Я конспекты с дивана собрала и из гостиной вышла, чувствуя, что этот бой я проиграла. Это было невероятно, но я проиграла! Этому Цветочку.

Необходимо взять реванш. Я буду не я, если отдам ей Завьялова.

Генку я нашла в "Чёртовом логове", он почти весь день здесь проторчал, ему здесь вообще, словно мёдом намазано. Он обожает это заведение, что для меня совершенно непонятно. Может оно и приносит ему деньги, раз в клубе собираются не простые люди с улицы, но вся эта возня в угоду чужим страстям, мне активно не нравится. Но при этом я знала, что папка клуб финансирует, видимо, после того, как "Три пескаря" сделалось одним из самых солидных заведений города, пришлось искать другое место для разрешения определённых ситуаций. В "Логово" привозят гостей, которые хотят не просто отдохнуть, а отдохнуть по полной, без всяких тормозов. И поэтому мне запрещают здесь бывать. Нике тоже запрещено, конечно, но ей и в голову не придёт по собственной воле "Логово" посетить, а вот у меня для визитов сюда есть более чем веская причина. Например, как сегодня. На часах начало седьмого вечера, а первые клиенты уже появились. В зале играет музыка, две девочки на сцене томно извиваются, правда, здесь это принято считать танцем. Я понаблюдала за ними, так, из любопытства, а затем обвела зал ищущим взглядом. Генку не увидела и остановила официантку.

— Завьялов где?

— Геннадий Михайлович?

От проскользнувшего в её голосе несомненного уважения к начальству и даже трепета, я едва не рассмеялась.

— Он у себя в кабинете, — объявил мне мужской голос, и я оглянулась на подошедшего охранника. А про себя повторила: Геннадий Михайлович в кабинете! А что, звучит.

Звучит-то может и звучит, вот только нормальные люди в кабинетах работают, а Завьялов бездельничает за закрытой дверью. Я когда в кабинет вошла, Генка сидел в кресле и занимался тем, что скомканные бумажки в корзину для мусора, поставленную у противоположной стены, кидал. И выглядел при этом очень увлечённым, прищуривался, прицеливался. Я как раз застала момент очередного броска, белый комок глазами проводила и поинтересовалась:

— Какой счёт?

— Восемь из десяти. — Генка на меня посмотрел. — Чего пришла?

— А что мне дома делать? — Я сумку на край его стола положила и присела напротив Завьялова. — Отцу звонил?

— Да.

— По шее получил?

Он скривился.

— Не твоё дело.

Я усмехнулась.

— А ты чего здесь сидишь? Скрываешься от кого или огромное чувство вины лелеешь?

— А в чём это я виноват?

Мы взглядами встретились, и я невольно разулыбалась.

— Дай подумать, даже не соображу так сразу.

Генка выпрямился, на кресле развернулся, и руки на столе сложил.

— Вась, ты чего пришла?

— Я же сказала, мне одной дома плохо. Не по себе.

— Тебе нельзя сюда приходить.

Я глаза опустила.

— Да мне много чего нельзя. — Музыка в зале стала громче, и я поморщилась. Видимо, люди прибывают. — Кстати, ты в курсе, что твоя Света в Яблоневке? Явилась сегодня, как ни в чём не бывало. — Я открыто смотрела на Генку. — У некоторых прямо ни стыда, ни совести, согласись.

Генка растянул губы в вынужденной улыбке.

— И не говори. Вот смотрю и поражаюсь.

А я поинтересовалась:

— Сильно стараться пришлось, чтобы вину загладить?

— Она умная девочка.

Я презрительно фыркнула.

— Не такая уж и девочка. Под тридцать.

— Ох, Васька…

— Ну что? Не так?

Он смотрел на меня с насмешкой, правда, взгляд всё более въедливым становился. Я же легко махнула на Завьялова рукой, стараясь снять лишнее напряжение.

— А вообще, мне всё равно. Если ты думаешь, что я буду истерики тебе закатывать, то зря. Хочешь на ней жениться? Ради Бога. Можно подумать, что от этого что-то изменится. Ты через месяц от неё устанешь и ко мне же прибежишь.

Генка на кресле откинулся, поедая меня взглядом.

— Я знал, что ты не просто так приехала. Бесишься, да?

