Построив пограничников и остающихся с нами красноармейцев, я довел, что вечером выдвигаемся к передовой. Рейд объявлялся боевой операцией. Поэтому приказал перетрясти свои вещмешки и избавиться от всего лишнего. С собой разрешалось брать смену белья, запасные портянки, продукты из расчета на трое суток и по два боекомплекта. Причем боекомплект в том понятии как это я понимал, а не три десятка патронов к винтовке, как прописано в уставе. Я привык, что боекомплект это четыре магазина к АКМ и три сотни пачками в рюкзаке, при наличии разгрузки рожков можно брать и больше. Наличие полудюжины гранат обязательно. К сожалению «лимонок» у нас не так много, но и немецкие «колотушки» сгодятся. Дополнительный боезапас, как и один 50-мм миномет будут находиться в кузове, но все должны быть готовы немедленно покинуть транспортное средство и продолжать движение самостоятельно. Контроль за выполнением возложил на лейтенантов. Каждого за своими подчиненными.
Тех же, кто остается, вместе со старшиной повел перетряхивать имущество, так как до сих пор точно не знал, что у нас имеется. Партизаны охотно присоединились к нашему «раскулачиванию». Особенно обрадовались нашим большим котлам, так как это снимало необходимость готовить малыми порциями или вообще самостоятельно. Старшина в этот раз совсем не препятствовал тому, что отряд расстается с продовольствием, а тихо и незаметно радовался каждому отложенному в сторону мешку или отставленному ящику. Отдельно по описи принял у него на хранение ценности.
После обеда вернулась наша машина, причем не пустая. Младший политрук опять удивил, умудрившись получить продукты по фальшивым накладным. Опять партизанам пришлось таскать мешки от стоянки до лагеря через лес. Майор был доволен как обожравшийся сметаны кот, даже спрашивать не пришлось и так понятно, что авиация со своей задачей справилась. Не без скрытого злорадства, испортил ему настроение, сообщив о своем решении уходить. Его это явно не устраивало. Он уже включил нас в свои планы. Но все попытки надавить на меня или переубедить я игнорировал. Без прямого приказа от моего непосредственного начальника он, на уже принятое решение, повлиять не мог, а шансов получить такой приказ я ему не оставлял. Единственное, что он от меня добился, это оставить в его распоряжении Гольдшейна, который сам вызвался присоединиться к разведчикам. Немецкие марки тоже пришлось отдать, но по акту.
Наконец все организационные вопросы были закончены. До ужина еще успел поделиться с местными саперами некоторыми придумками в плане организации минных засад и установки мин ловушек. Перед расставанием поели горячего, попрощались и колонной по двое отправились к машине. Полуторку мы подарили партизанам, а мотоциклы я решил использовать. Оставаться без мобильной разведки в нашем положении не стоит. Лишившись младшего политрука, соваться на нормальные трассы я опасался, предпочитая дороги второстепенного значения. Но и самостоятельно двигаться ночью тоже опасно, нужно будет, как и планировали прибиться к какой-нибудь транспортной колоне.
Через пару часов блужданий по малоезженым дорогам, которые и «дорогами» сложно назвать, так плотно они заросли травой, я понял, что мы заблудились. Прикинув пробег машины и направление движения, попытался на карте найти наше местоположение, но толком так, ни чего и не вышло, в виду отсутствия приметных ориентиров. Закрадывалось нехорошее предчувствие, что мы где-то дали «круголя». Самое интересное, что в этом месте, где просто огромное количество озер, мы как то умудрились не встретить ни одного. А сейчас стояли посреди обширного поля, хотя по моим прикидкам должны находиться в лесу, причем как раз на берегу озера. Посовещавшись с лейтенантом пограничником, решили все-таки следовать дальше. Если честно, то и выбора у нас большого не было. Дорога то одна. Спустя какое-то время мы наконец-то выбрались на более-менее накатанную колею, правда, вела она на северо-запад. Возвращаться назад было глупо, и я дал команду продолжить движение, куда-нибудь да выедим. Сознаваться, во внезапно проявившемся топографическом кретинизме, посчитал не достойным командира. Оправдание, что я привык ориентироваться по карте, находясь на борту самолета, для человека, имеющего штурманское образование и окончившего год назад академию, просто смешно.
