– Почему?

– Да как можно угарный газ в баллон закачать? Ты химию в школе учил? Нет, наверное, скафандр его задушил…

Лион подумал и сказал:

– Если задушит, то родителей жалко. А если ничего ему не будет, то он словно не наказан совсем.

– Ну и что?

– Мне кажется, все эти истории взрослые сочиняют, – предположил Лион. – Чтобы дети не делали глупостей: номеров кредитки не называли, с воздухом не баловались… Слушай, точно не душно?

Я настороженно посмотрел на мешочек:

– Да нет, вроде ничего.

– У нас с самого детства объясняют, что с воздухом шутить нельзя, – сказал Лион, будто извиняясь. – Это такая штука… Стихи заучивают… «Если ветер стены рвет и сирены грохот, каждый знает – это вот для прогулок плохо. Затянула пена течь. И сирена смолкла. Это значит – можно лечь отдыхать на полку».

– На Карьере тоже учили! – обрадовался я. – «Если ты увидел щель, дырочку, каверну, ты, конечно, знаешь сам – это очень скверно!» А про мальчика, который увидел пробоину и заткнул ее рукой?

– Угу, – подтвердил Лион.

Мигнул и снова загорелся свет.

– Что это? – испуганно спросил Лион. Глянул на часы. – Тиккирей, три минуты осталось!

Мы вытянулись на циновках и замолчали. Теперь, когда мы не отвлекались разговором, сразу стали заметны легкие покачивания корабля. Гравикомпенсаторы не могли до конца погасить болтанку.

– Уже в атмосфере идем, – сказал Лион, будто я сам этого не понял. – Ой, что сейчас будет…

Капсула будто встала на дыбы – это Тьен сместил вектор гравитации.

А в следующий миг под нами раскрылись броневые створки люка и капсула выпала в пространство.

Тихо. Очень тихо.

Оказывается, шум окружал нас постоянно. Даже в закрытой капсуле гул механизмов проникал сквозь лед.

Теперь осталось лишь наше дыхание.

А под нами лежала планета.

Уже никакой не шар, присыпанная стружками облаков желто-зеленая равнина – хотя и видно было, как на горизонте она закругляется, уходит вниз. Солнце Нового Кувейта вставало из-за горизонта где-то у нас под ногами, и ледяной корпус искрился будто хрусталь.

– Ух ты… – прошептал Лион.

Звезды здесь еще были яркие, колкие, как из космоса. И капсула шла ровно, без тряски, но что-то подсказывало – мы уже не на орбите, мы на посадочном курсе.

– Невесомость – это здорово, правда? – спросил Лион.

Я не ответил. Я даже и не понял сразу, что наступила невесомость, что мы болтаемся в крошечной ледяной пещерке, закрепленные смешными травяными веревками. Я смотрел на корабль фагов, который стремительно уходил вперед и вниз, такой крепкий и надежный корабль…

– Тиккирей!

– Чего?

– Ты что, заснул? – Лион завертелся, заглядывая мне в глаза. – Глянь, как круто! Вон Солнце!

– Какое солнце?

– Земное, откуда все люди появились… вон, смотри!

Я посмотрел. Звезда как звезда, ничего особенного.

– Я хочу побывать на Земле, – сказал Лион. – Обязательно съездить в Австралию, в Житомир и в Лондон. А еще я хочу побывать на Эдеме… вон, гляди, это там… нет, не видно, за горизонтом… а где Авалон, видишь?

По-моему, он все-таки немного трусил и поэтому стал болтать без умолку. Но я не стал это говорить, и минут пять мы разглядывали созвездия, обсуждая, какие планеты наши, а какие принадлежат Чужим. А солнце Нового Кувейта поднималось все выше и выше, уже приходилось щуриться от ослепительного сияния, заливающего капсулу. Я подумал, что нам не помешали бы темные очки. Даже фаги не могут предусмотреть все.

– Видишь, мы развернулись? – возбужденно выпалил Лион. – Атмосфера тормозит… мы сейчас километрах в пятидесяти… нет, повыше…

– Мы точно успеем сесть?

– Успеем!

Теперь капсула летела, развернувшись донцем вперед. И лед на нижней стороне капсулы мутнел, оплавлялся. Нестерпимый солнечный свет ослаб, словно пропущенный сквозь матовое стекло.

Наверное, фаги на самом деле не ошибаются.

