И сразу расхочется думать.

– Отпустим этого человека? – спросила Инна Сноу. Посмотрела вверх, на парящий флаер – темная вуаль легла ей на лицо, рисуя контуры. Толпа ахнула, будто желая рассмотреть лицо госпожи президента. – Пусть убирается к своим хозяевам, верный пес Императора. Пусть передаст им наше презрение, нашу волю, нашу силу. Отпустим?

– Да! – взвыла толпа. У меня даже заломило в ушах. Мужик, подсадивший меня, прыгал будто ребенок и махал руками. Я начал заваливаться, он меня поддержал, ссадил и радостно крикнул:

– Как она добра! Мальчик, как она добра! Как добра!

– Ты псих с отмороженными мозгами, – сказал я. Он все равно ничего не слышал – тут же забыл обо мне и принялся махать руками. Вокруг бесновались. А на помосте уже снимали петлю с шеи Тьена, опускали вниз – прямо в толпу – деревянную лесенку.

– Пусть уходит, – вновь сказала Инна Сноу. – Пропустите его, граждане. Не дотрагивайтесь до него. Пусть уходит на космодром, садится в свой корабль и улетает. Никто не должен коснуться его!

Сянь Тьен терпеливо ждал. Ему разомкнули кандалы на руках и ногах. Он потер кисти, потом подошел к Инне Сноу. И что-то сказал. Слов не было слышно, а вот ответ владетельницы – да.

– На меня не действует ваша психотехника. Я сниму вуаль в тот день, когда человечество скинет ярмо Императора и объединится в одну семью. Уходи, фаг. Уходи к своим хозяевам.

Тьен пожал плечами. И неторопливо спустился с помоста. Толпа расступилась, освобождая вокруг него пятачок. Тьен огляделся. Пошел – и круг пустоты вокруг двинулся вместе с ним. Люди шарахались, будто фаг сам был болен язвенной чумой.

Я не заметил, кто плюнул первым. Их сразу же стало слишком много – тех, кто плевал в Сянь Тьена, пытаясь попасть в лицо.

Тьен будто не замечал плевков. Просто шел. Прямо на меня. И круг пустоты шел вместе с ним.

Я дернулся, пытаясь уйти с его пути, но было уже поздно, толпа спрессовалась, и меня вытолкнуло прямо перед Тьеном – в беснующийся, орущий, плюющийся будто паршивые дети ряд. Взгляд Тьена скользнул по мне, ничуть не изменился, но я понял – он меня узнал.

Набрав полный рот слюны, я плюнул в Тьена. И завопил:

– Убирайся! Убирайся!

Потом меня вынесло в сторону, круг сдвинулся. Я плюнул еще раз, в спину Тьену.

Мне еще никогда не было так гадко.

Значит, вот оно как – быть фагом?

Стоять с петлей на шее, пока про тебя врут, нагло и беззастенчиво, играя словами и обвиняя во всех грехах, – это тоже «быть фагом»?

Идти оплеванным через ревущую толпу, задыхаться в чужих слюнях?

Плевать в лицо другу?

А если бы это был Стась?

Не хочу быть фагом!

И ненавижу тех, из-за кого фагам приходится быть такими!

Я все понимаю, я не маленький. Император тоже виноват, что слишком верит советникам и не борется с несправедливостями вроде тех, что у нас, на Карьере.

А Инна Сноу, может быть, и впрямь хочет всем на свете добра и потому врет.

Но то, что она сейчас сделала, – это не милосердие.

Это подлость.

Потому что она знала – в Тьена станут плевать. Она не казни для него хотела, потому что казнь одного человека – это и впрямь ничто, когда воюют планеты. Она хотела унижения для фагов, Империи, самого Императора.

Когда она назвала Тьена псом Императора – она хотела войны. Ей для чего-то нужна настоящая война! И такая, чтобы агрессором выглядела Империя!

Зачем же ей это нужно?

– Тиккирей! – Лион схватил меня за локоть. – Я тебя п-потерял!

Его всего колотило, будто больного. Толпа вокруг бурлила, а Лион накрепко вцепился в меня и смотрел с ужасом.

– Ты понял теперь? Да? Понял? – кричал он.

– Понял! – ответил я. – Лион, успокойся! Все уже кончилось!

Да, для нас все кончилось. Для Тьена – только начиналось. Вечером мы увидели в новостях, каким он дошел до корабля – в живом коридоре, в круге пустоты, в харкающем человеческом кольце.

