Влад Молоков

Там, где мы вместе

Пролог

Я, вместе с боевой тройкой десантников, стоял на вершине одного из двух пригорков, поросших деревьями с густым подлеском, образующих естественное препятствие, ограничивающие проход по этому проселку, ведущему параллельно Варшавскому шоссе, и смотрел на колону наших отступающих войск. После их прохода, предстояло заминировать узость между холмами, что бы не допустить охват наших позиций с фланга. Танки здесь и так не пройдут, но разведка немцев и небольшие группы на легкой бронетехнике, постоянно пытаются проникнуть к нам в тыл. Поэтому приходится отвлекать и так не великие силы на организацию боковых заслонов. Пулемет, отделение бойцов и десяток мин – вот все, что мы можем себе позволить.

На наших старых позициях, напротив деревни Колыханово, продолжает грохотать канонада. Оставленное прикрытие из тридцати пяти десантников, создает видимость нашего присутствия, заставляя врага напрасно тратить боеприпасы, пока основные силы сосредотачиваются на запасной линии обороны.

Если бы мне кто-то раньше сказал, что четыре сотни бойцов, из которых кадровыми можно считать только двести десантников Старчака, остановят полнокровную дивизию противника, назвал бы его вралем. Ближайшим примером можно было бы считать бои батальона курсантов-политруков пограничного училища под Ленинградом, но там они противостояли полку, усиленному танками, а здесь мы встали против двадцатипяти километровой колоны моторизованной дивизии СС «Райх» и еще бог знает каких подвижных соединений 4-й танковой группы. Вот только как так оказалось, что за нашими спинами до самой Москвы, на все двести километров не осталось ни одной воинской части?

Пушка в очередной раз увязла в колее разбитой дороги, прерывая мои размышления. Артиллеристы под моросящим дождем без особой охоты впряглись, помогая несчастным, измученным лошадям. Изнуренные и ослабевшие от лишений, кони скользили копытами в грязи, не находя точки опоры. После нескольких неудачных попыток они замерли, тяжело вздымая бока, и казалось, что ни какая сила не заставит их вновь двигаться вперед. Почти все, кроме раненых, шли пешком, включая командиров. Вся техника, оставшись без горючего, была выведена из строя и брошена или сожжена. Танковые экипажи, оставшиеся без машин, черными пятнами комбинезонов выделялись в угрюмой толпе. Холодный октябрьский дождь, начавшийся с утра, так и продолжал поливать без устали, быстро превратив землю в вязкую, липнущую к ногам жижу. На разбитой дороге пехота погружалась в нее до щиколотки, кони по бабки, орудия и повозки проваливались местами едва ли не до ступицы.

Длинная колона войск, тонущих в грязи телег, и нескольких уцелевших орудий, растянулась на добрый километр. Еле передвигая ноги, красноармейцы и ополченцы брели мимо, уже не замечая ни кого и не чего вокруг. Выпачканные и забрызганные сырой землей по «самые уши», утомленные и несчастные, они упрямо шли в неизвестность, внешне больше напоминая толпу оборванцев, чем регулярную армию. Хорошо еще, что оружие не побросали. Большинство прекрасно понимало про отсутствие другого выхода, остальные не имели сил удрать. Впереди, возможно, ждал отдых в сухих теплых помещениях и горячие питание, о котором все думали не переставая. Разогреть даже простой кипяток под бесконечным дождем было крайне проблематично. Но может это и к лучшему, голод подгонял солдат идти вперед, а движение позволяло согреться, так как даже плохонькие шинели были не у всех.

