— Она полюбит тебя!

— Она любит другого…

— Я убью его.

Полковник произнес эти три слова таким голосом, что сердце у юноши замерло.

— Она оскорбила меня… она ударила меня перчаткой, — продолжал Арман с рыданием в голосе.

Полковник побледнел, как полотно.

— Она ударила тебя? — вскричал он.

— Да… перчаткой…

— Но где?.. Когда?

— Вчера… у себя на балу.

— На балу… Ее имя? Скажи мне, как ее зовут, и убью ее!

— Я люблю ее… — прошептал Арман с бешенством. — Я люблю и ненавижу ее.

— Ее имя? Ее имя? — повторял полковник.

— Баронесса Сент-Люс, — чуть слышно прошептал молодой человек.

Полковник выпрямился во весь свой высокий рост; он скрестил руки на груди и, опустив глаза, с бледными губами и расширившимися от клокотавшего в нем страшного гнева ноздрями прошептал, стукнув в пол ногой:

— Я часто слышал имя этой женщины; я даже встречал ее. Она небольшого роста, блондинка, розовенькая и беленькая; у нее черные глаза. Я также слышал, что эта женщина, прикрываясь своим благородным именем, предавалась недозволенным удовольствиям и, как настоящий демон, разбивала сердца тех, которые имели несчастье увлечься ею; пресыщенная и бездушная, она потешалась над любовью своих поклонников, как тигр тешится своею добычей. И эта-то женщина отняла у меня сына! Ну же, — прибавил полковник, — посмотрим, кто победит, госпожа баронесса де Сент-Люс. Увидим, удастся ли вам одолеть отца так же, как вы одолели сына…

Полковник снова взял руки юноши в свои.

— Как зовут «его», человека, которого она осмелилась предпочесть тебе?

— Граф Степан.

— Русский?

— Да.

— Ну, что ж, — решил полковник, — этот человек умрет. Он снова сел рядом с Арманом и прибавил:

— Расскажи мне все… расскажи все своему отцу…

Час спустя полковник, уезжая из улицы Гельдер, сказал, что вернется только вечером, так как он рассчитывал поехать вместе с сыном обедать в Версаль или Сен-Клу, но он вернулся домой раньше, грустный и хмурый, и, бросившись в кресло, закурил сигару и начал составлять план мщения. Этот обыкновенно энергичный человек окончательно терял голову при виде страданий своего дорогого мальчика.

«Ну, что ж, — решил он после долгого размышления, — я исполнял и более трудные дела, и теперь самое удобное время удостовериться в том, глава ли я общества „Друзей шпаги“

И он написал следующую повестку:

«Полковник Леон приглашает членов своего общества ввиду крайне важного дела явиться в будущий четверг к шевалье д'Асти, который вследствие полученной им раны все еще лежит в постели. Начало собрания в восемь часов вечера».

«Двое отсутствуют, — размышлял полковник Леон. — Лемблен в Африке, а Шаламбель в замке Мор-Дье ухаживает за баронессой; но все остальные явятся…»

Они действительно явились. В следующий четверг, в восемь часов вечера, четверо членов «Друзей шпаги» собрались у шевалье д'Асти. Они застали шевалье еще в постели, слабого, но уже на пути к выздоровлению и в полной памяти. Полковник, у которого обыкновенно был вид высокомерный и насмешливый, в этот вечер явился сумрачный и озабоченный, что немало удивило членов «Друзей шпаги», так что они спрашивали себя: какую драму им предстоит опять разыграть.

— Господа, — медленно и печально сказал полковник, — я ваш начальник, хотя до сих пор служил всем вам.

— Это совершенно верно, — прошептал шевалье.

— Сегодня, — продолжал полковник, — я явился сюда, чтобы сказать вам, что я, в свою очередь, нуждаюсь в помощи нашего общества.

— Мы к вашим услугам, полковник.

— Господа, в Париже есть существо, которое я люблю, как львица любит своего детеныша. Это существо, это второе я — мой сын…

Присутствующие с удивлением переглянулись.

— Да, — продолжал полковник. — У меня есть сын… сын, который не имеет ни малейшего понятия об образе жизни своего отца. Это славный юноша, и, увидев его, его нельзя не полюбить. Он чист сердцем и душою настолько, насколько может быть чисто самое лучшее из Божьих созданий… Ну, так вот, этот ребенок нуждается в нашей помощи.

