Государственными делами султан даже не интересовался, ими стали руководить его мать с Мухаммедом-пашой. Первым делом, конечно, расправились с личными врагами. Недруги Мухаммеда поплатились жизнями или ссылками, а мать устроила “чистку” гарема. Ее прежним противницам и соперницам пришлось подставлять горло под шелковый шнурок палача-евнуха или испробовать на себе более страшную казнь, традиционную для султанских наложниц — голую жертву сажали в мешок, туда же бросали дикую кошку и змею, мешок зашивали и топили в Босфоре. И за всеми этими важными делами поход на север был отложен.

Войско собрали только в 1641 г. Командующим был назначен силистрийский сераскир Гассан-паша. В его распоряжение выделялся огромный флот из 43 галер, сотен галеотов и мелких судов. А численность армии доходила до 180 тыс. Из них 20 тыс. янычар, 20 тыс. спагов, 50 тыс. татарской конницы, 10 тыс. черкесов. Плюс наемные европейские специалисты по осадам крепостей, пушкари, десятки тысяч землекопов, носильщиков и солдат вспомогательных войск из молдаван, валахов, болгар, сербов. Артиллерия насчитывала 129 тяжелых орудий, 32 мортиры и 674 легких пушки.

В начале лета эта армада вошла в Азовское море, причалила к берегу южнее устья Дона, в 40 км от Азова, и начала высадку. Сюда же подошли крымцы и черкесы. Передовые отряды двинулись к городу, обкладывая его. В крепости в этот момент находилось находилось 5367 казаков — из них 800 женщин. Возглавил оборону атаман Осип Петров. 24 июня подошла вся турецкая армия, заполонив окрестности, и Гассан-паша, понимая, насколько внушительно выглядят его силы, предложил защитникам оставить Азов, сообщая, что помощи от царя они все равно не получат, и обещая 42 тыс. червонцев — 12 тыс. задатком, а 30 тыс., когда уйдут из крепости. Ответ гласил: “Сами волею своею взяли мы Азов, сами отстаивать его будем; помощи, кроме Бога, ни от кого не ожидаем; прельщений ваших не слушаем, и хотя не орем и не сеем, но так же, как птицы небесные, сыты бываем. Жен же красных и серебро и злато емлем мы у вас за морем, что и вам ведомо. Будем и впредь так же промышлять; и не словами, а саблями готовы принять вас, незваных гостей”.

На следующий день паша бросил 30 тыс. солдат на штурм. В яростной сече казаки били врага пушечным огнем, расстреливали из пищалей и луков, сбрасывали со стен и рубили лезущих янычар. И отбились — турки потеряли 6 тыс. И вынуждены были перейти к планомерной осаде. Начали возводить батареи, полевые укрепления. И по образцу взятия Багдада принялись насыпать вал вокруг городской стены. Казаки непрестанно совершали вылазки, мешали работам, разрушили вал и четыре земляных укрепления, контратаками разгоняя землекопов и прикрывающие их части. Между тем и остальное казачество, обитавшее по донским городкам, поднялось на войну. Прикрыло подступы к своим поселениям, выслало отряды в сторону Крыма и в тылы турецкой армии.

И оказалось вдруг, что крымская конница, избаловавшаяся в набегах на мирных крестьян, стала терять свои боевые качества. Преимущество в кавалерии у Гассана-паши и хана было подавляющее, а казаки только недавно, к середине XVII в., стали создавать свою конницу и действовать большими кавалерийскими отрядами. Но в придонских и приазовских зарослях и степях они захватили полное господство, нарушая связи осаждающих как с Крымом, так и с оставшейся на побережье эскадрой. Уже вскоре турки стали испытывать недостатки в снабжении и продовольствии. Но несмотря на все трудности они все же возвели вал выше крепостных сооружений, установили на нем сотню “проломных” орудий и начали жесточайшую бомбардировку. Мортиры закидывали город зажигательными и фугасными бомбами, пушки долбили стены, постепенно снося их до самой подошвы. Тем не менее казаки в этом аду держались. И пока противник разбивал укрепления, насыпали позади них второй вал. Артиллерия стала бить по нему. А казаки позади второго начали воздвигать третий…

