– Что вы с ним сделали? – закричал я. – Гады!

За спиной послышался грохот. Держа Лиона на весу (тяжелый, черт!), я смотрел, как валятся наземь охранники. Броня гремела по металлу, будто уронили десяток кастрюль.

– А вот и конец мятежа, – сказал Стась. И уже другим голосом, спокойным, но чудовищно усталым, добавил: – Тикки, спасибо. Они потеряли двое суток из-за твоего появления на планете. Флот успел вывести ретрансляторы ко всем планетам Инея.

И Снежинская, и Нейдже, и клоны-мужчины стояли сейчас с оружием в руках, и бластеры были направлены на нас. Но Стась будто не видел оружия. Он продолжал, обращаясь теперь к мятежникам:

– Вы слишком самонадеянны, Аделаида Снежинская. Ваша программа психокодирования была расшифрована и проанализирована. Был составлен ключ-сигнал, запускающий ее снова… но уже с обратным знаком. Все ваши подданные спят и видят сны. Сны об отвратительной Инне Сноу, ведущей войну против доброго и справедливого Императора.

– Это невозможно! – крикнула Снежинская. – Мы предполагали такие действия, пользование радиошунтами запрещено, вы не могли подать сигнал!

– Радиошунт невозможно отключить полностью, госпожа Снежинская. Радионасадка – часть главного процессора шунта. Отключается только антенна, но если сигнал очень мощный, антенна вовсе не нужна. Ключ-сигнал ловится на выводы шунта. Даже в помещении, как вы только что убедились. Империя задействовала старые корабли-ретрансляторы, законсервированные со времен последней войны.

Засмеялся Сашка, сидящий на полу. Захихикал старик Семецкий.

– Бросьте оружие, – сказал Стась. – Все кончено. Ваши опереточные ужасы больше никому не страшны.

– Это мы посмотрим, – прошептала Снежинская. – Тиккирей, Наташа… идите ко мне …

Ой…

Я не понимал, что происходит. Ноги сами понесли меня к «бабе Аде», к краю платформы, за которой угадывался чан, наполненный прозрачной зеленоватой жидкостью.

Это императивная речь?

Мне прикажут – и я прыгну в растворитель?

– Тиккирей, Наташа, стоять! – крикнул Стась.

Я остановился. И тут же шагнул вперед по приказу Снежинской. И снова встал. И снова пошел. Лицо Снежинской утратило всякое добродушие, теперь это была не старенькая бабушка, а разъяренная мегера. Да и директор Нейдже походила на сумасшедшую феминистку темных веков. Наташка, идущая рядом, испуганно озиралась, но тоже ничего не могла сделать. Только шевелила губами, будто пыталась позвать кого-то на помощь… деда?.. и не могла.

Снежинская захохотала. Мы все-таки шли к ней. Дергались, будто марионетки на привязи, но шли. Сейчас ей важно было рассчитаться со мной и Стасем, про власть над миром она уже забыла. Может быть, она надеется, что Стась покончит с собой, если мы погибнем на его глазах?

Может быть, так и будет…

– Не слушать никого, кроме меня! – вдруг приказала Нейдже. И к ушам будто вату прижали. – Идти к краю платформы и прыгнуть в чан!

Она сумасшедшая!

Да я не пойду!

Но ноги уже послушно тащили меня вперед. Я закричал.

И в этот миг что-то железное стремительно, с бешено крутящимися колесами промчалось между мной и Наташей, сбивая нас на пол, обдавая ветром и ревом мотора!

Рука старика Семецкого крепко сжимала джойстик на подлокотнике инвалидного кресла. Это и впрямь было очень старое кресло, оно управлялось не только нейрошунтом, но и вручную!

Я успел увидеть искаженное ужасом лицо Аллы Нейдже, плюющийся огнем бластер в руке Снежинской. А потом инвалидное кресло Семецкого врезалось в них пылающим болидом. Нейдже подбросило в воздух и швырнуло за край, а Снежинскую просто сбило и поволокло. Вперед, к кромке платформы.

Словно в замедленной съемке они перевалили через край, и в воздух взлетели прозрачные брызги.

