Если бы я была поэтом, то немедленно сочинила бы хвалебные душераздирающие стихи. Или изобразила бы все это на огромном холсте, если бы была художником. Но, так как никакими талантами я не обладаю, придется просто впитать все в себя, и там оставить. В заветном уголке памяти, где хранятся самые красивые воспоминания.

Тут я вспомнила про землянику, села на траву, наклонилась… да ее тут видимо-невидимо! А сразу и не заметно. Такого вкуса, как у этой земляники, не бывает больше нигде…

Когда пришло время обеда, мы расположились под толстенным дубом, крона которого запросто могла бы укрыть, к примеру, весь наш четвертый курс, который в наступающем учебном году будет уже пятым. Галка достала вареную картошку, огурцы, хлеб и сало. Я извлекла из рюкзачка бабыгрушины пирожки со щавелем и с капустой, коробку шоколадного печенья с орехами и пару апельсинов. Дядя Вася вынул из-за пазухи пол-литровую бутылку с мутной жидкостью.

— Это что? — строго спросила Галка.

— Как что? — удивился дядя Вася. — Самогон.

— Убери сейчас же. Понял? — Голос Галки стал выше на несколько октав, — чтобы я этого больше не видела.

— Е-ершистый ёж! — с глубоким чувством сказал дядя Вася и посмотрел на Вовку. — Ты со своей бабой сам будешь управляться, или тебе помощь нужна? Ну и молодежь пошла, растудыть ее в ноздрю!

— А я что? — обиделся Вовка. — Я не возражаю. Но не больше пятидесяти грамм.

— Само собой, — сразу согласился дядя Вася. — Я же, понимаешь, за рулем…

— Вот именно! — надулась Галка. — То, значит, мне ехать нельзя, потому что трясет, то — пожалуйста, поезжай с в дюпель пьяным водителем, который тебя запросто в канаву вывалит и не заметит!

Дядя Вася шмыгнул носом, всем своим видом показывая, каких трудов ему стоит сдерживаться, чтобы не ответить этой склочной женщине. Он извлек из внутреннего кармана своего потрепанно жизнью коричневого пиджака два маленьких граненых стаканчика, вставленных один в другой, наполнил их и протянул один Вовке.

— Ну, будем, — произнес он, опрокинул в себя белую жидкость, закусил извлеченной из другого кармана уже очищенной луковицей, прихватил пару пирогов и шмат сала, после чего удобно устроился прямо на траве, положив под голову собственную кепку.

Вовка тоже быстренько, под недовольным взглядом Галки, вылил в рот содержимое стакана и принялся активно поглощать разложенные на полотенце припасы.

Я жевала пирожок с капустой и наслаждалась тишиной, запахом травы и земляники, стрекотом кузнечиков и жужжанием пролетавших мимо пчел.

— Говорят, у тебя кавалер завелся, — нарушил тишину Галкин вкрадчивый голос.

— Кто говорит? — разозлилась я. — Нет у меня никаких кавалеров.

Начинается. Вот так здесь всегда. Ты только подумаешь, что хочется чихнуть, а тебе уже с другого конца деревни кричат «будь здорова».

— Ну, бой-френд. Или хахаль. Как тебе больше нравится, — Галка обижено пожала плечами.

— Да ни говорил я ничего такого, — вмешался Вовка. — Я только сказал, что видел его возле Катькиного огорода. И все.

— Ну, все понятно. Огородами к ней пробирался, — сказала Галка. — Чтоб не увидели и болтать не начали.

— А чего прятаться то? — возразил Вовка. — Это ж не преступление какое…

— Вот-вот. Все равно же все узнают, — подтвердила Галка.

— Да кто прятался-то? Объясните, наконец, — возмутилась я. — А то все уже знают, а я не в курсе.

— Да ладно, не в курсе, — усмехнулась Галка.

— Представь себе. Хотя кое-какие догадки у меня есть. Так кто это был?

— Антон, кто же еще, — сказал Вовка.

— Антон?!

Видно, изумление мое было настолько искренним, что Галка сразу поверила.

— Ну вот, ошибочка вышла, — сказала она и с упреком посмотрела на Вовку. — Так, значит, ты и Антон не… это самое?

— Какое это самое? Я его несколько раз встречала, поздоровались, и все.

— Что же он делал на твоем огороде? — Галка наморщила лоб. — Странно.

