Не в духе, что ли? Похоже на то. Хорошо бы понаблюдать, он всегда такой или у артефактора настроение портится, только когда я прихожу? К человеку так иногда относятся, когда на него с самого начала возлагают большие надежды, а тот берет и жиденько обделывается. Видимо, мои подозрения оказались не беспочвенны. Потому что артефактор нехотя вышел из-за стойки, сложил руки на груди, встав в закрытую позу, и спросил.

— Что на этот раз?

Я даже на мгновенье сам нахмурился. Одно — это зависеть от человека, с которым ты ничего не сможешь сделать. От того же Великого Князя, например. Но за свои же собственные деньги получать плевки в спину — удовольствие ниже среднего.

Мне даже действительно пришло в голову извиниться, откланяться и уйти. Что до Трубки… Так Степан Филиппович не единственный артефактор в городе. Думаю, можно будет найти других. А если те поймут, что смогут переписать копию с записок Морового, так меня с руками оторвут.

Однако именно в этот момент взгляд собеседника коснулся зонта. И с артефактором случилась моя любимая метаморфоза. Не та, которая бывает в модных шоу, когда в начале приходит замухрышка из спального района, а в финале на подиум гордо выплывает последняя модница Парижа. Скорее, подобное изменение можно увидеть в элитных бутиках. Когда перед говорящей сквозь зубы продавщицей, простите, менеджером по продажам, появляется пачка денег. И сразу возникает непреодолимое желание работать и хорошо обслужить клиента.

Вот никогда не понимал такого пренебрежения от тех, кто получает довольно среднюю зарплату, но искренне презирает обычных людей. Хотя у артефактора на это хоть небольшое моральное право было. Он действительно занимал серьезное место под здешним солнцем.

Тем приятнее было видеть, как он вытянулся в струнку при виде зонта.

— Мне тут Великий Князь штучку одну подарил, — небрежно сказал я. — Но она поломанная.

— Позвольте, — протянул руки артефактор.

Если бы Алена видела, как Филиппович обращается с зонтом, то точно бы назвала его фетишистом. Артефактор так гладил вещицу, как я не каждую девушку ласкал. Мне в какой-то момент стало даже неудобно присутствовать при происходящем.

— Небольшие дефекты, но в целом ничего серьезного, — ответил он. — Но какова работа! Так сейчас уже не делают.

— Почему? — удивился я.

— Как бы это сказать, не рентабельно. Долго, дорого, а настоящего ценителя найти едва ли удастся. Сейчас стараются побыстрее и побольше наштамповать однодневок, а вот подобного, штучного экземпляра, работающего во всех мирах, не встретить.

— Сколько вы возьмете, чтобы починить этот зонт?

— Пятьсот. Ладно, только из-за того, что мы хорошие приятели, — при этих словах я чуть не рассмеялся. — Четыреста.

Я покачал головой. Назови артефактор даже любимую цифру тракториста, я бы не согласился.

— Извините, Степан Филиппович, это слишком дорого, — ответил я. И протянул руку, намереваясь забрать зонт.

— Назовите свою цену, — отпрянул он, словно боясь возвращать мне артефакт.

— Сто… — начал я, но увидев искренний ужас в глазах собеседника, добавил, — пятьдесят монет, не больше.

— Пусть так, — с тяжелым сердцем согласился артефактор.

— И я буду присутствовать при починке. Это ведь не столь долгий процесс?

Вот теперь я попал точно в цель. По всей видимости, Степан Филиппович очень сильно хотел остаться наедине с вещицей. Явно для того, чтобы понять, как устроен зонт. Сам же говорил, штуковина старая, так сейчас уже не делают.

Что забавнее всего, он теперь и заднюю дать не мог. Вот умею я бесить людей.

Кстати, было вообще побоку, что обо мне думает артефактор. Я с ним детей крестить не собирался. И он заинтересован во мне не меньше, чем я в нем. Ведь когда-нибудь мне удастся достать чертежи Морового. Поэтому ему до поры до времени придется терпеть понаехавшего в град на Неве. Нет, Филиппыч, конечно, попытается стричь меня, как овцу, но и я не совсем дурачок.

— Если для вас это не сложно, — медленно сказал я, все еще не убирая руку.

