, а вместе с ней и вороны. Женщина берет меня за руку и тянет вверх, сквозь оставшиеся решетки, на вершину башни.

Мы стоим под кроваво-красным солнцем. Лучи его ужасны: жар обжигает нас, свет слепит. Я отступаю, но крылатая женщина протягивает руку и снимает солнце с неба. Она разрезает ужасное солнце пополам, словно апельсин. Засунув руку внутрь светила, она вынимает оттуда темную бездну и протягивает мне.

Я держу в руке семя тьмы, пронизанное пурпурными молниями. Пока я его держу, солнце остывает и больше меня не слепит.

Крылатая женщина возвращает светило обратно на небо. Его красные лучи простираются по всему небу и слегка тускнеют за тучами на горизонте. Из туч слепляется голова великого дракона. Солнце вдруг гаснет, нас обволакивает темнота.

Я медленно лечу вниз, к подножию башни, где меня ждет монах.

— Научи меня это делать, — говорит он в наступившей темноте.

— Обязательно, — обещаю я осторожно, — когда настанет время.

Вокруг становится совсем черно.

— Увижу ли я тебя снова, друг? — спрашиваю я темноту.

— Да, друг, увидишь, — отзывается голос монаха. — И вместе мы обретем свободу.