– Ну зачем вы так? Я лишь пытаюсь помочь.

– Мне не нужна ваша помощь. – Герцог нетерпеливо отер рукавом пот с виска. – Я не болен.

– Тогда почему вы так бледны? – Амелия покачала головой. – Мужчины готовы откусить себе пальцы, лишь бы только не принять помощь женщины. И неужели герцог не может позволить себе купить носовой платок?

С этими словами Амелия развязала тесемки сумочки, висевшей на запястье, о существовании которой она почти забыла после встречи с Джеком, и достала оттуда искусно вышитый носовой платок.

Девушка немного помедлила, чтобы еще раз полюбоваться творением своих рук, законченным всего несколько дней назад. В уголке платка красовались ее инициалы, вышитые нитью темно-красного цвета. Их оплетали бледно-зеленые виноградные лозы и листья папоротника. На букве «А» сидела крошечная золотисто-черная пчелка. Амелия вышила ее, повинуясь какому-то необъяснимому порыву.

Она считала этот платок лучшей из своих работ. И теперь этот милый сердцу, рожденный в трудах кусочек ткани послужит благородному лбу его светлости, покрытому потом? Чем еще ей придется пожертвовать на этой террасе? Братом, домом, любимым носовым платком. Что еще осталось? Даже если бы сейчас из кустов выпрыгнул сам Наполеон и потребовал ее преданности, Амелия вряд ли удивилась бы.

– Морленд, – донесся из тени приглушенный баритон.

Амелия едва не подпрыгнула от неожиданности.

Голос зазвучал снова: низкий и грубый. К облегчению Амелии, он принадлежал англичанину.

Герцог выпрямился.

– Кто здесь?

Зашуршали листья. Порывисто приблизившись к герцогу, Амелия сунула ему в руку носовой платок. Его светлость посмотрел на зажатый в руке кусочек ткани, а потом перевел взгляд на его хозяйку.

Амелия пожала плечами. Возможно, это глупо, но она не могла позволить одному из наиболее влиятельных людей Англии предстать перед неизвестностью с лицом человека, охваченного лихорадкой. Только не теперь, когда она могла одолжить ему носовой платок, которого у него самого не оказалось.

– Благодарю вас, – пробормотал герцог, поспешно отирая лоб и пряча платок в карман сюртука как раз в тот момент, когда из кустов появился не один, а целых два человека. Герцог непроизвольно закрыл собой Амелию, когда незнакомцы перепрыгнули через низкую ограду террасы. Поступок герцога так поразил Амелию своим благородством, что она перестала сожалеть о платке.

Незнакомцы стояли за пределами круга света, отбрасываемого фонарем, поэтому Амелия не могла разглядеть их лиц. Ее взору предстали лишь силуэты: один, одетый по последнему слову моды, и второй, внушавший страх.

– Морленд. Это я, Беллами, – произнес франт. – Насколько мне известно, с Эшуортом вы знакомы, – продолжил он, указывая на стоявшего рядом с ним гиганта.

Герцог заметно напрягся.

– Верно. Мы школьные приятели, не так ли, Рис?

Устрашающего вида мужчина не произнес ни слова.

– Мы ждали, когда вы освободитесь, – пояснил Беллами, – но больше откладывать нельзя. Вы должны немедленно поехать с нами.

– Поехать с вами? Но почему?

– Расскажу по дороге.

– Расскажите сейчас, а уж я решу, ехать мне с вами или нет.

– Это по делам клуба, – ответил Беллами.

Он сделал шаг вперед, и Амелия с любопытством воззрилась на него. Теперь она поняла, почему его имя показалось ей таким знакомым. Амелия уже встречалась с этим человеком. Его искусно взлохмаченные локоны ни с чем нельзя было спутать. Беллами был одним из тех молодых великосветских повес, ради дружбы с которыми Джек готов был пожертвовать чем угодно. Ради желания подражать им он проиграл четыре сотни. Неужели Беллами тоже имеет отношение к этой глупой истории с жетонами?

– По делам клуба? – переспросил Морленд. – Вы имеете в виду клуб «Жеребец»?

Амелия едва не фыркнула от смеха. Ну и ну. «Жеребец». Какие нелепые формы приобретают подчас развлечения джентльменов.

– Да, дело не терпит отлагательств, – кивнул Беллами. – И поскольку вам принадлежит семь десятых клуба, ваше присутствие необходимо.