— Пойдемте, молодой человек, — почти неприязненно ответил артефактор.

Мы спустились по уже знакомой винтовой лестнице в уже знакомую комнату, заваленную хламом. Степан Филиппович повозился с ключом у той самой двери, после чего открыл ее и кивнул мне, чтобы я следовал за ним.

Помещение оказалось скромных размеров — квадратов пятнадцать. Причем по больше части было заставлено разными станками — токарным, столярным, фрезерным и… даже с 3d-печатью. Вот тут я уже окончательно офигел и обратно выфигеть не смог.

Над верстаком с железными тисками возле двери висели на шнурках разные драгоценные камешки. На столе поодаль в коробочках аккуратно лежали многочисленные детальки, а рядом с ними паяльник. У дальней стены располагался массивный секретер с множеством маленьких ящичков. Озаряла все это великолепие обычная лампочка накаливания, причем не самая яркая. Хотя это не важно — над столом нависало сразу два рабочих светильника.

Я вдохнул запах пропахшей керосином ветоши, канифоли, горелого дерева, жареных семечек и металлической стружки. Почему-то вспомнились уроки труда в школе. И вообще, я почувствовал себя здесь неожиданно хорошо. Будто бы даже на своем месте? Может, мне стоит стать артефактором?

— Туда садитесь. И прошу вас, ничего не трогайте.

Вот даже обидно стало. Я себя в этот момент почувствовал Аленой, ни больше ни меньше. Однако понимал, что здесь я гость, поэтому качать права не стал.

Степан Филиппович меж тем зажег настольный светильник, положил перед собой зонт и… началась магия.

Нет, мне приходилось прежде видеть работу мастеров. Настоящих мастеров. Занимающихся рядовой, на первый взгляд, деятельностью. Только из-за отточенных движений, которые они повторяли десятки тысяч раз в течение жизни, все это смотрится непринужденно. В их ремесленной симфонии пальцы порхают легче и быстрее, чем у опытного пианиста над черно-белым морем клавиш.

Можно было по-разному относиться к Степану Филипповичу — он был скрягой, который любил деньги, и если видел, что ты зазевался или дал слабину, был готов заломить двойную цену. Но чего у артефактора не отнять — он оказался настоящим мастером.

Я наблюдал за его работой, и у меня даже сомнений не возникало, к кому я приду, когда понадобится создать Трубку.

Первый делом артефактор вытащил поврежденные спицы, подошел к секретеру и вынул из одного из ящичков вытянутые тонкие железные полосы. Они не подходили к оригинальным разве что из-за длины, но этот недочет Степан Филиппович устранил сразу — откусив лишний металл острогубцами. Еще мгновение, и новые спицы встали на место как влитые.

Я же сидел и думал: это же какой только фигни нет у артефактора, если он нашел похожие железки за доли секунды? Что секретер зачарованный, я уже понял и без этого. Но все же.

Это же сколько надо хранить барахла, чтобы в один момент вот так вот легко взять и достать нужное? Дед Костяна, на старости лет поехавший головой и начавший тащить в дом все с мусорки, нервно курил в углу.

Замена поврежденных частей купола тоже прошла довольно быстро. Артефактор располорол бракованные куски, нашел полотно нейлона, проворно отрезал от него две полоски и сноровистыми движениями пришил к зонту. Да так хитро, что даже я не мог определить наличие швов. Они оказались какими-то скрытыми. Отличить замененные куски можно было лишь по цвету.

— На действии артефакта это не скажется, — объяснил мне Степан Филиппович. — Но если вы хотите, я покрашу зонт. Правда, это займет больше времени.

— Нет, так даже лучше, — ответил я. — Сразу видно, что ретро. А он… работает?

— Промысла внутри достаточно, но он, как бы сказать, неактивный. Вам надо войти во взаимодействие с артефактом.

Я кивнул и взялся за ручку. Чужой хист, запертый внутри, я чувствовал и прежде. Только он словно был отделен от меня тонкой преградой. Будто бы даже стеклянной.

Пришлось немного сосредоточиться на этой стене, а потом начать вливать хист. Он сначала расплылся по преграде, растекаясь все дальше, и даже был готов вернуться обратно. Однако я продолжал искать крохотную щелочку, какую-то лазейку. И нашел.