К вечеру третьего дня, когда полевая часть сборов закончилась, ощутимо подморозило. Пока сворачивали учебные места и собирались в обратную дорогу, ползуны и стопорные механизмы в поводковой коробке опять прихватило. Пришлось снова греть факелом. На всякий случай на марш за рычаги сел сам. Время было уже совсем позднее. Чтобы не петлять по речке, решили двигаться по шоссе. В голове колонны также ЗИЛ с зампотехом батальона, я встал замыкающим. Темно, снег лежит пятнами, в воздухе морозный туман, видишь только корму идущей впереди машины с габаритными огнями. До выезда на трассу надо проехать полевой дорогой, которая пересекает русло ручья. Один его берег выше, обрывчиком, и по сторонам от накатанной колеи получается что-то вроде эскарпа. Двигавшийся передо мной танк немного отстал от колонны, потом, как выяснилось, забрал вправо и уперся в это препятствие.

Я остановился прямо за ним. Увидел, как он разворачивается влево, а затем, в нескольких метрах перед собой – темную, больше метра высотой, стенку обрыва. Попытался включить первую передачу(поворачивать на месте следовало на ней), но не смог. До этого момента двигался на второй и третьей, т.е. рычаг все время ходил в одной прорези козырька кулисы. Два других поводка и их стопоры без работы примерзли. Соответственно, ни первой передачи, ни заднего хода нет. Ладно, подумал, не страшно. Включил вторую, левый рычаг планетарного механизма поворота (ПМП) взял на себя до упора, правый, чтобы увеличить тяговое усилие, поставил в первое положение и стал плавно отпускать педаль главного. Двигатель тут же заглох. Попробовал еще раз, добавляя больше оборотов – то же самое. Затем еще больше – двигатель ревет, танк дернулся влево, но затем пополз прямо: проскальзывал тормоз. Попытался помочь ему педалью и почувствовал, что как будто начал пробуксовывать главный фрикцион. Пришлось остановиться.

Вылез из люка, заглянул под гусеницы и обнаружил, что танк сильно просел. Земля еще не промерзла, а здесь попадаются такие глубокие «окна» на ровном месте. Стало понятно, почему для разворота не хватало тяги. Ситуация дурацкая, лицо горит – то ли от мороза, то ли от стыда. Снова надо отогревать поводковую коробку? Но факел выкинули на танкодроме. Значит, надо опять искать проволоку, ветошь. В общем, нужно время, да и нет желания лишний раз размахивать в танке открытым огнем. Оценил высоту «экскарпа» (до него уже совсем близко): будь первая передача, взять такое препятствие – не проблема. Запрыгнул на обрывчик, прошел немного вперед – вроде, дальше ровно. Раздумывать некогда, иначе прихватит и единственный подвижный поводок. Откинул подкрылки, чтобы не помять. Поставил рычаги в первое положение, включил вторую передачу, добавил обороты и отпустил педаль главного. Гусеницы обрушили часть «эскарпа» и зацепились за него. Пока нос танка не пошел вниз, я несколько секунд видел только прояснившееся от мороза черное небо и радовался как ребенок.

Колонна ждала у выезда на шоссе. Зампотех расхаживал по дороге у головной машины.

Я остановился и помигал фарой. Он посмотрел на часы, показал кулак и полез в кабину ЗИЛа.

Когда на следующий день разобрали поводковую коробку, в ней действительно оказался лед. Видимо, «дельфин» был не тощим.

В «учебке» познакомились с еще одним номером технической самодеятельности, обусловленным суровыми условиями зимней эксплуатации. Первая встреча с ним даже ввела в заблуждение. В самом начале стажировки мы с товарищами ждали у парка своих командиров рот. Далеко в чистом поле двигалась колонна из двух единиц какой-то гусеничной техники. По звуку – как будто танки, но вид машин совершенно фантастический: над корпусами возвышались огромные горбы.

– Ракетные установки, – предположил один из моих друзей.

Учитывая, что учебный центр в Светлом многопрофильный, версия выглядела вполне правдоподобной. Рассмотреть детали с большого расстояния было невозможно.

