Я уже вытоптал приличный участок травы, когда мне, наконец, протянули готовый ответ. Практически вырвав лист из руки Емельянова, впился глазами в текст. Вначале шли ожидаемое подтверждение и благодарность за выполненные задания, и предоставленные сведения. А затем, вместо назначения точки перехода, инструкции и условных обозначений для преодоления линии фронта, шло указание выдвинуться к урочищу Прудище и в условленном месте ожидать разведывательно-диверсионную группу. При себе иметь захваченные карты, документы и по возможности «языка». При этом рекомендовалось «базу» оставить за собой и продолжить сбор информации.
Решением командования, максимально воспользоваться ситуацией я, если честно остался не очень доволен. Понять руководство можно, но от этого не легче я, то настроился на выход к своим. Приказы не обсуждаются, а выполняются, поэтому дал себе полчаса на раздумье и сказал собираться командирам на совещание. Место под навесом самое удобное, и воздух свежий и посторонний незаметно не подойдет. Прикинул по карте, что до этого урочища около семидесяти километров, но это по прямой. В этой лесисто-болотной местности прямых дорог для транспорта нет, придется поколесить. И ехать придется мне самому. В шифровке на это прямо указано, хотят убедиться, что я жив, здоров и не под контролем.
— «Там, где пехота не пройдёт, и бронепоезд не промчится, тяжёлый танк не проползёт — там пролетит стальная птица», — напевал я, дожидаясь подхода товарищей, и вяло раздумывая над тем, что может лучше взять коней, да вспомнить молодость. Нет, далеко слишком. На треть превышает суточную норму марша для кавалерии, а загонять животных жалко. Да и проще на машине, мы уже до того обнаглели, что Яша отчитал вчера пост, посмевший его остановить. Оказывается, он выбил для нашей машины спецпропуск, который крепился к лобовому стеклу, прямо как в мое время. Бойцы в лицах пересказывали эту сцену друг другу, гордясь своим командиром. Будет еще одна байка-анекдот когда все-таки к своим выйдем. А Яшу точно ждет карьера разведчика. Когда все собрались, я довел полученное сообщение, сопроводив своими комментариями. Потом приступил к постановке задач.
— Яков, ты обещал новые карты. Необходимо получить и желательно еще и большую штабную, можно даже со старыми отметками.
— Кто же мне такую даст, в лучшем случае сшивку двадцатикилометровок.
— Хорошо, бери, что дают. И что там у тебя с твоими немецкими друзьями, а то я после вражеских порошков все пропустил.
— У Клауса, это связист, — поясняет он, увидев наши удивленные лица, — какие-то проблемы намечаются. Завтра к нему кто-то из начальства заехать должен. С проверкой и как водится «пистон вставить». Вот он и убивается, что дорогого гостя не может умаслить вкусным обедом. Здесь только столовая есть, да еще пивная для солдат.
— Сможешь уточнить, насколько гость важный? Нам скоро «язык» понадобится и лучше работать наверняка, а не хватать первого встречного офицера.
— Спрошу, конечно. Только как интерес мотивировать?
— Если действительно «гусь жирный», то можешь смело обещать достойный стол, уж шашлычок под коньячок, на фоне живописной природы, я обеспечу. Главное, что бы толк был. А ты, Кирьян, — обращаюсь к лейтенанту, — возьми бойцов и прокатись по округе, присмотри пару мест, где вражину по тихому захватить можно будет. С этим решили, что дальше?
— С интендантом все нормально, жадный конечно, но если, нам что-то еще понадобится, он вопрос решит, в пределах своей компетенции, конечно.
— Вчера, перед сеансом связи, вроде мы беженцев предупредить собирались, — вспоминаю о планах интенданта по обогащению.
— Опоздали, — мрачно говорит лейтенант, — местные постарались. Всех убили, даже детей не пожалели.
— Откуда известно, что местные?
— Да точно деревенские. Приехали на двух подводах, согнали всех в кучу, заставили раздеться, что бы одежду не портить, даже исподнее забрали. Потом кого вилами, кого топором. То ли патроны берегли, то ли шуметь не хотели. Хозяев тоже убили, скотину увели, а тела в канаву сбросили и ветками накрыли. Немцы бы по-другому поступили, закрыли всех в сарае и сожгли.