Я повернул голову. Казалось, что все вокруг очень медленное, сонное. И Стась, резким рывком рвущий цепь наручников в том месте, куда попал его кровавый плевок, тоже казался неторопливым, солидным. Свободной рукой он ударил себя в пухлый живот, шелковая рубашка порвалась, выпуская наружу сверкающую ленту бича – мгновенно скользнувшего в рукав и разинувшего пасть-излучатель. Клоны-мужчины уже стреляли, рядом со мной протянулись огненные полосы, но из бича выплеснулась радужная волна, отражая заряды бластеров. Как-то очень неловко прыгнул Сашка, из ладони маленького фага что-то сверкнуло, прожужжало над самым ухом. Потом Сашка свернулся комочком и затих, а Стась перестал стрелять.

Клоны лежали почерневшие, обугленные. У одного из глазницы торчала маленькая золотистая стрелка – мне показалось, что она сделана из наручных часов, внезапно изменивших форму и растянувшихся.

А ноги несли меня к краю платформы. Приказ мертвой психопатки Аллы Нейдже еще действовал! Я оглянулся – Стась склонялся над Сашкой, Наташа лежала неподвижно. Ей повезло. Кажется, она просто потеряла сознание от страха.

Не хочу!

Теперь – точно не хочу! Все ведь хорошо кончилось! Мятеж провалился. Люди станут нормальными. Госпожу президента Сноу разыщут и повесят. Я не хочу прыгать в растворитель, я живой, я хороший, я хочу ходить в школу, играть в футбол и смотреть мультики! Не надо!

Я схватился за перильца над самым краем платформы. Подо мной, в огромном керамическом чане с прозрачной жидкостью, плавали три облачка серой мути… и тонкий, истончающийся и исчезающий на глазах каркас инвалидной коляски.

Не хочу!

Ноги шагнули за край, и я закрыл глаза.

Сильный рывок бросил меня обратно на платформу. Стась склонился надо мной, и я то ли прочитал по губам, то ли просто понял его приказ: «Не прыгать вниз!»

В мир вернулись голоса. Тонко всхлипывая, плакал маленький фаг Сашка. Орал на весь цех Стась:

– Не прыгать! Не подчиняться этим стервам! Не прыгать! Никогда не подчиняйся глупым приказам!

– А этот приказ не глупый? – прошептал я.

Стась обмяк и замолчал. На миг обнял меня. От него несло какой-то кислятиной.

– Чем ты плевался? – спросил я.

– Растворителем металла, – ответил Стась. – Для органики безвреден.

Он подхватил Наташу – та стала приходить в сознание и задергалась. Оттащил от края, уложил рядом с Лионом и Сашкой, гаркнув:

– Не прыгать в чан! Лежать тихо!

Пошатываясь, я подошел к ним. Стась возился с Сашкой – на животе у мальчишки чернела выжженная дыра, лицо было покрыто капельками пота. Стася он вроде как и не замечал, только бормотал:

– Детей остановить… приказ действует… прыгнут…

– Остановил, остановил… – успокаивающе прошептал Стась. – Держись, стажер… Тиккирей! У охранников на правом бедре карман с аптечкой!

– Сейчас… – Я бросился к безвольным телам. Злорадно пнул ближайшего, переворачивая на бок. Вытащил из карманчика аптечку, вернулся к Стасю.

Открыв футляр, Стась вколол Сашке подряд несколько ампул. Достал широкий металлический браслет, нацепил на руку. Браслет замигал тревожной красной лампочкой.

– Держись, – попросил Стась. – Не уходи.

– Стась… – спросил я.

– Что?

– Семецкий… он сильно мучился?

Стась помолчал. Потом сказал:

– Когда он проносился мимо меня, я успел заглянуть ему в глаза. Он уже был мертв, Тикки. Он умер, включая полный ход и направляя свою коляску тараном на врага.

– От чего умер? – не понял я.

– От старости. Он же был древний совсем, а последний месяц вел такую бурную жизнь… Тиккирей! Беги в помещения космопорта. Ищи лазарет, если остались врачи, которые не уснули, – сюда их! С носилками и реанимационным блоком. Запомнишь?

– Да! – крикнул я. Может, Стась и соврал мне про Семецкого. Но я не рискнул допытываться.

В этот момент Сашка открыл глаза. Мутно посмотрел на меня, прошептал:

– Салага…

– Сам такой! – радостно ответил я.

– Мне… уже пятнадцать. Стась… я прошел зачет?

– Если не умрешь, то зачет получишь, – жестко ответил Стась. – Понял? Иначе – отчисление посмертно. Мертвые фагами не становятся!

– Я постараюсь, – облизывая губы, ответил Сашка.