18 августа Сапега бросил гусар Микулинского в атаку на русский лагерь со стороны открытого поля. Однако выставленные рогатки заставили несущихся всадников остановиться, а стрелки поражали их огнем. Отступив, поляки стали предпринимать демонстрации, накатываясь и притворно удирая, чтобы выманить русских из-за рогаток. Но те не клюнули и укрытий не покинули. Тогда Сапега решил ударить в другом месте и ночью стал переправляться через Жабну. Скопин это предвидел, выдвинув сюда полки Головина, Жеребцова, Валуева и Барятинского. “Ясаком” (боевым кличем) на этот день, воевода назначил “Святой Макарий” — призывая в покровители преподобного Макария, основателя Калязинского монастыря. Выждали, дав возможность части врагов переправиться и разделить силы, и напали. Опрокинули, побили, многие завязли и тонули в болоте. А русские сами форсировали Жабну и перешли в наступление. Сапега привел свои части в порядок, и “бысть сеча зла”. Она продолжалась 7 часов. Полки Скопина одолели, враг был разбит и ушел. Молва о победе широко разошлась по Руси, и, кстати, по этому случаю вошло в обычай молитвы об избавлении от вражеского нашествия обращать к Св. Макарию Калязинскому.

Хотя на самом деле до избавления в августе 1609 г. было далеко. На южных рубежах появилась крымская орда во главе с царевичем Джанибеком. К хану царь тоже обращался, широко распропагандировал, что татары идут как союзники. Но крымцы повели себя так, как привыкли. Драться с “ворами” не собирались, зато погромили Тарусу, разорили окрестности Серпухова, Коломны, Боровска — и ушли, угоняя полон. И народ проклинал Шуйского за таких “союзников”.

В это время важное событие случилось и в Лифляндии. Гетман литовский Ходкевич, лучший полководец Речи Посполитой, имея всего 5 тыс. бойцов, в пух и прах разгромил 8-тысячный шведский корпус, чуть не захватив в плен короля Карла IX. И Швеция пошла на заключение двухлетнего перемирия. А Турция все еще не выпуталась из драки с Ираном… В общем создались хорошие условия для похода на Россию. Повод был налицо — союз Шуйского со шведами. Но этого Сигизмунду показалось мало, он приказал канцлеру Лубенскому составить манифест, где на первый план выставлялся другой повод: что некогда польский король Болеслав посадил на Киевский престол князя Изяслава Ярославовича. Правда, Болеслава с Изяславом киевляне быстро выгнали, но такую “мелочь” опустили. Сажал на престол — и все тут. Значит, русские князья стали вассалами польских королей. А раз род этих вассалов пресекся, Сигизмунд имеет право распорядиться “выморочным имуществом”. Словом, подводилась юридическая база для полного завоевания России. А один из приближенных короля, Пальчевский, выпустил труд, где обосновывалось, что Россия должна стать для поляков “Новым Светом”. Русских “еретиков” надо перекрестить и так же обратить в рабов, как испанцы индейцев.

О конкретных планах возник спор. Коронный гетман Жолкевский предлагал наступать на ослабленную мятежами Северщину, а литовский канцлер Лев Сапега, дядя бродившего по Руси Яна, и бывший посол, велижский староста Гонсевский убеждали идти на Смоленск. Тут играли роль корыстные соображения — Смоленщина примыкала к их владениям и досталась бы литовским панам. Но добавились сообщения разведки, что большая часть смоленских ратников ушла к Скопину, из 4 стрелецких приказов остался 1, и город должен будет сдаться без боя. Да и путь через Смоленск на Москву был короче — по опыту самозванцев полагали, что руские города сами откроют ворота королю, а бояре предпочтут его непопулярному Шуйскому.

С формированием армии возникли проблемы. Самая буйная шляхта ушла к самозванцу, а остальные на службу не спешили. И король смог выступить в конце лета, набрав лишь 12,5 тыс. воинов. Но ведь считалось, что достаточно будет демонстрации силы! Однако вышло не так. Смоленск был одним из крупнейших городов России с населением 70 тыс., богатейшим центром торговли. И мощнейшей крепостью — стены достигали 6,5 км длиной, высотой 19 м, имели 38 башен, 3 яруса бойниц — “подошвенный бой”, “средний бой” и “верхний” — между зубцов. В распоряжении воевод Шеина и Горчакова было 170 пушек. Ратников и впрямь не хватало. Но Шеин давно создавал отряды самообороны. Поэтому у него было не 500 бойцов, как считали поляки, а 5.400. Оборону возглавил земский совет горожан при воеводе. Он принял решение сжечь посады, находившиеся за пределами крепости, и стоять до конца.

