Ветер был силен, штормило, и уже через день капитан почти сожалел, что покинул спокойный английский рейд. Но в конечном итоге нет худа без добра, ибо благодаря непогоде значительно снизилась жара, нестерпимая в такой близости к экватору.

В планы капитана входило плыть на север до 60° северной широты, не отходя далеко от берегов, а затем взять курс на северо-восток, на Кохинхину [281], с тем чтобы обогнуть ее в направлении Тонкинского залива, напротив острова Гайнан. Он не без основания полагал, что такое плавание близ берегов значительно интереснее маршрута в открытом море и придется по душе юной пассажирке.

Планы капитана были близки к воплощению, как вдруг ночью, на двадцать седьмые сутки после отплытия, на борту приключились неожиданные события.

Время близилось к полуночи. Два судна шли на расстоянии в один километр друг от друга, причем «Инд» опережал «Годавери» всего на несколько кабельтовых. Внезапно вахтенный офицер с «Годавери» заметил на «Инде» яркую вспышку света; высокий столб пламени, разорвав темноту, поднялся в небо. Несколько секунд спустя прогремел оглушительный взрыв — выстрелила пушка.

Услыхав это, капитан Кристиан, спавший не раздеваясь в своей каюте с открытым портиком, помчался к трапу, ведущему на мостик, где столкнулся с рулевым, посланным вахтенным офицером доложить ему о случившемся.

— Что произошло? — спросил капитан.

— Сначала пустили сигнальную ракету, а затем выстрелили из пушки.

— Вероятно, сигнал бедствия.

— Боюсь, что да.

— С «Инда», не так ли?

— Да, капитан.

В этот миг снова в небо взвился огненный змей, на секунду залив ярким светом корпус судна, мачты и такелаж. Затем опять выпалила пушка.

Сильно обеспокоенные офицеры едва успели обменяться впечатлениями, как со стороны «Инда» раздались пронзительные вопли. Послышалась беспорядочная пальба, то затихающая, то возобновляющаяся снова. Казалось, идет морской бой. Вахтенные матросы, потрясенные, застыли как вкопанные и молча глядели на командиров, чья тревога уступила место сильному страху.

— Нападение пиратов? — прошептал капитан. — Быть того не может!

— Как знать! — откликнулся лейтенант. — А вдруг это взбунтовались китайцы?

После первого сигнала не прошло еще и двух минут.

— Дайте команду приготовиться к бою и подходите прямиком к «Инду», — приказал Кристиан.

Лейтенант еще не успел отдать команду об изменении курса, как сама «Годавери» очутилась в катастрофической ситуации. Внутри судна раздался приглушенный взрыв, корабль дрогнул. Почти тотчас же клубы едкого и удушливого дыма вырвались из портиков и люков с полубака и образовали настоящую черную тучу.

Обезумевшие от ужаса полуодетые люди заметались по палубе с криками «Горим!». Началась неописуемая паника. Но дисциплина, к которой был приучен этот специально подобранный экипаж, вскоре взяла верх над безумным страхом.

Подбодренные присутствием офицеров, в храбрости и мастерстве которых команда «Годавери» нимало не сомневалась, моряки мужественно боролись с возникшей опасностью. Надо сказать, что хуже этой ситуации на море невозможно себе представить.

Заработали пожарные насосы, извергая потоки воды; бригада под командованием второго помощника проникла внутрь, чтобы обнаружить очаг возгорания и загасить его с помощью портативных огнетушителей. К сожалению, из-за того, что пожар вдруг разгорелся с немыслимой силой и грозил охватить всю носовую часть, первые попытки оказались безуспешными.

Ужасная догадка пронзила сердце капитана; густой дым, специфический запах… Это же эссенция [282] минерального происхождения! Но когда и каким образом она могла появиться на корабле?! Должно быть, в Куктауне, когда грузили продовольствие… Не является ли неожиданный взрыв именно тогда, когда «Инду» понадобилась поддержка, результатом заговора, цель которого — помешать оказать помощь терпящему бедствие кораблю?

