Агент номер 32 не ошибся. Бандиты, которые рассчитывали с налету завоевать позиции, после гибели своего корабля поняли, что спасти их может только победа. Во время предшествующих атак почти половина головорезов погибла. Ну и что! Ведь и моряки господина Синтеза понесли большие потери — шансы более или менее были равны! Пиратские шлюпки, изрешеченные со всех сторон, текли и с трудом продвигались вперед. Опять-таки — ну и что! Здоровые люди яростно гребли, раненые — отстреливались.

Среди разбушевавшейся стихии, под небом, становившимся час от часу все смурнее, на волнах, похожих на расплавленный металл, битва эта превращалась в зверское побоище. Защитники «Анны» и моряки, переброшенные с «Ганга», удвоили усилия, они творили чудеса. Но, как ни храбры были люди господина Синтеза, их частично оттеснили, и группа преступников оказалась на палубе. Некоторые негодяи уцелели после кораблекрушения и, цепляясь за всплывшие снасти «Инда», вплавь добрались до поля боя — хотели подсобить товарищам. Даже юнги, совсем еще дети, проявляли неистовое ожесточение. Кровь текла рекой, резня была ужасна.

И вдруг внезапно бой стих, — доселе постепенно сгущавшийся сумрак неожиданно сменился непроглядной тьмой. Небо почернело. Синеватые молнии рассекли плотные тучи, все слышней стали громовые раскаты. И тут раздался взрыв, грохот которого разнесся не менее чем на сотню километров. Толчком небывалой силы район бедствия был потрясен до основания. Гигантский столб огня взмыл в небо из морских глубин всего в пятистах метрах от атолла. Сила извержения оказалась такова, что и остов «Ганга», и корпус «Анны», и паровой баркас, и пиратские шлюпки — все рухнуло, провалилось, все погрузилось в бездну.

Крик предсмертного ужаса прозвучал над внезапно накатившей и схлынувшей волной. При свете колоссального факела, осветившего эту кошмарную сцену, обезумевшие люди устремились вплавь к чудом уцелевшей искусственной земле господина Синтеза.

В тот момент, когда корпус «Анны» вместе со своей доблестной командой начал погружаться в воду, боцман Порник заметил господина Синтеза. Безучастный к происходящему, увидевший крушение всех надежд, тот пассивно ожидал гибели. Рядом со стариком морской волк увидел и агента номер 32, отбросившего карабин.

— Слушай, парижанин, — крикнул ему боцман, — ты плаваешь как рыба. Держись-ка рядом с Мэтром и помоги мне поддержать его над водой.

— Слушаюсь, — коротко бросил полицейский.

— Ну что, брат, приналяжем на весла?!

Мужчины подхватили под обе руки безжизненное тело старика и, гребя одной рукой, прплыли к искусственной земле.

Со всех сторон люди, пережившие эту чудовищную гекатомбу[386], движимые единым для всех инстинктом самосохранения, устремились к руинам атолла.

— Осторожно, дружище, осторожно, держись прямо по курсу! — командовал боцман. — Наше дело — не дать хозяину нахлебаться и сгрузить его в целости вон на ту отличнейшую платформу. На атолле уже порядочная толкучка.

Все трое скоро добрались до островка, освещенного мрачными отблесками действующего вулкана, островка, на котором старик надеялся отпраздновать завершение Великого Дела. Спасители поставили хозяина на ноги. Бесчувственный ко всему, Мэтр озирал блуждающим взглядом сушу, по его велению возникшую из морских глубин.

Среди нанесенных морем водорослей копошился диковинный мир, состоявший из самых причудливых животных, тоже ставших жертвами стихий. Откуда они? Из глубин ли разрушенной лагуны, где проходила искусственная эволюция, гениальная концепция которой едва не была доказана? Быть может, они последние уцелевшие представители биологической цепи превращений, которой, увы, недоставало последнего звена?