— Да уж, — сказала я.

— Может, человек просто мимо проходил, — произнес Вовка.

— Ты же говоришь, он по моему огороду пробирался.

— Это не я говорю, а Галка. Я только сказал, что видел его возле твоего огорода. Позавчера вечером. Он стоял у ограды и, вроде бы, что-то высматривал. Как будто искал место, где удобнее перелезть. Так, во всяком случае, мне показалось.

— И все? — спросила я.

— И все, — ответил Вовка.

— Ну и буйная у тебя фантазия, — сказала я Галке, а сама подумала: «Интересно, что же он на самом деле там делал? И как раз в тот день, когда произошло странное происшествие с книгами».

С Антоном я была знакома, но и только. Он начал приезжать в Васильки, когда я уже заканчивала. У него здесь появились родственники после того, как его старшая сестра вышла замуж. Он мой ровесник, ходит обычно в сильно драных джинсах, у него длинные волосы и очень задумчивый взгляд. Вот, пожалуй, и все, что я он нем знаю. Да, еще его футболки с философскими надписями, вроде: «У меня сегодня понедельник» или «Ненавижу белые носки». Особенно меня впечатлила последняя: «Кто мы?!».

Надо расспросить о нем Ваню. Кажется, они проводят много времени вместе.

Есть в нем что-то странное. Или подозрительное?

Я проснулась посреди ночи. Прямо напротив моего окна в небе висела полная луна. Лунный свет проникал в комнату сквозь тонкие тюлевые занавески, окрашивая все молочным золотом. Какая-то птица, шумно махая черными крыльями, пролетела мимо. И тут я поняла причину своего пробуждения. На чердаке кто-то ходил. И не просто ходил, а с громким, размеренным топотом. Шаги были неторопливые и очень тяжелые. Мне сразу представился огромный толстый гоблин в чугунных башмаках. Больше никто не смог бы так топать. Я знаю, что, когда ходят по чердаку, в доме этого не слышно. Во всяком случае, когда там ходят нормальные люди с обычным весом.

Даже не знаю, испугалась я или удивилась. Скорее всего, и то и другое. Я села в кровати, протянула руку и накинула на плечи халат. На всякий случай. Потом я встала, запахнула халат, завязала пояс и убрала волосы в хвост. Шаги продолжались, не меняя ритма. Я встала и подошла к окну. Лестница на чердак находится с другой стороны дома, там, куда выходят окна гостиной, ванной и библиотеки. Так что в мое окно все равно ничего полезного не увидишь.

Я в нерешительности повернулась к двери. Конечно, я не боюсь. Чего мне бояться? Кто-то развлекается на моем чердаке и мне очень хотелось бы поймать этого шутника за ухо и сказать ему пару слов. Или хотя бы увидеть, кто это. Сделав глубокий вдох, я быстрыми и очень решительными шагами направилась к двери, распахнула ее и вышла в коридор. Меня обступила темнота, и моя решительность сразу уменьшилась примерно на одну треть. Но две трети еще оставались! Когда страшно, главное — не думать, а действовать.

Не оставляя себе времени на раздумья, я пошла по коридору в сторону гостиной. Дверь в нее была закрыта, поэтому темнота по мере моего продвижения постепенно сгущалась, и эти несколько метров показались мне невероятно длинными. Дверь тихонько скрипнула, и я вошла. Шторы были не задернуты, так что видимость из окна была прекрасная. Правда, чтобы увидеть лестницу, нужно было открыть окно или прижаться лицом к стеклу и повернуть голову вправо.

Как раз в тот момент, когда я, прижавшись щекой к холодному стеклу, пыталась разглядеть очертания лестницы, и раздался этот жуткий смех, от воспоминания о котором у меня даже сейчас кровь стынет в жилах. Точнее, в венах. Это был даже не смех, а нечеловечески злобный, леденящий душу хохот, от которого все тело покрывается испариной и пропадает вера в светлые идеалы.

У меня нет никакого сомнения в том, что звучал он не на чердаке, а над самым моим ухом. Я очнулась возле двери, метрах в пяти от окна. Как я там оказалась, не знаю. Видимо, отпрыгнула. В критических ситуациях у людей иногда появляются сверхъестественные способности. Похоже, это как раз такой случай. Значит, от страха у меня повышается прыгучесть.