Однако, несмотря на эту катастрофу, «Годавери» продолжала подходить к «Инду». Шум приближался с каждой минутой. Должно быть, бой был ужасен. Выстрелы слышались беспрерывно; то стрекотали автоматы, то их заглушали пулеметные очереди, но все перекрывали истошные крики разъяренной толпы.

Несмотря на пожар, бесстрашный капитан «Годавери» во что бы то ни стало хотел состыковаться с «Индом». От успеха этого мероприятия зависело спасение обоих кораблей. Вот их уже разделяет всего двести метров. Капитан Кристиан маневрирует с целью мягко пристать к корме «Инда», но в это время раздается пушечный выстрел; снаряд попадает прямо в трубу «Годавери», и она разлетается на куски.

— Тысяча чертей! — закричал капитан вне себя от гнева. — Бандиты стреляют в нас! Неужели весь экипаж перебили?!

К сожалению, повреждения, нанесенные кораблю, не ограничились выводом из строя трубы. Вследствие ужасного удара почти до нуля упала тяга машин. Но времени на ремонт нет и к тому же бушующее под палубой пламя разгорается все сильнее. Корабельный винт едва-едва вращается, и вот уже «Инд» начинает отдаляться. Если судно так отходит от своего горящего собрата, не может быть сомнений — оно во власти бунтовщиков!

— Раз так, — рычит в гневе капитан, — мне остается пустить его на дно! Мои шлюпки подберут утопающих, но сделают это не без разбора!

Он тут же отдает приказ столкнуть суда, чтобы стержнем пробить «Инд» по ватерлинии, но корабль продолжает удаляться. Как будто дьявол подсказал злодеям единственно возможный в их положении выход, — три опознавательных огня судна погасли, и, влекомое паровыми двигателями, оно бесследно исчезло в темноте.

Меры предосторожности, не всегда обеспечивающие безопасность. — Несколько слов о потерпевших кораблекрушение моряках. — После пирушки. — Роковая неосторожность. — Вино и бренди, в которые подмешали наркотические вещества. — «Обычай велит немного всхрапнуть». — Китайский повар хочет покурить опиум. — Убийство вахтенного. — Тревога! — Китайцы вырвались. — Страшный крик. — Огонь! — Бойня в замкнутом пространстве. — Временное бессилие защитников «Инда». — Ужасная борьба. — Жестокость. — Гнусная измена. — Убийство офицеров. — Механик убит на посту. — Корабль во власти бунтовщиков. — После резни.

Как все существа с превалирующим лимфатическим элементом [283], китайцы обладают врожденной, органической невозмутимостью, которую ничто не может ни поколебать, ни нарушить. Они так бестрепетны, что нашим дипломатам впору им позавидовать, а их терпение может свести с ума даже монахов-бенедиктинцев.

Поставьте китайцев в самую сложную и непредвиденную ситуацию, провоцируйте их ненависть, скаредность, изумление, боль или радость, и вы будете потрясены, увидев перед собой все того же удивительного и невозмутимого человечка. Никакое физическое страдание, кажется, не властно растрогать китайца, а смерть никоим образом его не задевает; он умирает как будто засыпает, он возвращается в вечность, не заботясь о потустороннем, не жалея о прошлом. Но в то же время ничто человеческое ему не чуждо. Напротив! Просто у него все не так, как у других людей.

Подводя итог нашим размышлениям, следует отметить, что китаец в самой высокой степени наделен такими негативными качествами, как холодная жестокость, коварство, отсутствие моральных устоев [284].

Естественное дело, пассажиры «Инда» не избежали действия рокового закона, общего для большинства кули, этих отбросов гибнущего старого, пораженного гнилью китайского общества.

Капитан «Инда» с первого же дня, как мы видели, не поддаваясь иллюзорной безобидности пассажиров, предпринял все необходимые меры предосторожности. Имея дело с китайцами в течение долгого времени, он ничуть не обольщался при виде ни истинного или притворного добродушия кули, ни их строгого соблюдения предписанных на борту правил поведения.