Господин Синтез в одиночестве медленно расхаживал по своему крохотному континенту, среди созданий, вызванных им из небытия, и вдруг замер, скрестив руки на груди и затаив дыхание. Странный звук заставил его вздрогнуть. Можно подумать человеческий крик!.. Жалобный плач больного или испуганного ребенка…

Безумная, абсурдная надежда затеплилась в сердце старика. Он преобразился — глаза засверкали, спина горделиво выпрямилась. Мэтр ступил еще несколько шагов вперед, остановился. Совершенно голый ребенок, негритенок, контуженный, полумертвый, умоляюще тянул к нему ручонки, крича нечто нечленораздельное. Дитя… одно… в подобном месте…

Не задумываясь ни о происхождении ребенка, ни о том, как он мог очутиться среди животных, которые ползают, бегают, извиваются на подстилке из фукуса, старик подошел вплотную к кричащему младенцу и долго безумным взглядом рассматривал его при свете извергающегося вулкана. И вдруг хриплым, нечеловеческим голосом возопил:

— Негритенок!.. Чуть позже это был бы мужчина… негр! А еще позже мужчина, белый! Эволюция… Великое Дело… трансформация… Я могу сказать: et ego creator!

Прошло сорок восемь часов. Все, кто пережил драму, разыгравшуюся в Коралловом море, и друзья и враги, сбились в кучу на бесплодной скале, возвышавшейся когда-то посреди лагуны и единственно выдержавшей подводное извержение вулкана. Каждую минуту их могло смыть волной. Нещадно палило солнце. Вулканический пепел продолжал медленно оседать. Не было ни капли питьевой воды, ни атома пищи.

Оставшиеся в живых пираты-китайцы и члены команд «Анны» и «Годавери» делали вид, что не замечали друг друга. Ненависть отступила на задний план: слишком велика была опасность, слишком ужасно положение, в котором они оказались. Точно так же, когда пылает саванна или горят джунгли, гонимые огнем, все вместе, вперемешку убегают от пожара самые разные звери; забывая и об инстинктах, и о видовой несовместимости, они могут находиться рядом друг с другом в течение многих часов и даже дней.

После того как все было кончено, господин Синтез не вымолвил ни слова. Бессмысленный остановившийся взгляд старика неуверенно задерживался то на морских барашках, то на кратере вулкана, но ни единой искры интеллекта не загоралось в его глазах.

Ассистент-химик, преданно окруживший Мэтра нежными заботами, приходил в отчаяние при мысли, что столь могучий ум не выдержал постигшего удара: Алексис Фармак безуспешно старался разговорить старика, заставить сделать его хоть какой-нибудь жест.

На третьи сутки страдания оставшихся в живых стали воистину невыносимыми. Все понимали, что спастись можно только чудом. Однако никаких беспорядков не происходило — таким сильным и длительным оказалось действие гипноза, принудившее матросов к повиновению. Они знали, что медленно умирают, но хотели погибнуть молча, без стонов и жалоб, к превеликому изумлению пиратов, не понимавших, как в таких обстоятельствах можно сохранять подобную твердость.

И вдруг, среди этого отчаяния, умирающие от голода люди увидели тонкое элегантное судно с высокими мачтами, медленно приближавшееся к скале.

Несчастные, испытав несколько дней назад, после появления «Инда», горчайшее разочарование, не знали, что теперь и думать при появлении этого совершенно им незнакомого парохода. Но шведский вымпел бился на гафеле — четко виден был его белый крест! На грот-мачте высился стяг господина Синтеза — можно было прочесть его гордый девиз, который, увы, в данных обстоятельствах звучал жестокой иронией.

Алексис Фармак сделал попытку одним махом возвратить старика к жизни, без преамбул сообщив ему известие, в которое никто еще не осмеливался поверить:

— Мэтр! Пришел корабль, под шведским флагом. На нем ваш вымпел!

В ответ — ни слова. Господин Синтез был неподвижен, словно статуя, глаза его продолжали глядеть в какую-то неведомую точку пространства. Зато остальных сказанные химиком слова заставили кричать от радости, но в общем хоре раздавались также и крики страха. Если смельчаки, до конца выполнившие долг, были опьянены надеждой на избавление, то пираты, выйдя из оцепенения, чувствовали себя зверьми, попавшими в ловушку, и гадали, какое возмездие им предстоит.