Для многих станет сюрпризом то, что немецкие нацисты экспериментировали с фрейдистской психологией масс. Это означает, что у Фрейда и у нацистов была одинаковая система взглядов на человека как на грешное существо, которому можно позволить существовать лишь в условиях строгих законов.

Человек вовсе не создан по образу и подобию живого Бога, говорит Фрейд. Наоборот, человек создал Бога по своему образу и подобию, чтобы облегчить муки существования. Фрейд называл интеллектуалов прошлого «инфантильными» за то, что они защищали религиозную доктрину: «Мы говорим себе, что было бы прекрасно, если бы существовал Бог — создатель мира и благое провидение... Вы обязаны всеми своими силами защищать религиозную иллюзию; когда она обесценится, — а ей поистине достаточно многое угрожает, — то ваш мир рухнет, вам ничего не останется, как усомниться во всем, в культуре и в будущем человечества. От этой крепостной зависимости я и все наши свободны. Поскольку мы готовы отказаться от порядочной части своих инфантильных желаний, то сумеем пережить, если некоторые из наших ожиданий окажутся иллюзиями».

Вся фрейдистская психология является формой промывания мозгов, потому что для того, чтобы согласиться с ее посылами, необходимо согласиться с тем, что человек представляет собой существо, которое должно отвергнуть существование универсального закона и Бога.

«Фрейдистская психология в той форме, в какой излагал ее сам Фрейд и неофрейдисты типа Карла Юнга, вошла в моду в 1920-е годы. Ее усиленно проталкивали в популярную культуру все тогдашние СМИ, газеты и журналы. Эта нездоровая с моральной точки зрения система ид, эго и супер-эго стала частью популярной культуры, как и убежденность в том, что творческие способности коренятся в сексуальном влечении».[151]

В своем исследовании психологии масс Фрейд отчасти опирался на книгу французского психолога Гюстава Лебона «Психология народов и масс», где утверждалось, что, находясь в толпе себе подобных, человек регрессирует до примитивного психологического состояния. «Люди в толпе забывают о моральных запретах и стандартах и становятся крайне эмоциональными».[152] Лебон описывает это как возвращение человека к его первобытной природе. «Человек, — пишет Лебон, — вернулся к своим животным корням». Вот в этом и состоит мобилизация масс. Парады во славу победы — лишь один из примеров этого феномена. Идея, что все добропорядочные граждане должны выйти на улицы и размахивать флагами, — лишь еще одна форма социального диктата.

Но у этого феномена есть еще один побочный эффект. «Хотя человек толпы становится более примитивным, более инфантильным и похожим на животное, он приобретает также обостренное чувство собственного могущества, тогда как его индивидуальное чувство ответственности за свои действия — что является ключевым фактором любых моральных суждений — сходит на нет».[153]

В то же время, отнюдь не соглашаясь с тем, что все должно быть направлено в сторону общей цели, Фрейд и Лебон игнорируют право человеческого разума поддаваться любопытству и идти туда, куда оно зовет. В конце концов, любопытство означает неподконтрольность в самой чистой форме — а в Америке такое чревато тюремным заключением по обвинению в антиамериканской деятельности. Наследие западной христианской цивилизации защищает свободу индивидуального разума от гибельного воздействия массовой культуры, массовой пропаганды и массовой мобилизации.

«Как нельзя обойтись без принуждения к культурной работе, так же нельзя обойтись и без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны»,[154] — писал Фрейд в своем сочинении «Будущее одной иллюзии» (1927), где подвергал нападкам религию. С такими мыслями он был не далек от Гитлера; более того, именно идеи Фрейда сформировали ядро нацистской философии.

Задолго до публикации книги Гитлера «Моя борьба» Фрейд писал в «Психологии масс» о тех самых принципах руководства массами, вокруг которых было организовано нацистское государство. «Любая масса, будь то нация или случайным образом собранная группа людей, должна иметь вождя, — утверждал он, — человека, который придает ей свой “идеал Я”, ценность. Вождь становится общим “идеалом Я” для всех членов группы и воплощением всех индивидуальных способностей, так же как загипнотизированный человек передает всю свою волю гипнотизеру. Именно вождь, — продолжает Фрейд, — служит общим связующим звеном для массы людей; общая привязанность к вождю позволяет им идентифицировать себя друг с другом, что придает массе форму и направление».

Был ли Гитлер фрейдистом? «Известно, что Гитлер читал Лебона, — пишет Лонни Вольф в статье “Создание фашистского общества”. — Читал ли он Фрейда и конкретно “Психологию масс”, установить теперь невозможно. Но ясно, что те, кто привел Гитлера к власти и направлял его курс, Фрейда читали, как и вся правящая элита того времени: ведь именно они пропагандировали фрейдистские безумства и распространяли их по всему миру».[155]

Одним из известнейших неофрейдистов, открыто поддержавшим нацистов, был швейцарский психоаналитик Карл Юнг, чья дружба с Фрейдом закончилась после отказа последнего признать ценность гностического мистицизма.[156] Фрейд, который всячески возражал против интеграции мистических идей в психоанализ, ассоциировал мистицизм со спиритическими сеансами, голосами из потустороннего мира, привидениями, левитацией, трансами и пророчествами.[157]

«Юнг видел в Гитлере апофеоз своих собственных поисков некого языческого причащения к потустороннему миру, поисков, которые начались еще в 1915 году, когда Юнг пережил сильнейший нервный срыв».[158]

В своем эссе о Гитлере и Юнге, опубликованном в 1997 году, Вольф выражает мнение, что преклонение Юнга перед Гитлером неразрывным образом связано с его психоаналитическими теориями, послужившими одной из концептуальных основ сегодняшней идеологии нью-эйдж. «Юнг был одержим идеей, что глубочайшая реальность и величайшая истина погребены в бессознательных, мистических, психотических аспектах человеческого разума, и это шло вразрез с рациональным, научным иудеохристианским мировоззрением».[159] Это послужило основой для десятилетий поисков, самокопания, попыток отыскать изначально существующую систему мифов, которая наглядно продемонстрировала бы взгляды Юнга на человеческую психологию и религию. Начав с гностицизма, впоследствии он переключился на изучение астрологии и спекулятивной алхимии как системы символов.

По Юнгу, существует глубокий субстрат сознания, расположенный под слоями механических инстинктов и измеримых феноменов клинической психологии, который Юнг называл коллективным бессознательным. В определенных обстоятельствах эти бессознательные образы осознаются, становятся видимыми (на политических митингах, на религиозных церемониях, на киноэкранах, в рекламных и пропагандистских материалах), и мы принимаем их как данность, не сознавая того, какую силу они представляют и до какой степени способны манипулировать нашим сознанием. В свою очередь, эти образы, шаблоны, матрицы, лежащие в основе наблюдаемой вселенной, своего рода решетка связей, соединяющих между собой воспринимаемые нами события, управляются невидимой рукой промывателей мозгов из Тавистокского института и Франкфуртской школы.

Тавистокский институт человеческих отношений является психологическим военным подразделением британской королевской семьи. Это самое крупное учреждение, единственный смысл существования которого заключается в разработке методов манипулирования населением. Согласно официальной истории Тавистокской клиники, «начиная с 1920 года под руководством своего основателя доктора Хью Кричтона-Миллера клиника внесла существенный вклад в понимание психотравматических эффектов контузии».[160] В 1930-е годы у Тавистокского института сложились симбиотические отношения с Франкфуртским институтом социальных исследований. Это сотрудничество привело их к анализу культуры населения с неофрейдистской точки зрения. И одним из их «пациентов на психиатрической кушетке» оказался нацизм.