Невесомость исчезла – так же незаметно, как и появилась. Нас прижало к циновкам. Вначале слабо, потом – словно на нормальной планете.

– До четырех «g» будет, – сообщил Лион. Зачем – непонятно, я и сам это знал. Нас проверяли на перегрузку.

– Скорей бы…

– Перегрузка?

– Да сесть бы скорее!

Нас придавливало все сильнее и сильнее. Потом я почувствовал легкую вибрацию. И свет стал ярче, только уже не солнечный, а с каким-то режущим глаза красноватым оттенком.

– Все, вошли в атмосферу, – прошептал Лион.

Я повернул голову, посмотрел на донце капсулы. Оно совсем помутнело, но все равно было видно пламя – будто пышная огненная подушка, пляшущая перед нами. Пламя переливалось, обтекало капсулу, трепетало. За нами уходил вдаль короткий огненный сполох.

– Не… не засекут? – спросил я. Было страшновато. Всего полметра тающего льда отделяло нас от плазменного облака!

– Не должны, мы специально в зоне рассвета садимся, – ответил Лион. – Здесь активное солнце… помехи на радарах, и на глаз тоже трудно заметить…

Свет начал угасать, и снова вернулась невесомость. Это был первый рикошет – мы скользнули по атмосфере, гася скорость, отскочили, будто плоский камешек от поверхности воды, и начинали новый спуск.

– Страшно, – признался я, даже сам удивившись своим словам. – Лион, тебе что, совсем не страшно?

Он ответил не сразу, но все-таки неохотно буркнул:

– Есть немного…

Вокруг капсулы снова расцветало пламя. На этот раз тряска была куда сильнее, капсула вибрировала, будто старая машина на плохой дороге. И перегрузка была посильнее.

И снова на несколько минут капсула выскользнула из атмосферы, готовясь к последнему «нырку».

– Тиккирей… – Лион повернулся ко мне. – Знаешь, что я сейчас подумал? Вот найду я родителей… приду к ним… а они меня не узнают.

– Да с чего бы?

Он засмеялся. Но лицо у него осталось невеселое.

– Вот у меня сон прошел, и я понимаю, что это только сон… А как у них? Может быть, они верят, что этот сон – взаправду? Тогда они думают, что их сын Лион вырос давным-давно. А мне скажут: «Мальчик, ты, наверное, болен».

– Родители никогда так не скажут.

– Думаешь? – небрежно спросил Лион.

– Точно.

– Ну им же мозги промыли…

– Все равно. – Я постарался говорить увереннее. – Может быть, твой братишка тебя не узнает. Или сестренка. А родители узнают.

Кажется, Лион успокоился. Улегся поудобнее – вновь накатывала тяжесть. Сказал:

– А ведь малышам не могло то же самое сниться. Ну как бы они все поняли? Значит, для них был свой сон. Детский. Такой, чтобы всякие зверюшки, детские приключения… Наверное, в мультиках своя программа была.

– Найти бы того, кто все это сделал, – пробормотал я.

– И голову оторвать. Обязательно найдем, – кровожадно пообещал Лион. – Только бы сесть хорошо…

Он тоже боялся…

Третий вход в атмосферу был последним. Теперь перегрузка придавила нас по-серьезному, так что не пискнуть. Воздух вокруг капсулы превратился в сплошной огненный клубок. Капсула тряслась и трещала, лед шел какими-то разводами… это выплавлялись лишние участки, чтобы получились лопасти, я знал, но все равно было жутко.

А потом огонь угас, перегрузка отпустила, и мы увидели под собой планету. Уже совсем по-обычному, будто с самолета. Капсула скользила в воздухе, плавно снижаясь, но пока вовсе не собиралась вращаться.

– Мы еще высоко, – предположил Лион, угадав, о чем я думаю. – Или…

Уж не знаю, что за «или» могло быть. Нам повезло. Лион привстал, разглядывая поверхность через боковые стенки, а не через матовое днище, капсула качнулась – и плавно закружилась.

– Ура! – завопил Лион. – Заработало!

Сейчас наша капсула уже не была такой аккуратной линзой, как раньше. Сверху и снизу часть льда выплавилась, испарилась, так что по форме она стала словно семечко клена. И мы внутри ледяной крыльчатки вращались все быстрее и быстрее…

Вначале было весело. Мир кружился вокруг, кругами носилось по небу солнце, ровный гул рассекаемого воздуха перекрывал наши радостные крики.