– Я придерживаюсь своего собственного распорядка, где бы ни находился. Но обычно я ложусь около полуночи.

При слове «полночь» по коже Амелии пробежали мурашки.

– А до этого?

– До этого? – Герцог внимательно посмотрел на жену, и в глубине его темных завораживающих глаз заплясали озорные искорки. – Если нет никаких других занятий? – Спенсер помолчал, давая Амелии время заполнить свое воображение мыслями об очень «ночных» занятиях. – И если я не замышляю еще какого-нибудь злодейства?

Спенсер подался вперед, и кожу Амелии обдало жаром.

Наконец он произнес своим низким, таившим некий намек голосом:

– Я читаю.

Амелия смотрела на мужа, не в силах вымолвить ни слова.

– Книги, – добавил он.

– О… – выдохнула Амелия, чувствуя себя ужасно глупо.

Спенсер открыл небольшой саквояж, и взору Амелии предстали книги разных размеров в самых разнообразных переплетах. Подобное зрелище вызвало у нее немалое удивление.

– Ну и ну, – заметила она. – Ты, я вижу, большой поклонник чтения.

– Каждый раз, бывая в Лондоне, я стараюсь пополнить свою библиотеку. – Спенсер достал несколько книг и повертел их в руках, чтобы прочитать надписи на корешках. – Я ведь не учился в университете. Так что моим единственным образованием стало чтение.

– Ты не хотел поступить в университет?

– Не слишком хотел. Но в любом случае дядя предпочел бы не посылать меня туда.

– Из-за того, что случилось в Итоне? Когда тебя исключили за драку с лордом Эшуортом? – Это была всего лишь догадка, но только так Амелия могла объяснить происхождение сплетен о ее муже и напряжение в его отношениях с лордом Эшуортом.

Спенсер многозначительно посмотрел на жену. Что ж, на один из своих вопросов она получит ответ.

– Из-за того, – холодно произнес он, оставив одну книгу и убирая остальные назад в саквояж, – что здоровье моего дяди начало ухудшаться, а я был его наследником. Мне пришлось учиться вести дела поместий, а не штудировать латынь и арифметику. Я обучался самостоятельно.

– Что ты читаешь? – спросила Амелия, осмелев и сочтя, что можно немного пококетничать.

Спенсер поднял книгу, чтобы Амелия могла прочитать название.

– «Уэверли»? Мне показалось, ты большой поклонник чтения. Причем единственный в Англии, кто еще не знаком с этим произведением[2].

– Ты ошибаешься. Я уже прочитал его. И не единожды. – Спенсер принялся перелистывать страницы. – Просто сегодня я не настроен изучать философские произведения.

С трудом подавив смех, Амелия сосредоточилась на рукоделии. Вскоре она полностью погрузилась в работу. Разноцветные стежки быстро и мерно заполняли ткань. В комнате повисла тишина, прерываемая лишь потрескиванием поленьев в очаге и тихим шелестом страниц. По мере того как Амелия работала иглой, на нее все больше наваливалась сонливость. Заметив, что стежки становятся не такими ровными, как прежде, девушка сделала узелок, отрезала нить и внимательно посмотрела на работу.

– Как тебе это удалось? – спросил Спенсер, протянув руку и указывая на правый угол вышивки.

Застигнутая врасплох Амелия так и подскочила. Когда он успел подвинуть к ней свой стул? И как долго наблюдал за ее работой?

– Вот тут. – Спенсер указал на ручей, петлявший по горной долине. – Это действительно выглядит как вода. Как тебе это удалось?

– Ах, это. – В голосе Амелии послышалась гордость. Эта часть картины ей тоже очень нравилась. – Все дело в тоненьких ленточках разных оттенков голубого, затканных серебром. Я скручиваю их, когда вышиваю, поэтому каждый стежок отражает свет под своим углом. Ну, вроде того как солнце играет на поверхности воды.

Чем дольше смотрел Спенсер на работу Амелии, тем больше она смущалась.

– Я хотела сделать из этой ткани подушку для кресла или обтянуть ею сиденье стула. – Амелия поворачивала вышивку так и эдак, чтобы как следует рассмотреть. – А может, стоит надшить ее бархатом и сделать подушку побольше, или…

– Подушку? – переспросил Спенсер. Он произнес это слово так, словно оно обожгло ему язык. – Что за нелепая идея.