Видя, что при таком режиме осады быстро тают боеприпасы, Гассан-паша периодически останавливал бомбардировку и предпринимал новые штурмы. Но их отражали, и атаки оборачивались для турок лишь значительными потерями. Топтание на месте без добычи, нехватка пищи и фуража вызывали ропот татар. Они стали требовать, чтобы их отпустили пограбить русские окраины, а заодно собрать продовольствие. Крымский хан пристал с этими требованиями к паше, и командующий, чтобы не раздражать союзника, вынужден был разрешить ему отправить часть сил на “охоту”. Несколько мурз со своими ордами двинулись на Русь. Но донские разъезды крутились поблизости и держали лагерь врага под постоянным наблюдением. Одни татарские загоны, едва успев удалиться от главного стана, попали под удары казачьих отрядов и были разбиты. Другие уткнулись в свежесрубленные засечные черты и выдвинутые к ним русские войска — которые, естественно, были предупреждены. Здесь крымцы тоже получили по зубам и повернули назад.

Гассан-паша из-за потерь и дефицита боеприпасов временно прекратил обстрел и атаки, ограничиваясь блокадой. Осажденные получили некоторую передышку, а их собратья-донцы сумели извне проникнуть сквозь кольцо окружения, приведя в город обоз с припасами и подкрепление (численность которого неизвестна). Но уже близилась осень. С августа залили дожди, ночи стали холодными. В турецком лагере, расположенном в нездоровой влажной местности близ реки, началась эпидемия, сотнями косившая солдат и рабочих, скученных в палатках и шалашах. Командующий обратился к султану с просьбой отложить кампанию до весны. Но великий визирь от имени Ибрагима ответил: “Возьми Азов или отдай мне голову”.

Кое-как сумели доставить из Турции и провезти к Азову порох и ядра, и сражение закипело с новой силой. Турецкая артиллерия разбила третий вал, сооруженный позади двух уничтоженных. Но защитники уже построили четвертый и отбивались за ним. В перестрелках одна за другой гибли казачьи пушки, врага отражали пулями и саблями. А паша каждый день стал посылать на штурм 10 тыс. солдат. В жестоких рубках их отбрасывали. После чего вступали в дело турецкие орудия и грохотали всю ночь. А наутро Гассан бросал в атаку другие 10 тыс., предоставляя отдых побитым накануне. И так продолжалось две недели подряд!

Осажденные держались из последних сил. Половина погибла. Остальные были переранены или больны. У них уже была выбита вся артиллерия, кончались боеприпасы и еда. Турки на стрелах посылали предложения заплатить по тысяче талеров каждому, лишь бы ушли. Они отказывались. За все время “Азовского сидения” среди казаков не нашлось ни одного изменника, ни одного перебежчика. Наконец, 26 сентября не выдержал крымский хан. Несмотря на приказы и угрозы паши снял свое воинство и повел домой. Гассан в отчаянии предпринял последние атаки — с тем же результатом.

Но и силы казаков иссякли. Они уже давно превзошли все человеческие возможности. Однако и “невозможное” было не безгранично. Пришел момент, когда стало ясно — больше обороняться они не смогут. Хотя даже тогда о сдаче не заикнулся никто. На кругу решили выйти в поле и ударить в рукопашную. Или прорваться или погибнуть всем в бою. Написали прощальное письмо царю и патриарху. Прощались и друг с другом. Долго молились и целовали крест и Евангелие на том, “чтоб при смертном часе стоять дружно и жизни не щадить”. Многие дали обет — если уцелеют, постричься в монахи. И в ночь на 1 октября, в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы, молча выступили строем из раздолбанных укреплений. Бросились на передовые позиции врага и… нашли турецкий лагерь пустым.

Оказалось, что в эту же ночь паша снял осаду и начал в темноте отводить армию к кораблям. Это восприняли как чудо, как явную помощь Богородицы. И духовный подъем был настолько велик, что изможденная, измученная горстка защитников Азова, выдержавших 3 месяца осады и 24 штурма, ринулась в погоню! Настигли турок, налетели на них, расстреливая в упор последними зарядами мушкетов, рубя саблями. Среди отступающих возникла паника. Они смешались и побежали толпами, давя друг друга. Спеша очутиться на кораблях, набивались в лодки, переворачивая их, бросались вплавь и тонули… Это был полный крах экспедиции. По разным оценкам, османская армия потеряла 60-100 тыс. чел. Впрочем, сколько сгинуло вспомогательных войск и рабочих, никто не считал. А из основных турецких сил на родину возвратилась лишь треть. Казаков в “осадном сидении” полегло 3 тыс.