Но через несколько дней такую «ракету» я держал в руках: она оказалась брезентовой. Выяснилось, что чуть не у половины сержантов роты они хранились в загашниках. В танках первого послевоенного поколения обитаемые отделения не обогревались, хуже всего приходилось механику-водителю: в боевом отделении все-таки рядом теплая моторная перегородка, а у него со всех сторон и в непосредственной близости – только промерзшая сталь. Работая рычагами, конечно, не замерзнешь, но в перерывах между движением впору выпрыгивать из люка и бегать вокруг машины, чтобы согреться.

Умельцы нашли простое и эффективное решение: списанный укрывочный тент разрезался на полосы, из них сшивался широкий рукав, один конец которого проволокой закреплялся на решетке выходных жалюзи, а второй или засовывался в люк заряжающего, или (когда механик-водитель управлял танком в положении по-походному) привязывался у него над головой. Вентилятор гнал в «кишку» поток горячего воздуха, на рабочих оборотах наддув был настолько мощным, что та изогнутой трубой вставала над башней.

Понятно, что с этой самодеятельностью боролись еще жестче, чем с соляркой в радиаторах, поскольку при негерметичности системы выпуска можно было и угореть. Периодически устраивались внезапные проверки-досмотры с изъятием, а иногда показательным разрезанием в лоскуты нештатных «обогревателей». Но через некоторое время «ракетные установки» опять появлялись в полях.

Нельзя сказать, что «кишка» была местным изобретением, шили их и в строевых частях, особенно там, где трескучие морозы. О них, например, рассказывал мой товарищ, начинавший офицерскую службу в Ленинградском военном округе. Там, где служил я, тенты не резали, не было предпосылок: зимы стояли относительно теплые, а техника перегонялась на полигон в межсезонье. Но однажды этот опыт все-таки пригодился.

Зимой 1990 г. дивизия начала перевооружаться на «семьдесятдвойки». Пришел приказ готовить Т-55 к передаче: технику боевой группы направляли в Прикарпатский военный округ, учебно-боевой – на заводы капремонта. Я тогда уже командовал первым, «учебным», взводом и, соответственно, отвечал за возврат техники из учебного центра. Кроме моих машин на полигоне находился один танк второй роты, который безвыездно стоял в ТОГе – танковом огневом городке. На нем проводились тренировки по управлению огнем и приведению оружия к нормальному бою. Его тоже следовало перегнать в ППД (т.е. пункт постоянной дислокации). Честно говоря, за эту машину я не беспокоился – пробег небольшой, аккумуляторы живые, моторесурс не расходовался. В общем, «сел, завел и поехал».

Одни из последних «полстапяток» дивизии перед отправкой в капитальный ремонт. Танки имели комплект динамической защиты – хорошо видны бонки для ее установки на верхнем лобовом листе. На машины учебно-боевой группы она не навешивалась, хранилась в боксах батальона в парке боевых машин. Орджоникидзе (Владикавказ), май 1990 г.

Стали проводить контрольный осмотр. Механик-водитель открутил пробку радиатора… И тут у нас с ним одновременно вырвалось короткое, но емкое слово – в горловине вместо антифриза стояла ледяная каша! У меня от волнения защекотало загривок, ведь разморозить двигатель на танке боевой группы, да еще накануне передачи в другой округ – это ЧП. Немного обнадеживало то, что шуга – все же не лед. В системе явно была не вода, а сильно разбавленный антифриз. Судя по всему, какие-то умники из полигонной команды слили дорогую жидкость из радиатора. Слить из всей системы побоялись или просто не сумели, и долили до уровня из речки в расчете на то, что никто не заметит. Значит, произошло это еще летом, и прямые виновники, скорее всего, уже убыли на «дембель». Впрочем, виновник в подрыве боеготовности всегда найдется.

Решил попробовать слить этот коктейль из системы. Механик выкрутил пробку на днище, затем полез в боевое отделение открывать кран. Жидкость не потекла: как минимум сливной клапан все-таки прихватило. Пришел прапорщик, начальник ТОГа. Я ему под горячую руку высказал все, что думал сейчас о его подчиненных и о нем самом. Проблему это, конечно, не решало. Надо было попытаться отогреть моторно-трансмиссионное отделение. Запуск штатного подогревателя исключался: если в патрубках системы ледяные пробки, то прогорит котел, а нам только пожара не хватало! Прапорщик принес настольный электрообогреватель «Ветерок» – такие были у связистов в радийных машинах. Для обогрева «кунга» его производительности вполне хватало, но трансмиссию танка (учитывая, например, что змеевик системы охлаждения расположен в масляном баке) мы бы грели неделю.