— Из-за того, что ты меня хочешь, а на ней женишься? Ген, — я голову чуть на бок склонила, пытаясь смягчить свой тон и слова, — я столько твоих глупостей пережила, как и ты моих, что я уже давно не рыдаю по ночам в подушку. Женись. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Как быстро ты меняешь своё мнение.

— А ты специально хочешь меня из себя вывести? Тебе приятнее станет, если я устрою истерику? Ты соскучился, как я понимаю? — Я пальцем по гладкому подлокотнику поводила. — Мне не всё равно, что ты жениться надумал, — решила я поговорить с ним на чистоту. — Не всё равно, что ты с ней спишь, а она считает, что имеет на тебя какие-то права. Просто я окончательно поняла, что ничего не меняется. — Я глаза на него подняла. — Любим — не любим, но нас тянет друг к другу. Лично я не знаю, что с этим делать, и не скажу, что меня это сильно радует. Вот ты взрослый, и скажи мне, как всё исправить. Тебе жениться, а мне замуж выйти, как ты придумал? Разъехаться и не встречаться никогда? Это решение? — Поддавшись искушению, я поднялась и медленно обошла стол, а руки поднялись к груди и расстегнули верхнюю пуговицу на платье. — Я не настырная и не упрямая, просто я не понимаю… Я не вижу причин, Гена. Ты так много раз говорил мне, что нельзя, невозможно, неправильно, а я не вижу для этого причин, как ни стараюсь. И поэтому не могу уйти.

Генка глаз с меня не сводил, а на лице такое выражение, словно он из последних сил с собой борется. Он против того, что я затеяла, но молчит, не останавливает меня и не прогоняет. Только наблюдает внимательно, как я пуговицу за пуговицей расстёгиваю. В какой-то момент его взгляд заметался из стороны в сторону, но в итоге снова вернулся к моей груди. Я аккуратно втиснулась между его креслом и столом, и на край присела.

— Ты же не хуже меня понимаешь, что после вчерашнего, дело лишь в нескольких часах, в нескольких днях. Это всё равно случится.

Кажется, он уже меня не слушал. Смотрел на бледно-розовый лиф моего корсажа, на чёрное кружево, а я, чтобы его подстегнуть, ногу на сидение его кресла поставила. И Завьялов сдался. Напряжённость из него ушла, он в кресле откинулся, ладонью моей ноги коснулся, погладил, а следом поинтересовался:

— Ты дверь заперла?

— Конечно.

Он губами к моей коленке прижался, а я на мгновение зажмурилась, в душе ликуя оттого, что мне всё удалось. Хотя, я не сомневалась, что удастся. Что я, Завьялова не знаю? Он себе отказать может, а мне — никогда.

Генка меня руками обхватил, ягодицы сжал, но притягивать меня к себе не стал, сам придвинулся, а я оказалась в весьма провокационной позе перед ним, но разыгрывать из себя скромницу уже поздно. Я платье сама сняла и к Генке наклонилась, чтобы его поцеловать.

— Ты мой, — шепнула я между поцелуями, обняв его за шею. — Я люблю тебя. А ты дурак.

Он резко поднялся, ко мне наклонился и в глаза заглянул. Взгляд цепкий и требовательный. Голову мне назад закинул, а я с улыбкой подтвердила:

— Дурак.

Завьялов большим пальцем по моей нижней губе провёл, потом осторожно поцеловал. Я к нему прижалась, обняла, стараясь сделать так, чтобы он этот поцелуй надолго запомнил, а когда он отстранился, поняла, что своего добилась. От сомнения в его взгляде и следа не осталось.

За дверью грохотала музыка, слышались шаги обслуживающего персонала по коридору, даже их голоса и смех, пару раз казалось, что прямо за дверью кабинета. А потом вдруг всё стихло — ни музыки, ни шагов не стало слышно. И мы с Генкой это наверняка бы заметили, если бы не так сильно заняты были. К тому моменту он меня на диван перенёс, почти раздетую его усилиями, и нас уже мало интересовало то, что происходило снаружи. После стольких месяцев разлуки не хотелось думать ни о чём постороннем. Я ладонью по Генкиной спине водила, отвечая на его поцелуи, ногтями красные дорожки чертила, а когда ногти впивались в кожу на его затылке, Завьялов судорожно втягивал в себя воздух и целовал меня так, что в искренности его чувств уже можно было не сомневаться. Он скучал, он ждал и я ему нужна, прямо сейчас.