Король распространил воззвание, будто он, узнав о бедствиях соседей, пришел, как благодетель — остановить междоусобицы, водворить мир и спокойствие. Если же вы, мол, отвергнете братскую помощь, то “предадите жен ваших, детей и свои дома на опустошение войску нашему”. Смоляне сдаваться отказались. 25 сентября поляки устроили штурм, решив ночью подорвать петардами Копытинские и Авраамиевские ворота. Осажденные своевременно предприняли меры — перед воротами были установлены срубы, наполненные землей, и между стеной и срубом оставался узкий промежуток, где к воротам приходилось идти гуськом, по одному. Когда прогремели взрывы, и атакующие, теснясь, полезли в эти проходы, русские их встретили, побили и выгнали. Последующие два дня враг снова лез в безрезультатные атаки, а отбив их, защитники вообще наглухо завалили ворота землей и камнями.

Пришлось начинать осаду. Хотя у короля были только легкие пушки, и в перестрелках осажденные брали верх, их ядра долетали до батарей и лагерей поляков. Жолкевский предлагал оставить отряд для блокады и идти на Москву. Но отступить король считал позором для себя. Оставлять крепость в тылу казалось опасным, и уж больно соблазнительной добычей она выглядела. Число воинов Сигизмунда увеличилось, к нему пришло 10 тыс. запорожцев. Потом на его сторону перекинулся атаман Наливайко. За бесчинства на Владимирщине на него гневался Лжедмитрий и тушинские бояре, и он ушел к королю. А потом нахлынуло до 30 тыс. запорожцев под командой Олевченко. Тут уж число чересчур большое, речь явно шла об украинской вольнице, понадеявшейся на поживу. Эти 30 тыс. в осаде почти не участвовали, но затопили бандами западные русские уезды, перекрыв все дороги и создав тем самым внешнее кольцо окружения Смоленска.

А вот от панов, служивших “вору”, Сигизмунд помощи не дождался. Наоборот, они собрали “рыцарское коло”, возмутившееся, что король пришел “на готовенькое”. Делиться гипотетическими сокровищами они не собирались и направили монарху гневную петицию, мол, если кто-то “станет препятствовать нам получить свои выгоды в московской земле, то мы уже не будем уважать в таком враге ни отечества, ни государя, ни брата”. Тушинцы еще делали попытки овладеть Москвой. Пробовали ужесточить блокаду и вызвать голод, но атаман Сальков, орудовавший на владимирской и коломенской дорогах, был разгромлен Пожарским. Переманив на свою сторону отряд служилых казаков, тушинцы захватили подмосковное Красное село. Однако дальнейшего развития успех не получил — пришлось сжечь село и отступить. Заслали диверсантов, которые подожгли внешнюю стену укреплений — Деревянный город. Выгорело 40 сажен, но остальное москвичи потушили, быстро заделав дыру.

Сапежинцы на Троице-Сергиев монастырь больше не нападали, хотя пробовали пойти на хитрость. Зная о малочисленности защитников и начавшемся у них голоде, выпустили поблизости большое стадо скота. Чтобы выманить гарнизон на вылазку и перебить. Осажденные перехитрили. Долгое время делали вид, что приманкой не интересуются, а когда усыпили бдительность поляков, вдруг выскочили и захватили стадо, надолго обеспечив себя продовольствием.

Ну а Скопин после победы под Калязиным наступление приостановил. В разоренном Подмосковье армию было бы трудно снабжать. А тушинцы расставили отряды в Переяславле, Ростове, Александровской слободе, Дмитрове, Суздале, и при походе к столице войско попало бы в блокаду вместе с москвичами. Был принят другой план — продолжать собирать части вне Москвы, постепенно теснить врага и очищать от него окрестности столицы. Высланные воеводой отряды Головина и Валуева внезапной ночной атакой взяли Переяславль. В результате полк Лисовского в Ростове очутился в полуокружении и отступил в Суздаль. Скопин и царь рассылали по городам письма, собирая ратников, продовольствие, деньги. Прибывающих ополченцев обучали шведы.