– Это касается Осириса? – спросил герцог, и его голос изменился до неузнаваемости. – Если с конем что-то случилось, я…

Гора мышц по имени Эшуорт подала наконец голос:

– С конем все в порядке. Харклиф мертв.

Амелия почувствовала, как ее сердце вдруг замерло, а потом ухнуло куда-то вниз.

– Ради всего святого, Эшуорт, – обратился к товарищу Беллами, – здесь дама.

– Харклиф? – эхом отозвалась Амелия. – Мертв? Вы говорите о Леопольде Чатуике, маркизе Харклифе? – О мальчишке, родившемся и выросшем в получасе езды от Бьювела и ходившем в школу вместе с ее братьями? Об этом славном, симпатичном, белокуром молодом человеке, который был столь любезен, что пригласил ее на танец на первом в ее жизни балу? И не единожды, как поступил бы друг, а целых два раза. – Нет, вы же говорите не о Лео?

Беллами вышел вперед, постукивая по плитам террасы тростью с золотым набалдашником.

– Мне очень жаль.

В этот момент герцог, очевидно, вспомнил наконец о правилах приличий.

– Леди Амелия д’Орси, позвольте представить вам мистера Джулиана Беллами. – Его голос немного ожесточился, когда он представлял второго человека: – А это – Рис Сент-Мор, лорд Эшуорт.

– В иных обстоятельствах я бы сказала, что мне приятно с вами познакомиться. – Амелия вежливо склонила голову. – Могу я спросить, как его сестра справилась с горем?

– Лили еще не сообщили о смерти Лео, – ответил Беллами. – Поэтому мы приехали за вами, Морленд. У нас, как у членов клуба, есть перед ней определенные обязательства.

– Что это за обязательства? И кто их наложил?

– Это прописано в уставе клуба. Но поскольку вас интересует лишь конь, а вовсе не братские отношения между членами клуба, вы, полагаю, не сочли нужным ознакомиться с содержанием устава.

– Я даже не знал о его существовании, – ответил Морленд и перевел взгляд на Эшуорта. – А вы?

Этот великан по-прежнему держался в тени, но Амелия разглядела, что он отрицательно покачал головой.

– И тем не менее устав существует, – нетерпеливо повторил Беллами. – И вы оба должны выполнять возложенные на вас обязательства. В противном случае вы можете отказаться от членства в клубе. А теперь идемте. Необходимо сообщить Лили о смерти брата.

– Подождите, – произнесла Амелия. – Я еду с вами.

– Нет, – в один голос ответили все трое и с удивлением посмотрели друг на друга, словно не ожидали такого единства мнений.

– Да, – возразила Амелия. – Я поеду с вами. Родители Лили умерли, и Лео был ее семьей, я права?

– Правы, – кивнул Беллами. – К сожалению.

– Вы, джентльмены, можете сколь угодно говорить здесь о своих клубах, жетонах и кодексах чести. Но у нас, женщин, тоже есть чувство солидарности. И я не позволю вам троим топтать чувства Лили, подобно трем неуклюжим слонам. Сегодня ей суждено узнать, что ее единственный брат мертв, а она осталась одна на целом свете. Ей необходимо будет понимание, утешение и плечо, в которое можно уткнуться и выплакать свое горе. Я не позволю ей переживать несчастье в одиночку, пока вы будете стоять рядом, как болваны, и обсуждать свой дурацкий клуб с его дурацким уставом.

На террасе повисло гробовое молчание, и Амелия уже начала жалеть о своих словах. Она обозвала болванами двух пэров. А уж про дважды повторенное слово «дурацкий» и вовсе говорить не приходилось. Однако Амелия не станет извиняться и не позволит этим троим оставить ее здесь. Она знала, что это такое – терять брата. Знала, каково это – идти одной по тропинке, ведущей в ад. Амелия дорого отдала бы за то, чтобы мама оказалась рядом в тот день, когда они узнали о гибели Хью.

Наконец герцог прервал молчание:

– Поедем на моем экипаже. Он уже готов и запряжен тройкой отличных скакунов.

– Мои тоже бьют копытами, – возразил Беллами.

– Мои лошади лучше. Всегда и везде, – упрямо сжал скулы герцог.

Вновь повисла тишина. Герцог не отдавал приказов, но несколькими словами дал понять, что полностью взял контроль над ситуацией в свои руки. Если ему и было плохо, то теперь он полностью оправился.