— С семнадцатого по двадцать третий в Туркестане, — после некоторого раздумья ответил Алексей. — Затем с двадцать восьмого по тридцатый — в Западной Сибири и с тридцать пятого по тридцать восьмой — на Дальнем Востоке.

— Дальний Восток мы, пожалуй, тоже исключим, — подумав, предложил Голубкин.

— Почему? — удивился Алексей.

— Особенно напряженная классовая борьба была в те годы, когда Александр Данилович работал в Туркестане и Западной Сибири. На Дальнем Востоке было уже совсем другое. Да и, кроме того, с Дальнего Востока осколки разгромленных в этой борьбе классов обычно не долетали до Туркестана. А вот из Сибири, особенно из Западной, кое-кто добирался и добрался до нашей солнечной республики.

— Да, пожалуй, правильно, — подумав, согласился Алексей.

— Значит, остаются два особо подозрительных источника: последыши басмачей и буржуазных националистов, которых Лобов громил здесь в первые годы Советской власти, и последыши сибирского кулачества, с которыми он схватывался в период коллективизации.

— Но это очень неопределенно. Ведь он сталкивался с десятками тысяч людей, — возразил Кретов.

— И ты думаешь, что я заставляю тебя ковыряться в архивах, — лукаво покосился на него Голубкин, — выискивать, кто за последние сорок лет мог затаить зло на Лобова, и всех подозрительных проверять, где они и чем занимаются в настоящее время. Не бойся, дело не в этом. Хотя и не мешало бы нам почаще заглядывать в архивы, иначе порой забывается то, чего забывать нельзя. Но разговор сейчас о том, чтобы мы в процессе расследования могли ориентироваться на определенный слой людей, учитывать, что преступник, по всей вероятности, будет из этих кругов. Понял?

— Понял, — кивнул головой Кретов.

— Вот эти дружки Бубенца, — вернулся к материалам следствия Голубкин. — Правильно ты сделал, что там их не стал допрашивать. Конкретного против них — ничего, а пригодиться они нам могут. Не надо спугивать. Завтра же дай задание научно-техническому отделу установить, откуда они родом, с кем связаны по прежним преступлениям. Кроме того, позвони в районное отделение милиции, чтобы их там за спекуляцию не взяли. Всю обедню испортят. На базарах за ними установить наблюдение. Выяснить, с кем они связаны. Не через них ли была подана весть, что Лобов выезжает…

Телефонный звонок оборвал слова полковника. Голубкин снял трубку:

— Слушаю. Да. Уже?! Так рано?.. Смотрите не спугивайте… Пусть даже внутрь заходит. Сейчас приеду. Машина подойдет к короткому переулку.

Повесив трубку, полковник взглянул на часы.

— Полдвенадцатого. Это что-то новое. Не обычный прием. Едем, Алеша. Ювелирторг грабят.

— Кто проводит операцию? — вскочил с места Алексей.

— Лейтенант Кариев, — на ходу ответил Голубкин.

Машина, потушив фары, нырнула в густую темноту короткого переулка. Ни одно окно, ни одна дверь или калитка не выходили в этот переулок. Бесшумно прокатившись с десяток метров, машина остановилась. От серой стены отделилась почти сливавшаяся с темнотой фигура человека и подошла к машине.

— Товарищ полковник?.. — негромко окликнул подошедший.

— Да. Это вы, Бабаев?

— Так точно, товарищ полковник. Пойдемте, я вас провожу.

Голубкин и Кретов направились следом за сержантом милиции Бабаевым. Глаза приехавших уже привыкли к темноте, и они хорошо различали серые стены переулка и немощеную, в рытвинах, дорогу. На два десятка метров дальше переулок выходил на ярко освещенную улицу, идущую параллельно Центральному рынку.

— Они подошли со стороны бани, — негромко докладывал Бабаев, — спрятались в промежуток между пивным киоском и хлебным магазином. Оттуда поднялись на крышу хлебного магазина и долго лежали. А когда я пошел за вами, они уже перебрались на крышу Ювелирторга и начали разрезать толь.

Подойдя к концу переулка, все остановились. Голубкин осторожно выглянул из-за угла. Улица была пуста. Кроме нее, работников розыска от места грабежа отделяла вся ширина базара и непрерывная цепь ларьков и магазинов.

— Где Кариев? — негромко спросил Голубкин у сержанта.