Навалившись, артиллеристам, удалось вытолкать орудие из ямы, и четверка лошадей вяло переставляя ноги, потащила его дальше. Что бы идущие следом не угодили в ту же ловушку, яму обозначили жердями, обмотанными тряпками. Пушки, так нужные еще вчера, провожали равнодушными глазами. Снарядов к ним не было и надеяться, что подвезут, не стоило. Заворачивать этих потерявших веру в победу бойцов в наши окопы я не собирался. Толку от них не было. Сам видел, как такой вояка стрелял просто в сторону противника, даже не целясь, а когда кончилась обойма, продолжал тупо щелкать курком, смотря отсутствующим взглядом. Приводить их в чувство не было ни сил, ни желания, проще рассчитывать на себя и уже отработанную тактику, чем ждать, когда они разбегутся в самый неподходящий момент, оголяя участок обороны. Нам и так приходится несладко, спасает только отличная выучка десантников и заранее сделанные промежуточные точки боепитания. Где сейчас находятся армейские склады непонятно, хорошо, что с вывозом раненых в тыл, проблем не было. Дождь, давал небольшую передышку в непрекращающейся череде немецких атак, по крайней мере спасая от бомбежек.

Колона тянулась очень медленно, с большими разрывами между подразделениями. Через некоторое время погода еще больше ухудшилась и заметно похолодало. Моросящий осенний дождь неожиданно перешел в настоящий ливень, сопровождаемый матерными комментариями, сводившимися к обсуждению, не выпадет ли снег, окончательно превратив дороги в непроходимые. Люди находились на грани. Единственный плюс в этом природном безобразии заключался в отсутствии авиации, способной рассеять и эти жалкие остатки армий целого фронта. Можно сказать, что идущим в колоне еще повезло. В котле под Вязьмой скоро погибнут или попадут в плен, сотни тысяч бойцов и командиров, стягивая на себя большую часть сил двух танковых групп.

О том, что немцы планируют встать на «зимние квартиры» в Москве, знали еще с начала войны и готовились к ее защите, создавая два рубежа обороны в тылу войск Западного направления – Вяземский и Можайский. Особый упор, делая на прикрытие самого короткого пути на Москву, вдоль Минского шоссе, где окопалась 16-я армия Константина Рокоссовского, создав плотную и развитую систему обороны. Индивидуальные ячейки давно сменили полнопрофильными окопами с ходами сообщения, отсечными позициями и прочей инфраструктурой, включая и артиллерийские доты, и даже дальнобойные морские орудия.

Но успехи по сдерживанию противника под Смоленском внушали некоторый оптимизм, даря надежду, что удастся удержать занимаемые позиции до начала холодов. В то, что немцы в зимний период смогут проводить крупные наступательные операции, не верил ни кто. Очень уж хотелось нашим стратегам старой школы перевести все в затяжную окопную войну, на измор.

Сентябрьское наступление Красной Армии ожидаемого успеха не принесло. Только Резервный фронт под командованием Жукова условно справился со своей задачей, ликвидировав Ельнинский выступ и освободив саму Ельню. Была снята угроза удара во фланг двум фронтам, но полностью осуществить замысел на окружение всей Ельнинской группировки немецких войск, не удалось. Причем две разведгруппы, выделенные нами для оперативного сопровождения операции, своевременно сообщили о начале отвода гитлеровских частей, но командование информацией не воспользовалось, опасаясь возможной ловушки, и еще долго обстреливали уже практически пустые окопы. На других фронтах Западного направления не удалось достичь даже локального улучшения обстановки. Очаговая система обороны, когда отдельные и не связанные друг с другом узлы сопротивления, промежутки между которыми находятся под наблюдением разведки, прикрыты инженерными заграждениями и простреливаются пулеметным, миномётным и артиллерийским огнём с закрытых позиций, оказалась нам не по зубам. В очередной раз красноармейцы поднимались в лобовые атаки, вместо совершения обходов и охватов.

После Ельнинской операции, Жукова срочно отправили спасать Ленинград, назначив руководить Резервным фронтом маршала Буденного, снятого с должности командующего Юго-Западным направлением, за неоднократные требования отвести войска от Киева. Оставление столицы республики посчитали политически неверным решением и отдали приказ держаться до последнего, что в результате закончилось полным разгромом и потерей практически всей Украины. А немцы, за счет высвободившихся частей, смогли значительно усилить 2-ю танковую группу на южном участке Брянского фронта.