Помолчали, переваривая услышанное. И откуда в людях берется такая звериная жестокость. Ведь это же наши граждане, все в школах учились, книжки читали о добре, мире, справедливости. Но вот пришла беда, и кто-то последнее отдает, рискуя жизнью, раненых прячет, а кто-то за тряпки женщин и детей режет. И ведь наверняка оправдание себе какое-нибудь придумали, вроде того, что вера или национальность другая, а значит, все простится. Вот так рассуждаешь о зверинной сущности фашизма, национализма и талибанов всяких, а тут простые крестьяне, проявляя хозяйственность, что бы вещи не пропали, два десятка женщин и детей как скотину покололи и домой спокойно поехали. Мерзко на душе, хочется найти их и предать лютой смерти. Расследовать это дело по «горячим следам» при других обстоятельствах труда бы не составило, но мы не можем привлекать к себе внимания. Но это не значит, что история забудется, обязательно сообщу, куда следует, и пускай после войны, но тех, кто это сделал, найдут, если их раньше партизаны не достанут. А может, и фрицы грохнут, они конкурентов в деле ограбления покоренных территорий не потерпят.
— Давайте выезд на встречу с разведгруппой обсудим, погибших потом помянем, — возвращаю всех к обсуждению планов, — у кого карта этого района.
Состав группы я определил сразу, включив в нее уже проверенных пограничников, единственным исключением стал боец, владеющий языком, на случай встречи с патрулем. Документы у нас железные, Яша постарался, но общаться с немцами кто-то должен. Политрук порывался ехать с нами, но здесь на месте он нужнее. Вся пятерка бойцов была жива, здорова, так что их позывные я менять не стал. Жалко Скаута нет, успел я привязаться к этому броневичку, но и Шкода не плохая машина. Старшине дал команду лишнее из кузова убрать, а все не лишнее закрепить по походному. Затем подумал и приказал все трофейные карабины, один пулемет, ящик патронов и два десятка гранат, а так же часть продовольствия приготовить для закладки на длительное хранение, пора и о будущих партизанах подумать. Время, пока на условленное место подойдет связной, у нас будет. Я планировал выехать заранее, что бы иметь возможность осмотреться на местности, как говорится: «Доверяй, но проверяй». Не хотелось бы угодить в засаду. А я в это время по окрестностям пройдусь, а что бы парни не томились без дела, пускай пару схронов оборудуют.
До обеда тянулась рутина. Политрук сам сев за руль мотоцикла умчался по своим немецким друзьям. Емельянов на другом поехал искать место под возможную засаду. Мысль взять в качестве языка проверяющего, нравилась мне все больше. А я, коротая время, ругался со старшиной. Если по оружию вопросов не было, и бойцы добросовестно готовили немецкие карабины к консервации, то за продукты он бился как лев. Тушенку заменил на рыбные консервы, макароны и гречку на перловку, в банку с подсолнечным маслом вцепился обеими руками, а сахар отказался отдавать категорически. Даже бочонок с горбушей стал спором.
— Вот зачем он нам нужен? — пытался я его увещать, — это же армейский посол, рыба соленая до невозможности.
— Она полезная, — отстаивал он свою линию, — не зря же нам ее только по выходным, в качестве доппайка давали, и то по кусочку.
— Зато у нее тара герметичная, — привел я очередной довод.
— Уже нет, — он радостно оскалился, — сегодня утром вскрыли на пробу, вдруг пропала, такая жара стоит.
Наконец, мне это надоело.
— Ладно, поигрались в рачительного старшину и доброго начальника, а теперь слушай приказ. Вот эти ящики, мешки, коробки и банку с маслом подготовить к транспортировке. Выполнять!
— Слушаюсь, — ответил он сразу загрустив.
На момент мне показалось, что по его щеке скатится скупая мужская слеза, но я ошибся. Чувство долга и сила воли победили жадность.
Незаметно время подошло к обеду. Это немцы кормятся два раза в день, а у нас полноценное трехразовое питание. Пожилая женщина, внушительной комплекции, готовит на всех, задействуйя одну из летних кухонь, но используя наши большие котлы. Продукты естественно тоже наши. Хватает всем, в том числе и пятерке местных мужиков, с утра уезжающих в поля, а иногда и остающихся там ночевать. Еду им возит четырнадцатилетний парнишка, остающийся дома «на хозяйстве» и в помощь женщинам. На самом деле он приглядывает за нами, как бы чего не сперли и девок не обижали. Впервые за последние дни, я получил полноценный обед, без всяких ограничений и оглядок на самочувствие. Мы с командирами сидели за «совещательным» столом и, наслаждаясь вкуснейшим борщом, обсуждали текущие проблемы.