Уже в сумерках, после того как мы сделали короткую остановку, что бы оправиться и долить горючие, фортуна решила нам улыбнуться, показав мелькающие в стороне фары грузовиков. По быстрому закончив свои дела мы устремились следом. Колона явно шла в сторону фронта, и это совпадало с нашими планами. Скорость движения не превышала двадцати километров в час, ну так и нам торопиться не куда.
Все-таки европейские машины по уровню комфорта, даже в это время превосходят наши. Мягкое сидение и относительная плавность хода привели к тому, что я уснул. Деревянная лавка полуторки такого счастья мне бы не принесла. Когда машину встряхнуло на очередном ухабе я, открыв глаза, увидел, что за стеклом уже светает. Глянув на водителя, который из последних сил борется со сном и усталостью, дал команду искать съезд в сторону. Знакомство со старшим колоны не входило в наши планы. Но оказывается, я опоздал. Ночью был часовой привал, во время которого к нам подходил кто-то из начальства. Предъявленные документы сыграли свою роль, еще раз спасибо младшему политруку, и нас оставили в покое. По иронии судьбы наше предписание совпало с маршрутом колоны. Они тоже следовали к Дно. Получается, мы проехали около четырехсот километров, обогнув по широкой дуге противоборствующие силы под Великими Луками и оказавшись в тылу немецкой группы армий «Север». Так себе перспектива. Как говорится: «Хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах». Получается, перед нами окажутся части Северо-Западного фронта, а я там контакта не имею, что может повлечь за собой очередные проблемы.
Пока я размышлял, мы потихоньку отстали от впереди идущей машины и на первом же съезде, свернули налево в сгущающуюся утреннюю дымку. Проехав пару километров, дал команду остановиться, что бы осмотреться на местности и сориентироваться. Не успел размять затекшее тело, как из-за кузова на меня выскочил немецкий офицер и стал что-то тараторить, размахивая руками. Агрессии он не проявлял, но от неожиданности я растерялся и, действуя на одних рефлексах, ухватил его за рукав и, дернув на себя, подсечкой свалил на землю. Затем взяв руку на болевой, уселся сверху, прижимая его коленом к земле. Боец, ехавший со мной в кабине, сорвал с плеча автомат и бросился в сторону, откуда появился фриц. Заворачивая за задний борт, он выдохнул: «К бою». И я услышал, как из кузова стали выпрыгивать бойцы, бухая сапогами о землю.
На наше счастье за нами увязалось всего две машины, ориентирующиеся в утренних сумерках по нашим задним огням. Без стрельбы обойтись не удалось. Немцы, после остановки, вышли размять ноги, и пусть их было меньше — всего два отделения, успели схватиться за оружие. Однако подавляющие огневое преимущество автоматического оружия решило вопрос в нашу пользу. Оставшихся в живых быстро скрутили.
Быстрый допрос показал, что это саперный полувзвод, приданный немецкой части, направляющийся к Лужскому укрепрайону, о который противник безуспешно бьется вторую неделю. В предрассветной дымке они, ориентируясь в колоне на нашу, впередиидущую машину, свернули следом. Лейтенант бежал ко мне, что бы показать на карте, что мы сбились с маршрута. Об обстановке на передовой он обладал только поверхностными знаниями. На фронте от Шимска до Луги идут упорные бои. Под Шимском намечается успех, угрожавший на южном фланге прорыв под Старой Руссой, блокирован. Зато на северном участке фронта наметился серьезный успех. На Кингисеппском направлении оборона прорвана, и танковые части двинулись к Ленинграду. С этой стороны, между Лугой и Финским заливом сплошной линии фронта нет с обеих сторон. Нормальных карт у пленных не оказалось, да и имущество, находившиеся в кузовах не заинтересовало. К чему нам два десятка лопат и кирок или почти полста пятикилограммовых деревянных ящиков с взрывчаткой, играющих здесь роль противотанковых мин.
