Второй залп из положения стоя, уже не такой дружный, опрокинул гиганта на спину, но он еще какое-то время продолжал ворочаться силясь подняться. Немецкого офицера пуля достала в спину уже в дверном проеме. Ну и правильно, выкуривай его потом из-за стен. Бойцы прикрывая друг друга заняли территорию хутора, и не расслабляясь приступили к осмотру, мало ли, вдруг где засел недобиток, к чему нам неоправданные потери. Спрятавшихся немцев не нашли, но среди лежащих тел были двое, способных дать показания. Выпустили хозяев и развязали пленных. Освобожденные еще долго не могли самостоятельно двигаться, так сильно были стянуты конечности. Это было сделано специально и со знанием дела, что бы человек все видел, понимал, как с ним поступят, но не мог, ни чего предпринять в свою защиту.

Все командиры оказались из оперативной группы генерала Качалова, созданной Тимошенко для контратаки на Смоленск на базе 28-й армии. Первоначально наступление, начатое 23 июля, развивалось нормально. Потрепанные части полка «Великая Германия» и 18-й танковой дивизии отошли с занимаемых позиций на север, в направлении Починка. Но в очередной раз сказалась узость мышления командиров, выразившаяся в их склонности к лобовым атакам, чреватым большими потерями, неспособности к совместным действиям с бронетехникой и обеспечению адекватной артиллерийской поддержки пехоты. Через шесть дней наступление замедлилось, потом остановилось, что позволило противнику перебросить силы с юга и танковым ударом окружить наши войска в районе Рославля. Сам Качалов погиб в одном из боев, прорываясь из окружения, возле деревни Старинка, в 16 км севернее города. Все закончилось 4-го августа, когда за двое суток котел был ликвидирован. В плен попало больше десяти тысяч человек. Комисаров, командиров и евреев расстреливали на месте. Удалось спастись тем, кто успел спороть нашивки и знаки различия, и на кого не указали предатели. Пленных гнали колонами на запад, не давая ни воды, ни еды. Попить удавалось только при пересечении водных преград и на коротких ночевках. Отставших добивали штыками. Вчера вечером, группе военнопленных примерно в сто человек, посчастливилось бежать. Так они думали, пока не поняли, что лес в котором они скрылись, оказался ловушкой. Как только рассвело их переловили, отобрали командиров, а остальных беглецов уложили в колеи на дороге и пустили танки. Все остальные пленные смотрели на казнь со стороны, а потом их заставили пройти по этой дороге и останкам товарищей. В отношении командиров было объявлено, что они будут умерщвлены особым способом и передали их данной команде.

Оставшиеся в живых немцы подтвердили, что они специальная группа, в задачу которой входило «приведение населения присоединенных территорий к повиновению». Проще говоря, это были каратели, причем ни какие не войска СС, а обыкновенные армейцы. В каждом населенном пункте, после занятия его армией Вермахта, эти бравые ребята сразу выявляли коммунистов, спрятавшихся бойцов и командиров Красной армии, а чаще просто тех, кого удавалось поймать на улице и вешали. Их командир называл это «акции устрашения», запечатлевая на фотоаппарат каждую. Вообще фотографироваться на фоне трупов стало для немцев какой-то больной идеей. Они отсылали эти фотографии домой как поздравительные открытки. В полевой сумке офицера нашлась большая подборка подобных снимков. А на сегодня у этой команды планировался выходной с развлечениями. Старший группы решил опробовать новый вид казни, повешение стало казаться ему банальным. Последнее время он загорелся идеей издать книгу, а точнее пособие для бедующих хозяев этих мест, как правильно привить строптивым недочеловекам послушание. Короче еще один свихнувшийся на почве расового превосходства садист.

Один из немцев с тяжелым ранением, понимая, что долго ему не протянуть, отвечал на вопросы с фатальным спокойствием и полным безразличием к своей судьбе, сказывалась большая кровопотеря. Второй, имевший два легких ранения, отвечал быстрой скороговоркой, сыпя не нужными подробностями, затрудняя перевод. Он очень старался быть полезным, часто повторяя, что он рабочий, из числа сочувствующих компартии Германии. Свою причастность к казням отрицал, говоря, что в группу попал случайно и совсем недавно. Когда из пачки фотографий я показал ему ту, на которой он штыком протыкает живот повешенной за ноги женщине в военной форме, он страшно завыл на одной ноте, а потом забился на земле как эпилептик. Жалеть его ни кто не собирался, и один из бойцов, примкнув штык, пригвоздил его к земле.

