Вспомнив про деньги, которые не успела обменять Эсфирь Львовна, Алевтина Моисеевна отдала и их. С минуту Васильев молчал, испытующе глядя на трясущуюся женщину, затем, должно быть, поверив, что отдано все, приказал своему напарнику:

— Привязывай и эту.

Через пару минут и Алевтина Моисеевна была надежно прикручена к стулу. На прощание Васильев приказал:

— Сидеть тихо. Мы тут у соседей еще кое-что поищем. Если шевельнетесь, вернусь и пришибу.

Прошло несколько часов после ухода грабителей, а прикрученные к стульям женщины все еще сидели, боясь пошевельнуться. Несколько раз кто-то осторожно стучал и дверь, которая после ухода бандитов осталась незапертой, но, не получив ответа, не решился войти. Лишь в конце дня туговатая на ухо соседка, у которой для фарша не хватило луку, постучала к Арским, позаимствовать пару луковиц. Не расслышав ответа, она вошла и окаменела от изумления. Через полминуты тихий квартал огласился воплями испуганной женщины.

К несчастью для Арских, первым на эти вопли прибежал домоуправ, энергичный брюнет с орлиным носом в полувоенном костюме и, несмотря на жару, в роскошной каракулевой кубанке. Он только что успешно закончил разговор о ремонте с хозяином одной из соседних квартир и был то, что называется, в благородном подпитии. Уяснив, что во вверенном ему домоуправлении среди белого дня произошел грабеж, он категорическим тоном запретил соседям входить в квартиру Арских.

— Ничего не трогать, — распорядился он. — Следы затопчете. Надо угрозыск вызывать.

— Но ведь там женщины связанные, — робко напомнил управдому один из домохозяев.

— Для пользы дела подождут, — отрезал управдом и собственноручно запер квартиру Арских на замок. Поручив одной из квартиросъемщиц общее наблюдение за запертой дверью, энергичный брюнет отправился звонить в уголовный розыск.

Когда лейтенант Кариев в сопровождении эксперта подъехал к квартире Арских, все жители многоквартирного двора толпились около запертых дверей, теперь уже охраняемых лично управдомом.

Управдом, стараясь не дышать в сторону Кариева, доложил, что им приняты «надлежащие» меры, то есть опрошены мальчишки, игравшие на улице. Мальчишки сказали, что два каких-то дяденьки еще днем заходили в квартиру Арских, а затем сели на мотоцикл, ожидавший их за углом, и уехали.

Упоминание о мотоцикле насторожило Кариева. Неужели это та же банда мотоциклистов? До сих пор она работала только по ночам и на уличных ограблениях. Обычно уголовники неохотно меняют сферу своих действий. Значит, или в банде появились новые люди, или наличие мотоцикла в этом преступлении — случайность.

Когда Алевтину Моисеевну освободили от кляпа и развязали, она проявила необычную для пожилой женщины энергию. Воспользовавшись тем, что Кариев и эксперт были заняты освобождением Эсфири Львовны, она, бросив на ходу:

— Займитесь пока мамой.Я — за мужем, — выскочила на улицу.

Окрик Кариева, требовавшего ее возвращения, только поддал ей прыти.

Эсфирь Львовна, когда сняли привязывавшие ее к столу ленты скатерти, тяжело сунулась вперед и упала бы, если б Кариев не подхватил ее. С помощью управдома, превратившегося теперь в понятого, Кариев перенес еле живую женщину на кровать. Впрочем, отдышавшись, Эсфирь Львовна первым долгом начала кричать, что милиция сама ограбила квартиру, а теперь явилась заметать следы. Из ее воплей лейтенант понял, что одетые в форму милиции грабители унесли деньгами более двухсот двадцати тысяч рублей. С трудом успокоив обезумевшую от испуга и злобы старуху, Кариев заверил ее, что грабители будут непременно пойманы и все похищенное возвращено. Лишь после этого Эсфирь Львовна смогла дать толковые показания. Под ее диктовку Кариев записал, как все произошло, каковы были грабители с виду, сколько было пачек сторублевых купюр и какими ленточками эти пачки были перевязаны.

Уже старуха, продиктовав свои показания и подписав протокол допроса, начала повторять все сначала, и Кариев, закончив протокол осмотра места происшествия, должен был уходить, а Алевтина Моисеевна все еще не возвращалась.