Амелия заморгала. Нелепая?

– П-почему? – запинаясь, спросила она. – Я оставлю ее у себя в комнате, если тебе не нравится. И она не будет попадаться тебе на глаза.

– Именно так. Это… – герцог указал пальцем на работу Амелии, – никогда не украсит стул или подушку в моем доме.

– Но…

– Дай сюда.

Прежде чем Амелия успела возразить что-либо, герцог вырвал ткань из ее рук, открыл саквояж и решительно запихнул туда вышивку. Вот это да! Не пытаясь спорить, Амелия поспешно собрала оставшиеся нитки и иголки, словно опасаясь, что его светлость выбросит их в огонь. А позже она попытается вернуть свое рукоделие. Амелия очень на это надеялась.

– Достаточно чтения и вышивания. Поиграем в карты, – произнес герцог, доставая из саквояжа колоду и усаживаясь на свое место. – В пикет. – Спенсер принялся непринужденно перетасовывать карты. Они так быстро мелькали в его ловких пальцах, что слились в одно пестрое пятно. Зрелище было завораживающим и в высшей степени чувственным.

Спенсер заметил взгляд жены, и его темная бровь вопросительно взметнулась вверх.

– Ты настоящий мастер.

Спенсер пожал плечами:

– Просто ловкость рук.

Он действительно обладал весьма проворными руками. Амелия уже знала это. Она с почти болезненной ясностью помнила острое желание, пронзившее ее в кабинете Лорана при виде того, как герцог стягивал со своих рук перчатки. Амелия помнила, как эти самые сильные пальцы вытащили из ее волос шпильки и приподняли лицо, чтобы запечатлеть на губах поцелуй. А потом, спустя несколько мгновений, стиснули ее ягодицы и крепко прижали к своему телу…

Герцог бросил колоду на стол, возвратив Амелию с небес на землю.

– Ну разве что один кон, – согласилась девушка.

– Ты умеешь играть в пикет? – спросил Спенсер, раздавая карты.

– Конечно. Хотя не могу сказать, что делаю это хорошо.

– Не сомневаюсь. В противном случае ты обучила бы брата каким-нибудь трюкам.

При упоминании о Джеке и его карточном долге гнев Амелии вспыхнул с новой силой, прогнав прочь апатию и усталость.

Спенсер выбрал четыре карты и сбросил их на стол. Амелия сбросила три. Спенсер тотчас же объявил, что у него сорок одно очко, то есть на руках у него оказались самые сильные карты, какие только могут быть в пикете.

– Черт, – еле слышно выругалась Амелия.

– Я вижу, ты не любишь проигрывать.

– Никто не любит.

Когда речь заходила о картах или каком-то соревновании, в Амелии тотчас же просыпалось стремление победить во что бы то ни стало. Проиграв же, она ходила мрачнее тучи. С каждой минутой Амелия закипала все сильнее, потому что Спенсер опередил ее настолько, что забирал практически каждую взятку. Но Амелия была расстроена не только из-за того, что проигрывала в карты. Нет, она оплакивала все остальное, что потеряла благодаря сидевшему перед ней мужчине. Если бы не одержимость герцога лошадьми и сопутствующая ему за карточным столом удача, в этот самый момент Амелия бы собирала вещи для отъезда в Брайербэнк. И Джек сопровождал бы ее.

Проиграв окончательно, Амелия собрала со стола карты и начала перетасовывать их заново.

– Кажется, ты согласилась сыграть лишь один раз, – сухо заметил Спенсер.

Амелия не удостоила его ответом, лишь одарила прожигающим насквозь взглядом. Словно гордость не позволяла ей выйти из игры после столь позорного поражения.

– Тебе нужно было сбросить валета червей, – произнес Спенсер, когда Амелия начала сдавать карты. – Не ставь себе цель собрать определенную комбинацию, сосредоточься на том, чтобы выиграть взятку.

Как ни неприятен был Амелии совет мужа, она все же ему последовала. И вновь у нее на руках оказалось два валета. На этот раз она сбросила обоих и выиграла короля. К немалому разочарованию Амелии, Спенсер вновь выиграл, но с меньшим отрывом по очкам.