— На чердаке училища, где засада, товарищ полковник.

— Стремщиков нет?

— Есть стремщик, товарищ полковник. Он раньше их пришел, во дворе шестнадцатого дома стоит. Там двор проходной. Лейтенант Кариев приказал стремщика пока не трогать. Он совсем старик, убежать не успеет.

— Шестнадцатый, — вслух рассчитывал полковник. — Это вот против того прохода между ларьками. Алеша, перебегай улицу и вдоль ларьков пробирайся к проходу. Как только услышишь, что засада поднялась, задерживай стремщика, я пойду к засаде. Сержант останется здесь: могут и в этот переулок кинуться, когда припечет.

Но план полковника остался невыполненным. Ночную тишину неожиданно прорезал резкий короткий свист.

Почти одновременно послышались окрики: «Стой! Ложись, дьяволы!» и, заглушая человеческие голоса и топот ног, гулко раскатились выстрелы.

— Спугнули! Это стремщик бьет. К шестнадцатому, быстро! — крикнул полковник и выбежал на освещенную улицу.

— Бей в ноги! — послышалась команда, сразу же заглушённая грохотом новых выстрелов.

«Отстреливаются, гады», — подумал полковник, подбегая к ларькам. Перебежав базар, Голубкин и Кретов увидели группу Кариева, преследовавшую двух налетчиков. Оба бандита, видимо, раненые, еле бежали. Хотя Кариева отделяло от них не менее квартала, ясно было, что бандитам от него не уйти. Вот они с трудом добрались до ворот шестнадцатого дома. Сразу же из глубокой ниши ворот навстречу догоняющим плеснул выстрел. В группе Кариева кто-то охнул, но все остались на ногах. «Значит, легко зацепило», — облегченно подумал полковник и крикнул подбегавшим:

— Не стреляйте во двор! Жильцов перераните!

В воротах снова раздались два выстрела, и затем все смолкло.

Впрочем, забота полковника о жильцах дома оказалась излишней. Многолюдный дом словно вымер. Никто не отозвался на происшествие во дворе, не пришел на помощь работникам розыска. А ведь в доме жило немало офицеров и работников, имевших оружие. О них думал полковник, когда запретил своим людям стрелять в глубину двора. Он боялся ранить людей, может быть, спешивших ему на помощь, отрезающих отступление бандитам. Но во дворе было пусто.

Группа Кариева и полковник с Кретовым одновременно подбежали к дому номер шестнадцать. Без выстрела кинулись в темноту, царившую под глубокой аркой ворот. Темнота безмолвствовала: ни выстрела, ни движения.

— Ушли! — зло закричал Кариев, первым вбежавший в ворота. — Я тебе, Ястребов, морду буду колотить за такие штуки.

— Не могли уйти, товарищ лейтенант, ей-богу, не могли, — смущенно оправдывался Ястребов, немолодой, склонный к полноте старшина милиции. — Я того, который в пиджаке, подстрелил. В ногу попал. Он сразу захромал.

Кретов включил фонарик.

— Не убежали! — радостно завопил Ястребов. — Вон они! Оба здесь!

При свете фонарика работники розыска увидели, что на цементном полу у самого выхода во двор лежат люди. Подошли ближе.

— Двое, — наклонился полковник над лежащими. — Алеша, возьми с собой Бабаева и проводника с собакой. Догоняйте старика!

— Есть, — ответил Кретов и, выключив фонарик, кинулся в глубину проходного двора. Сержант Бабаев и проводник побежали следом.

Полковник снова взглянул на лежащих. Оба налетчика уткнулись лицом в пол. По тому, как была вывернута рука одного из них и как неестественно изогнулся другой, можно было безошибочно сказать, что оба мертвы.

— Кто стрелял в бандитов? — сурово спросил полковник.

— Я, — ответил Ястребов. — Вот в этого, в пиджаке. В ногу стрелял.

— И я, — добавил Кариев. — Вон в того и тоже в ногу.

— Переверните тела, — приказал полковник.

Перед работниками розыска лежали двое юношей не старше семнадцати-восемнадцати лет. На отвороте пиджака одного из них блеснул красной эмалью комсомольский значок. Оба были убиты выстрелами в лицо. У одного на лбу, у другого на переносице чернели небольшие отверстия и совсем не было крови. На лицах обоих застыло выражение ужаса и муки.