«Ох, и влетит мое от полковника по первое число, — сокрушенно подумал молодой лейтенант. — Полковник будет думать, что Кариев только умеет ошибки признавать, а работать совсем не умеет».

Эксперт тем временем установил, что оттисков пальцев или следов ног преступников не осталось. Тогда Эсфирь Львовна вспомнила, что капитан ни к чему в комнате, кроме денег, не прикасался, а у его помощника, который и двери запирал, и вообще распоряжался всем, на руках были перчатки. Она даже попробовала припомнить, какая перчатка сверху была порвана и неумело заштопана суровыми нитками, но в этот момент вернулась хозяйка квартиры с мужем.

Алевтина Моисеевна кинулась к Эсфири Львовне с криком:

— Мамочка, успокойтесь! Все уже прошло. Вам вредно волноваться. Лучше лягте, усните.

— Не до сна теперь, — отбояривалась старуха. — Совсем голых оставили. Все деньги забрали.

— Идите, мамочка, и полежите, — почти тащила Алевтина Моисеевна мать во вторую комнату. — У вас опять голова разболится — и всякое мерещиться будет.

— Гражданка, — окликнул Алевтину Моисеевну Кариев, — оставьте свою мамашу в покое. Я ее уже допросил. Присаживайтесь. Мне нужно поговорить с вами.

Алевтина Моисеевна, узнав, что ее мать уже допрошена, с плохо скрытой досадой села к столу. Эсфирь Львовна, ворча что-то про себя, вышла из квартиры на улицу. Наум Абрамович, сокрушенно потряхивая седой, но еще достаточно густой шевелюрой и кокетливой эспаньолкой, ходил по комнате, без нужды беря в руки то ту, то другую вещь и сразу же отставляя ее в сторону.

Кариев начал допрашивать Алевтину Моисеевну. Ход событий она пересказала так же, как Эсфирь Львовна, но в описании личности грабителей у них получился разнобой. Капитана милиции Алевтина Моисеевна изобразила тучным человеком с большой лысиной, а про его напарника сказала, что это паренек лет пятнадцати-шестнадцати, не больше, рыжий и конопатый.

— Позвольте, как же так? — недоверчиво переспросил Кариев. — Ваша мамаша совсем в другом виде изобразила бандитов.

— Не знаю, я рассказываю о том, что видела сама. Зрение у меня хорошее. Я ведь почти вдвое моложе мамы.

Наум Абрамович подошел к столу и, наклонившись к самому уху Кариева, конфиденциально сообщил:

— Товарищ лейтенант! Я вам не советую особенно доверять словам моей тещи. Я ее очень уважаю, но ей уже за восемьдесят… в таком возрасте люди обычно неполноценны… Она иногда такое болтает…

Кариев с недоумением посмотрел на супругов. На него Эсфирь Львовна, наоборот, произвела впечатление очень здраво рассуждающей старухи. «Кто же тут путает и для чего? — подумал он. — Может, хозяйка с перепугу не то видела?»

Но Алевтина Моисеевна настаивала на своих показаниях, и Кариев занес их в протокол.

— Ну хорошо, что же было дальше?

— Бог мой, что было дальше?! Дальше было все так ужасно, так ужасно! Под угрозой револьвера я вынуждена была молчать. Кроме того, этот мальчишка все время покалывал меня ножом в спину. Что я могла сделать в таком случае?Я сама своими руками отдала этим мерзавцам, этим кровопийцам все свои сбережения. Вернее, все то, что заработал мой дорогой муж, стоя целыми днями и в жару, и в мороз…

— Сколько? — прервал вопросом эти излияния Кариев.

— Что сколько? — удивленно вскинула глаза Алевтина Моисеевна.

— Сбережений сколько было?

— Ах, вы про деньги. Денег было более пяти тысяч. Вернее, около шести тысяч. Наумчик, сколько было точно?

— Пять тысяч семьсот шестьдесят рублей, — уточнил Наум Абрамович.

— Сколько, сколько? — недоверчиво переспросил Кариев. Понятые, слышавшие от Эсфири Львовны другую сумму, удивленно переглянулись.

— Пять тысяч семьсот шестьдесят, — отчеканил Наум Абрамович. — На отпуск копил.

— Хотели к дочке на стройку съездить, — подтвердила его супруга. — Она у нас в Сибири. Электростанцию строит.

— Вы настаиваете именно на такой сумме? — еще раз переспросил Кариев.