— Мы к его услугам, — сказал шевалье.

— Маркиз, — обратился полковник к Гонтрану, — вы уже достаточно оказали услуг нашему обществу, и я не смею рассчитывать на вас в моем личном деле… Предоставляю вам полную свободу.

— О, — горько улыбнувшись, сказал Гонтран, — я уже сказал вам, что я ваш всецело… располагайте мною, как вам угодно…

— Знаете вы баронессу Сент-Люс?

— Да, — ответил шевалье.

— Я тоже, — прибавил граф Ренневилль.

— А вы? — спросил полковник Гонтрана.

— Я видел ее всего один раз.

— А знаете вы графа Степана?

— Атташе русского посольства?

— Совершенно верно.

— Да, знаю, — сказал Гонтран.

— Он ваш друг?

— Нет.

— Вы, стало быть, будете охотно драться с ним?

— Конечно.

— Отлично! — продолжал полковник. — Значит, баронесса Сент-Люс и граф Степан будут иметь дело с нашим обществом, потому что они почти убили моего ребенка.

Что произошло затем между полковником и его четырьмя товарищами? Какой тайный и ужасный план составили они? Это нам неизвестно, но мы увидим последствия их разговора. В 10 часов полковник возвратился домой и позвонил камердинеру. Глаза старика сверкали гневом и решимостью, а убитый горем отец уступил место бойцу, готовому мужественно выступить на арену борьбы.

Полковник Леон оделся со всевозможным тщанием, пришпилил к сюртуку французские и иностранные ордена, которыми он был награжден, и приказал подать карету.

— В Оперу, — приказал он кучеру.

В этот вечер в королевской музыкальной академии дебютировала примадонна, уже стяжавшая известность в Неаполе, Вене и Милане, и на торжество собрались все любители музыки Парижа и весь парижский большой свет. Зала была полна, не было ни одного свободного места.

Полковник занял место в ложе на авансцене и лорнировал зал, обегая глазами ложи. Вдруг взор его остановился на ложе авансцены, как раз против него. В этой ложе у самого барьера сидели две дамы; двое мужчин стояли позади них. Одна из дам была блондинка, небольшого роста; она была хороша какою-то странной, своеобразной красотой, а черные глаза ее так сверкали, что с трудом можно было выносить на себе их блеск.

Держа бинокль в одной руке, другой она играла веером, рассеянно обегая глазами соседние ложи. Полковник остановил на ней внимание:

— Это она, — прошептал он, — я узнал ее.

С баронессы Сент-Люс он перевел глаза на одного из мужчин, стоявших позади нее. Это был человек лет тридцати, высокий, со смуглым, почти оливковым лицом. «Этот русский похож на испанца, — подумал полковник, продолжая его рассматривать, — я знал из них двух или трех в таком роде».

И в то время, как полковник продолжал внимательно разглядывать графа Степана — смуглый человек был действительно он, — вдруг в уме его пронеслись далекие воспоминания.

«У меня уже есть ключ, который откроет мне будуар баронессы, — решил он. — Если мне не изменяет память, то я скоро сделаюсь самым закадычным другом графа».

Полковник продолжал мысленно свой монолог.

«В то время, когда я был военнопленным в России, после несчастной кампании 1812 года, я был знаком и находился в самых дружеских отношениях с одним артиллерийским майором, которого звали графом Степаном Степновым; он тоже был высокого роста, и лицо у него было смуглое, как и у этого; я уверен, что это его сын…»

Полковник вынул записную книжку, вырвал листок и написал карандашом:

«Отставной штаб-офицер, участвовавший в походе против России в 1812 году и бывший военнопленным в Москве, имеет смелость спросить графа Степана, не приходится ли он сыном бывшему в то время артиллерийским майором графу Степану Степанову, который удостоивал своей дружбой француза-военнопленного».

Сложив вчетверо записку, полковник надписал ее и отослал с капельдинершей.

Но прежде чем продолжать наше повествование, необходимо вернуться несколько назад и рассказать о таинственной жизни того сына, которого так любил полковник Леон, а заодно и историю любви, которая должна была послужить началом ужасной драмы, в которой общество «Друзей шпаги» задумало выказать свое тайное могущество и свои наглые средства.