Мы стали богаче на две единицы транспорта, десяток карабинов, два автомата МП-38 и один пулемет МГ того же года выпуска. В кузове автомашины под лавкой у переднего борта нашелся десяток канистр с бензином, закрепленных «по-походному». А так же ящик гранат с деревянной ручкой «колотушка» и два ящика тушенки, причем нашей отечественной. Судя по весу, около тысячи патронов почему-то были пересыпаны в наш вещмешок. Сама машина мне понравилась. Трехосная «Шкода» в безкапотном варианте, с вместительным кузовом. В кабине был саквояж офицера, в котором обнаружился фотоаппарат, проявленная пленка, две заряженные кассеты, несколько бумажных пакетов с фотографиями, аналогичных уже просмотренным. Он точно больной извращенец, но пусть с этим другие разбираются. Передам в политотдел, такое лучше любой пропаганды будет, или пусть до Нюренбергского процесса полежат. Но самым ценным для нас оказались карты. Причем не только нашего района, но и фронтовые с обстановкой вокруг Смоленска, с нанесением точного расположения частей, как немецких так и наших, в том числе и окруженных. Особый интерес у меня вызвало происходящее в районе Духовщины. Местность там лесисто болотистая, дорог и населенных пунктов мало, а расположение войск напоминало слоеный пирог. Юго-западней Холм-Жирковского километрах в десяти от линии фронта, в немецком тылу была обозначена наша крупная часть. Или плацдарм захвачен для наступления, или очередное окружение, так сразу не поймешь, а спросить не у кого. Но направление для поиска перспективное, судя по отметкам на карте, в том направлении и пробивается большинство окруженцев. Значит, начало поисков нам нужно перенести километров на пятьдесят-семьдесят северо-восточнее, ближе к Рудне. А раз появился дополнительный транспорт, нужно вернуть вторую часть нашего отряда, надеюсь, далеко они не ушли. К тому же немцы если и ищут нас, то в ориентировке указана одинокая машина, а теперь мы пусть маленькая но колона и подозрения вызывать должны гораздо меньше.

Спросил у Михея, имеется ли возможность срезать путь и перехватить ушедшую группу. В карте он оказался не силен, но его толковое объяснение я смог увязать с топографией и показал бойцам, направляемым на поиск, место где они могут догнать товарищей. Михей же подсказал, что путь можно сильно срезать, через озеро, распложенное в километре от его хутора.

— Я же в колхозе рыбаком числюсь, — говорил он, помогая разобраться в карте, — иначе давно бы в деревню переселили. Артель собирать для ловли, смысла нет. Озера здесь не крупные, хотя рыбы много, я ее сам ловлю, солю, вялю, потом в заготконтору сдаю. Жена ягоду собирает, здесь места знатные. Дед моего деда рассказывал, что раньше тут озеро одно было, но большое. Потом зарастать стало, местами в болота превратилось, а со временем и они лесом покрылись. Только самые глубокие места озерами и остались, от того в них и не купается никто, сразу от берега омут. Мое озеро глубиной метров десять не меньше, а островок, что на нем есть, это кусок суши, что в давние времена оторвался и какое-то время плавал, пока корнями за дно не зацепился.

— Да как такое может быть-то, — спрашивает кто-то из бойцов, — где это видано, что бы земля по воде плавала.

— Да здесь у нас и бывает. Места у нас такие. Как-то помню, еще пацаном был, вода в тот год сильно упала, и стало видно, что берег прямо над водой нависает. Я же говорю, раньше здесь везде озеро было, потом трава поверху наросла, корнями переплелась и почву образовала, а потом уже и деревья выросли. А не верите, так вон на тот берег идите, там до сих пор земля под ногами «играет», идешь, а она прогибается. Это земля еще силу не набрала. Мы-то там не ходим, место гиблое, ведьмина тропа называется.