Но сейчас мы крепко держались друг за друга, а нас мотало и мотало в толпе – вежливой, внимательной, заботливой толпе, где все готовы были поддержать двух мальчишек, которых иначе могли затоптать.

На улице, по пути к колледжу, Лион немного успокоился. Только ругался без остановки:

– Ты видел, как она толпу завела? А с нами она что сделала? Ты ведь тоже кричал, я слышал!

– Она говорила особым образом, – объяснил я. – Фаги тоже так умеют… когда отдаешь приказы – и тебе подчиняются. Только фаги вроде бы не могут сразу целую толпу убеждать. И на нее совсем не подействовало… ты понял, что Тьен пытался заставить ее снять вуаль?

– Ха, толпа! – презрительно фыркнул Лион. – Отморозки!

– Я не отморозок, – поправил я. – Да и ты тоже. А мы кричали.

Возле мусорной урны Лион заметил пустую банку из-под имбирного эля. Нагнулся было, чтобы подобрать, но передумал, воровато огляделся, скорчил гримасу и изо всех сил пнул банку. Банка загрохотала так противно, как умеют грохотать только пустые пластиковые банки.

– Ну и глупо, – сказал я.

Я шел, засунув руки в карманы, и мне вовсе не хотелось пинать банки, бить стекла и ругать президента Инну Сноу. Это глупо, это вроде братишки Лиона, что топтал машинку. А мы не просто дети, которым не нравится Федерация Иней и ее президент. Мы разведчики. Помощники фагов.

– Императору надо воевать, – сказал вдруг Лион. Посмотрел на меня – лицо у него было будто каменное. – Ничего с ними не сделать. Ее все будут слушаться. Надо воевать.

– А твои родители? – спросил я.

Лион растерянно моргнул.

– Они ведь будут воевать за Иней, – напомнил я. – За Инну Сноу. Твой братишка будет воевать, и сестренка. И твой отец пойдет на войну. А мать станет вкалывать на заводе или на шахте.

– Я попрошу, чтобы их эвакуировали… и промыли им мозги, – жалобно сказал Лион. – Ну что, жалко разве фагам?

– Фаги ничего не делают из жалости, – напомнил я. – Это только Стась немножко не такой, как все.

– Тогда надо тебе улетать, – сказал Лион. – Все уже понятно. Будет война. Император таких оскорблений не стерпит, он хоть и старенький, но гордый. Ты улетай и расскажи всем, что мы поняли. А я останусь с родителями.

– Ты останешься в колледже, – поправил я его. – И тоже ничего не сделаешь. Да и что мы поняли?

– Что Инна Сноу хочет воевать с Империей, – сказал Лион.

– Она что, дура? – спросил я. – Ты сам подумай, какой флот у Империи и какой у Инея! Сколько планет у Императора, сколько у Инны Сноу! Ну ладно, тут она всех отморозила, они за нее в огонь и в воду пойдут. Ну так с остальными этот фокус уже не пройдет! Радиошунты у всех отключены, программу просто так не запустить. Даже если зараженные остались, их теперь вылечат. Как она воевать собралась? У нее что, есть чудо-оружие? Какой-нибудь луч смерти, как в кино? Раз – и все звезды погасли, и все звездолеты сгорели…

Лион поежился:

– А если и впрямь есть? Может, она только повода ждет, чтобы Император первым напал?

– Зачем?

– Чтобы Чужие не считали ее агрессором, например. Я вот помню по своему сну, там ведь не только мы с Империей воевали, нам еще немного помогали халфлинги…

Он осекся, с ужасом глядя на меня. Я схватил Лиона за плечи:

– Ты это сказал фагам?

– Н-не помню. Кажется…

– Что «кажется»?

– Кажется, сказал…

– Блин, – только и смог я выдавить. – Вот в чем все дело! Она договорилась с Чужими! Может, и впрямь с халфлингами, а они же воинственные, как все недомерки. И когда Империя нападет на Иней, то халфлинги вступятся… у них военных кораблей до черта! И тут такая месиловка начнется!

– Надо передать фагам, – сказал Лион.

– Как? Письмо отправить на Авалон? – ехидно спросил я.

– А что, можно и письмо… зашифрованное.

– Еще бы кто-нибудь сказал нам шифр.

Мы постояли, растерянно глядя друг на друга.

А потом Лион сказал:

– Слушай, какого черта нас отправили без всякой связи?